За спиной у санитара раздались тяжелые шаги. На пороге возник обрюзгший мужчина лет сорока с недовольными свиными глазками. В этих глазах и во всем облике майора было что-то удивительно неприятное.

– Вы кто? – уставился он на Лену. – Вы зачем?

– Лотарева. Вы мне звонили.

– А, Лотереева! – Майор оживился, свиные глазки загорелись.

– Лотарева.

– Неважно. Пойдемте на опознание.

– Но я уже…

Майор оставил ее слова без внимания, просто развернулся и пошел в глубину покойницкой. Ничего не оставалось, как проследовать за ним. Даже со спины Мелентьев показался ей каким-то фальшивым, словно он изображал другого человека.

На этот раз тело, накрытое простыней, лежало на каталке посреди комнаты. Санитар привычным жестом откинул край простыни, и Лена снова увидела Олега. Она подошла ближе, снова вгляделась в неподвижное лицо мужа. Знала, что это не приведет ни к чему хорошему, но не смогла удержаться.

Глаза, закрытые тяжелыми синеватыми веками, чистый высокий лоб, губы…

Сердце защемило, в ушах застучала кровь.

– Вам, может, этого, нашатыря? – запыхтел сбоку Мелентьев.

– Нет, ничего не нужно, – ответила Лена как могла твердо. Не хотелось выказывать слабость перед этим человеком.

– Значит, подтверждаете, что это ваш муж?

– Да, я же уже опознала его. – Лена опустила взгляд на шею Олега, туда, где вчера увидела два странных кровоподтека.

Сейчас их не было. Шея была ровного, чуть желтоватого цвета. Как же так? Лена закусила губу. Она точно видела вчера эти пятна!..

– Что значит, уже опознали? – Голос майора отвлек ее от пятен. – Когда это вы успели?

– Вчера. Сразу, как приехала.

– Вчера? – Мелентьев изумился, но не только. Что это, неужели испуг? – Как приехали вчера? – не отступал он. – Вчера же не было поезда. Вы что-то путаете.

– Ничего я не путаю. У вас бумаги в руках, посмотрите сами, там есть моя подпись.

В руках майора действительно была вчерашняя картонная папка, та самая, что у Маклакова.

Он открыл ее, перелистал.

– Н-да, действительно, протокол опознания подписан. Как же вы вчера добрались?

– На нижегородском поезде до Симакова, а оттуда на машине. Так и добралась.

Майор уставился в угол и пошевелил губами.

– Ладно, раз опознание уже провели, пойдемте ко мне в кабинет. Там подпишете остальное.

– А что еще нужно подписывать?

– Там много еще чего. – Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.

Вошли в кабинет.

Сосед Мелентьева сидел на прежнем месте.

– А где Маклаков? – прищурился майор.

– Его несколько дней не будет, у него жена ночью родила, – проскрипел сосед. – Представляешь, снова девчонка!..

– Юрий Николаевич, – насупился Мелентьев, – не хочешь пока в буфет сходить?

– В буфет? – Тот недовольно оторвался от своих бумаг. – А что мне там делать?

– Что хочешь. Можешь кофе выпить, можешь чаю. Мне с гражданкой побеседовать надо.

– Ага.

Скороходов поднялся, мрачно взглянул на Лену и вышел.

Мелентьев потер руки, сел за свой стол и раскрыл папку.

– Вот здесь вам надо подписать, и вот здесь, и вот там еще. Видите, где галочки.

– А что это за документы?

– Да долго объяснять, и вы все равно не поймете. Это такие тонкости юридические…

– А вы все-таки попробуйте. Раз уж мне их подписывать, хотелось бы знать, что это.

Ей очень не нравился этот тип. Казалось бы, какая разница? Нравится, не нравится – ей же с ним не детей крестить. Но что поделаешь, если этот человек вызывал просто физическую неприязнь. Не хотелось сидеть рядом с ним, разговаривать тем более. Но придется, потому как майор этот явно тот еще прохиндей, и веры ему ни в чем быть не может.

– Ладно, – скривился он, – это постановление о прекращении дела. Нет оснований для его возбуждения, поскольку смерть вашего мужа наступила от естественных причин. Это расписка, что вам вернули его вещи.

