Под гимн СССР в шесть часов утра пятого января 1953 года родилась я (Наталия). Папа слово своё сдержал, пил он почти всю свою жизнь, но не постоянно, а запоями. А переживать за маму пришлось бабушке. Бабушка и дед (отчим мамы) были крепкой стеной, за которой мама находила защиту. Михаил, который познакомил маму с отцом, приходил к маме, когда уже я родилась и уговаривал её бросить Виталия,
– Он неисправим, а я твою дочку буду, как свою любить.
Но мама любила отца и надеялась, что он остепенится, хотя он и обижал её. Она рассказывала, что как-то после длительного рейса пошла встречать папу на пароход, он вышел уже пьяный, отстранил её, не глядя, и пошёл со своими друзьями гулять. Мама пролила много слёз. Был и такой случай, бабушка Маня в то время работала управдомами Соломбальской судоверфи, её знали и уважали. Позвонили из милиции,
– Мария Ивановна, заберите своего зятя, а то его ограбят. Мы его задержали в магазине, где он водку покупал, у него с собой целый портфель денег.
По долгу службы он выдавал зарплату команде, но деньги получили не все. Он с оставшейся суммой пошел в казенку, не боялся, что ограбят или потеряет. Характер у отца был противоречивый – трезвый и пьяный – это были два разных человека. Он много читал, память у него была уникальная, мог поддержать любой разговор. Очень любил свою мать, брата и сестру, помогал матери материально, писал хорошие письма из рейсов, всегда работал, содержал семью (пропивал не много по сравнению с заработками). Мои старшие двоюродные сестра Наташа и брат Юра (дети сестер мамы) тоже в начальных классах учились у бабушки в Архангельске. Они вспоминают, что любили моего отца. Наташе он много рассказывал и дарил книги, Юра, благодаря его влиянию выбрал профессию моряка. Бабушку и деда отец побаивался, были у них разговоры, видимо, серьезные, по поводу его поведения. Когда мы жили с бабушкой, я его пьяным не видела. Я читала его письма к бабушке Ларисе, датированные 1956—57 гг., в которых он писал, что работа трудная, особенно когда рыба ловится плохо, мечтал вернуться в Ленинград.
Наша семья на Черном море
Жизнь у родителей текла переменно, то хорошо, то плохо, все зависело от поведения отца здоровья нас, детей. Были и светлые моменты, были и темные.
Мама работала на Соломбальском механическом заводе (СМЗ) инженером по технике безопасности. Отец перевелся из Архангельска в Мурманск, и ходил в море на рыболовных траулерах, рейсы были длинные, по три месяца. Маме не всегда удавалось его встречать и провожать в Мурманске. В письмах к своей маме он жаловался, что не видит, как растут дети, уговаривал Эмму уволиться с работы. Детей в садик в то время было устроить трудно, брали только многосемейных, малообеспеченных и от одиноких матерей. У меня, когда еще брат Петя не родился, была замечательная няня Тамара – молодая девушка из деревни, она училась в вечерней школе, со мной занималась, читала мне книги. А когда появился Петя (28 ноября 1955г.), с нянями нам не везло. Бабушка ещё работала. Мама носила Петю к старенькой бабке, у которой было несколько таких детей собрано. Петя очень не хотел там оставаться, плакал. В обед мама прибегала, кормила Петю и уносила обратно, он визжал, а у мамы на душе «скребли кошки». Дети часто болели, особенно маленький Петя. Няни у него попадались неудачные.
Мы очень любили книжки. У меня была книга Сергея Михалкова" В музее Ленина». Там были картинки с портретами Ленина, Сталина. Я эту книгу знала наизусть: " В воскрестный день с сестрой моей мы вышли со двора. Я поведу тебя в музей – сказала мне сестра…» Я даже сейчас эти стихи помню. Однажды я разукрасила портреты вождей: кому усы нарисовала, кому волосы, брови. Няня увидела, что я наделала и говорит :
– Сейчас же спрячь книгу, за это твоих родителей посадят в тюрьму.
Я так перепугалась, запрятала книгу на нижнюю полку этажерки, под другие книги, и никому не сказала, мне было лет пять. Помню как какой-то ухажер няни ломился в нашу дверь, а мы и няня сидели за железным крючком и дрожали, дверь тряслась. Потом он свалился у двери, пришла бабушка с миллиционером, нас освободили из плена, и мы перешагивали через спящего, со спущенными штанами бузотера. Больше эта няня у нас не работала. В конце концов мама уволилась, это был конец 1957 года.
Папу мы видели редко. Папа рассказывал, что Петя так привык считать, что фотография – это его папа, что когда папа пришел из рейса и подошел к нему, он заплакал, и на слова" я же твой папа», принес фото и качая головой, сказал: «Нет, вот мой папа».
Летом 1958 года мы все вместе поехали к Черному морю в отпуск. Отдыхали в Адлере, этот отпуск запомнился мне как самое яркое детское впечатление, мне было пять лет, Пете не было ещё трёх. Каждый день мы ходили на море, купались, в воде плавали медузы. Петя первый раз побежал к морю с криком «Водичка, водичка», но его сбила с ног волна и потянула в глубину, папа успел его догнать и схватить за шорты. После этого Петя воды боялся. Он выкапывал себе яму в песке, нагонял туда воды, так играл в мутной лужице. Папа заплывал очень далеко, его голубая резиновая шапочка виделась с берега, как маленькая точка. Обедали мы в ресторане, тогда там еще можно было заказать кашу для детей. Днем нас с братом укладывали спать, папа пел нам колыбельные песни, которые ему в детстве пела его бабушка Лиза: " Буря мглою небо кроет…» и другие из