– Но мне их пока не вернули.

– Да, действительно. Хорошо, что вы напомнили. – Он выдвинул ящик стола, достал оттуда пластиковый пакет, положил перед Леной. – Вот его вещи.

Вытряхнул все из пакета на стол.

Там был бумажник Олега – она его помнила хорошо, еще бы, сама ведь подарила. Еще телефон мужа, ключи от квартиры, визитница и какие-то мелочи.

Майор сгреб вещи обратно и подтолкнул их к Лене.

– Подписывайте!

– И тогда я смогу забрать тело мужа?

– Забрать? – Мелентьев пожевал губами. Глазки забегали. – Нет, забрать его вы пока не можете.

– Вот интересно! – Лена поставила локти на стол и придвинулась ближе к этому типу. – Вы же говорите, что смерть была естественной, уголовное дело не возбуждено. Так почему я не могу забрать тело?

– Бюрократические сложности, мадам, понимаете? Бумажная волокита. Главное дело, сегодня ведь суббота, завтра воскресенье, никого из начальства нет. Знаете, что я вам посоветую? – В маленьких глазках появилось что-то отдаленно напоминающее заботу. – Вы подпишите документы, и можете ехать домой. Правда, что вам здесь делать в выходные? У нас скучно. Поезжайте домой, а в понедельник приезжайте, и тогда сможете его забрать. А то просто пришлите кого-нибудь. У вас ведь есть кого прислать?

Лене показалось, что перед ней паук, плетущий вокруг нее паутину из слов. Еще немного, и она запутается в этой паутине, не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Постойте! – Она решительно тряхнула головой. – Для начала скажите хотя бы, что с ним произошло. Я ведь пока ничего не знаю, мне никто ничего не объяснил.

– Что произошло? – удивился Мелентьев. – Известно, что произошло: сердце не выдержало. Горничная зашла в номер, а он мертвый лежит. Горничная Иванова, ну да, Нина Иванова. – Он заглянул в папку. – Вызвала администратора, администратор позвонила в полицию. Врач определил смерть от сердечного приступа. Вот, собственно, и все.

– Постойте, а водитель? Вместе с Олегом к вам в город приехал его водитель и по совместительству охранник Сергей Петухов. Где он?

– Насчет водителя, к сожалению, ничего не знаю. – Мелентьев развел руками. – В гостинице он не числится, куда делся – не ясно. Может, ваш муж его сам отпустил.

– Да куда бы он его отпустил? – Лена повысила голос. – Он его специально с собой взял, чтобы машина была. И водитель свой, Олег с чужим человеком не любит ездить. Не любил.

– Насчет водителя вы все-таки выясните у мужа на фирме, – отечески посоветовал майор. – Если и правда он здесь был, объявим в розыск. И машину тоже. Машина небось дорогая, да?

– У меня муж умер, а я буду о машине беспокоиться?

Лена почувствовала, что сейчас упадет на пол и будет кататься и выть по-звериному. Только в эту минуту до нее окончательно дошло, что Олег мертв и она больше никогда его не увидит. Она перехватила взгляд майора. Было в этом взгляде какое-то презрение, даже брезгливость. И что-то еще – страх? Как бы там ни было, этот взгляд ей помог. Уж очень не хотелось быть слабой рядом с этим типом.

Сидит княгиня в верхней светелке, глядит на дорогу. По этой дороге три месяца назад муж ее, Игорь, ушел с дружиной своей в полюдье – дань собирать. В богатую землю ушел, к древлянам. Древлян еще старый князь, господин Олег усмирил. С тех пор они исправно платили дань, не роптали.

Три месяца как ушел господин Игорь, и нет от него ни слуху, ни духу, ни весточки. Ждет его княгиня, и тоска грызет ее сердце.

Казалось бы, давно она за князем замужем, пора привыкнуть: княжье дело военное, часто со своей дружиной уходит – то на хазар, то на болгар, то на касогов. А третьего года даже на греков ходил, на великий город Царьград. Неудачный поход случился, с малой дружиной вернулся князь и почти без добычи. Но что уж поделать, всяко бывает. Ратное дело опасное.

Пора бы привыкнуть – но только на этот раз сердце княгини неспокойно. Сенная девушка принесла фруктов в меду, орехов – отказалась княгиня, не хочется ей ничего, и сласть не всласть без любимого мужа.

Сидит княгиня, глядит в окно, а на дороге пыль поднялась столбом. Не князь ли едет?

Нет, не князь. Издалека узнала бы она его гордую осанку, кованый шелом, парчовую червленую накидку, которую вышила своими руками.

Не князь и не дружина его – едет малое число людей на мохноногих низкорослых лошадках, в одежах мехом наружу, в косматых медвежьих шапках. Во двор княжий въехали, с лошадок своих слезли, шапки скинули и стоят – переминаются, переглядываются. На ногах у них не сапоги, а лапти лыковые, ровно у простых мужиков. Однако на шеях гривны серебряные, на одеждах застежки бронзовые с мордами звериными – видно, что непростые люди. Сами как медведи – косматые, кривоногие, бороды лопатами. Озираются – в диковину им княжий двор, высокий терем, окна с резными наличниками.

Вошел к княгине в светелку старый слуга Асмус, еще господину Олегу служивший, поклонился.

– Кто такие? – спросила княгиня, и сердце замерло, чуя беду.

– Древляне, – ответил Асмус. – Говорить с тобой хотят, княгиня.

Поднялась княгиня, спустилась по крутой лесенке, вышла во двор. Встала перед гостями молча, глядит важно, на посох свой опирается. Ждет, что скажут.

Древляне ее увидели, зашептались. Одного вперед вытолкнули, тот поклонился и заговорил:

– Так и так, княгиня, не обессудь, только мужа твоего мы убили. Больно жаден был. Одну дань собрал, за другой вернулся. Нельзя с одного барана семь шкур драть. Повадился волк на овчарню – всех овец передушит, если его не убить.

Покачнулась княгиня. В глазах потемнело, словно ночь наступила среди белого дня. Но устояла на ногах, только посох чуть не сломала. Не говорит ничего – пропал голос у княгини.

А древлянин увидел, что Ольга не кричит, не гневается, и расхрабрился.

– Мы, – говорит, – вину свою понимаем. Раз мы мужа твоего убили, дадим тебе другого. Выходи за нашего князя Мала. Мал – хороший князь, удачливый. Дружина у него храбрая, терем крепкий, погреба от добра ломятся.

– Хороший, говоришь? – улыбнулась княгиня. Надо же, и голос прорезался!

– Хороший, хороший! – обрадовался древлянин. – Сильный, как медведь! Храбрый, как волк! Будет тебе хороший муж. Ты, княгиня, правда, немолода, вышла из возраста, ну да ничего, видная еще женщина и приданое хорошее князю принесешь. Не сомневайся, выходи за нашего Мала!

– А что, – проговорила княгиня чужим голосом, – вдовье дело известное: некому вдову защитить, некому согреть, некому за нее заступиться. Пожалуй, пойду я за вашего князя. Только пришлите сватов, все честь по чести – с подарками и гостинцами. Княгиня я, не простолюдинка какая.

– Пришлем, пришлем, непременно пришлем! – заговорили древляне разом. Обрадовались тому, как легко дело сладилось.

– Так пошлите кого-то за сватами, а остальные пожалуйте ко мне, будьте моими гостями. Покажу вам, как киевская княгиня важных гостей принимает.

Пошептались древляне промеж себя, послали двоих верховых за сватами, а остальные в дом пошли на княгинино угощение.

Верховые, которых за сватами послали, пригорюнились: не видать им княгининого гостеприимства, не пробовать ее разносолов. Но делать нечего, поехали.

– По нашему обычаю, – говорит древлянам Ольга, – прежде угощения надлежит в бане попариться.

– Отчего же не попариться, – отвечают древляне. – Баню мы тоже уважаем.

Отправились они в баню.

Хорошо княгинины слуги баню натопили, жарко.

Парятся древляне, вениками березовыми друг дружку охаживают. А княгинины слуги заперли баню, дверь колом подперли и подпалили баню с четырех сторон.

– Больно жарко у княгини натоплено! – говорят древляне друг другу. – Видно, сильно нас уважает.

А как поняли, что горят, подняли крик, да только поздно было.

Княгиня сидела в своей верхней светелке, слушала их крики и думала. После глянула на себя в зеркало и увидела, что волосы ее в один день стали белы как снег.

Лена вышла из отделения полиции и побрела по улице, сгорбившись и шаркая, как старуха. Чувство было такое, как будто к каждой ноге привязали по чугунной гире. Хотелось лечь прямо здесь, на грязный потрескавшийся асфальт, и чтобы никто ее не трогал.

Вышла на небольшую пыльную площадь. Похожие друг на друга тетки торговали с лотков разной мелочью: резинками для волос, обручами со стразами, пластмассовыми игрушками, трикотажными кофтами необъятных размеров и юбками немыслимой расцветки.

– Девушка, купи иконку!

Невысокая чистенькая старушка притулилась здесь же со своим товаром. Маленькие иконки, дешевые медные крестики на шнурках, крошечные стеклянные бутылочки с непонятной желтой жидкостью.

– Это у меня маслице освященное, – улыбнулась старушка Лене. – Но ты иконку купи, вот Николая Угодника, он поможет.

– Откуда вы знаете? – вырвалось у Лены.

– А как же! – Старушка всплеснула руками. – Идешь-то ты откуда? Ясное дело, из ментовки. Вид у тебя расстроенный, сразу видно: не по ерунде так убиваешься, по серьезному делу. Стало быть, мужа посадили или еще кого из близких. Вот Николай Угодник и поможет.

– Не поможет, – вздохнула Лена. – Умер муж, ему теперь никто не поможет.

– Свят, свят, свят, – старушка быстро закрестилась, – в церковь тебе нужно.

– Шарфик черный у меня купи! – вступила в разговор одна из теток. – Раз вдова, нужно голову прикрыть.

И уже протягивала Лене черную косынку. Лена машинально взяла, расплатилась, обратила внимание, что денег в кошельке осталось всего ничего. Спросила у теток, где может быть банкомат, и те направили ее в магазин за углом.

В магазине банкомат не работал. Лена купила бутылку воды – отдала последнюю мелочь, едва хватило.

Вода была холодной, и в голове немного просветлело. Во всяком случае, появились хоть какие-то мысли. Что она делает на этих тихих провинциальных улицах, когда нужно что-то решать? Нужно договариваться о том, чтобы перевезти тело в Петербург, дальше похороны, хлопоты…

Да, но этот майор, как его, сказал, что пока тело ей не отдадут, какие-то неустранимые бюрократические преграды. Темнил, вдруг поняла Лена. Темнил, мялся, увиливал, отводил глаза. А может, ей показалось, может, все они такие. Им на все наплевать, они мертвых перевидали множество. А в глаза ему смотреть ей и самой не хочется, уж больно неприятный тип.

Нужно звонить Вадиму, компаньону мужа, одной не справиться. Без мужчины здесь никак.

Она набрала Вадима, и снова телефонный голос ответил, что аппарат абонента выключен. Да что же это такое! Ладно, в отпуске человек, но ведь есть же роуминг.

Она едва удержалась, чтобы не шваркнуть мобильником об асфальт. Еще не хватало остаться без связи. Телефон негодующе пискнул и отключился. Так, это батарея разрядилась, а зарядка в гостинице. Хорошо, как раз туда она и направляется.

По дороге ей пришло в голову, что можно позвонить адвокату. Пусть не приедет сам, но хотя бы советом поможет.

Адвокат у мужа был. Аркадий Викторович Лобачевский, Лена видела его несколько раз. Такой лысоватый, с брюшком, в районе пятидесяти. Взгляд хитрый, словами сыплет, как лущеным горохом, все время ахал и норовил поцеловать Лене руку. Олег тогда посмеивался и говорил, что Аркадий выбрал себе такой имидж, что судить надо не по нему, а на самом деле он человек неглупый и адвокат хороший. Понятно, с плохим Олег не стал бы иметь дело.

Да, с этого стоило начинать, жаль, что она не сообразила раньше. Но номера Лобачевского у нее нет. Это все у мужа, она в такие дела не вдавалась.

Телефон Олега ей вернули, но он давно разрядился, а чтобы включить его после зарядки, потребуется пин-код.

А вот Олегов пин-код она не знает. Да и кто знает коды чужих телефонов и карточек?

Лена допила воду, выбросила бутылку в урну и двинулась к гостинице.

Банкомат нашелся по дороге в небольшом супермаркете. Она сняла небольшую сумму и почувствовала себя увереннее.

Холл гостиницы пустовал. За стойкой скучала уже другая дежурная, моложе, но похожая на ту, первую. Эта тоже напоминала жабу, но вполне симпатичную, молоденькую. Лена вспомнила, как совсем недавно они читали со Славкой сказку о Серой Звездочке. Жабы вообще-то приносят пользу…

Сердце защемило, когда она подумала о сыне. Как она скажет ему, что папа больше никогда не придет? Позвонить маме прямо сейчас? Нет, она должна сама все сказать Славке, и не по телефону. Она обнимет его, прижмет к себе и даст слово, что теперь они будут всегда вдвоем.

– Вам плохо? – Дежурная, видно, заметила, что с ней что-то не так. – Дать вам воды?

– Спасибо. – Лена улыбнулась. – Я пойду к себе в номер, отдохну.

Отдыхать она не собиралась, откровенничать с дежурной тоже. Взяла ключ от номера и поднялась на второй этаж. В коридоре никого не было, но издалека доносился шум пылесоса. Лена прошла мимо двери семнадцатого номера с наклеенной бумажкой – значит, по-прежнему опечатан. Остановилась у своего, восемнадцатого номера.

Она немного помедлила и решилась. Спрятала ключ и пошла на шум пылесоса.

Дверь в двадцатый номер была открыта. Лена тихонько вошла, остановилась на пороге. Горничная ловко орудовала громоздким пылесосом. Лена видела ее со спины. Невысокая, приземистая, рыхловатая, одета в синий рабочий халат. Светлые волосы собраны в хвостик на затылке.

Лена стояла, не зная, что делать. Горничная выключила пылесос и обернулась.

– Господи, напугали-то как! Что случилось?

Невыразительное лицо, белесые коровьи ресницы, нос пуговкой.

– Вы Нина? – спросила Лена сдавленным голосом.

– Нина, – подтвердила та и вдруг догадалась: – Ах, вот вы кто!.. Чего надо?

Откуда такая враждебность, Лена не поняла.

– Вы его нашли. Расскажите, прошу.

– Нечего рассказывать, – грубо оборвала ее Нина. – Все уже в полиции рассказала. Приехали, натоптали, спрашивали-спрашивали, всю душу вытянули. А я что? Я ничего не знаю. Стучала-стучала утром – убирать-то надо, а он не открывает. Думаю, может, ушел уже? Или спит так крепко? Вошла, в общем, а он…

– Как он лежал? – Лена шагнула ближе и схватила горничную за руку. – На кровати? Во сне умер? Или к двери успел подойти? А если стало плохо, почему не вызвал врача? Не успел? Скажите же, мне очень важно это знать!

– Ничего не знаю! – Нина вырвала руку, и в глазах ее мелькнули раздражение и еще почему-то страх. – Близко к нему не подходила, увидела, что лежит, и сразу вниз, к дежурной. Она уж полицию вызвала, а дальше нас и близко к номеру не подпустили.

– Почему не «Скорую»? – слабо удивилась Лена. До нее сейчас все доходило с трудом.

– Так что «Скорую» зря гонять, когда он мертвый?

– Но откуда же вы знали? Вы же к нему не подходили! Может, ему еще можно было помочь!

– Не знаю ничего! – Нина отступила к окну. – Ничего не видела, сразу вниз к Тамаре, а она уже номер заперла и полицию вызвала! Знаете, дама, идите отсюда, не мешайте работать. Трудящегося человека всякий обидеть норовит, знает, что заступиться некому.

– Почему вы со мной так? – Лена почувствовала, что вот-вот заплачет. – Я только что потеряла мужа, не сделала вам ничего плохого, а у вас для меня нет и минуты?

– Не знаю ничего. – Нина как будто ее не слышала. – Ничего не трогала, ничего не брала. А если у вас что пропало, так это не ко мне, я пятнадцать лет на этом месте, и никогда постояльцы не жаловались, не было такого!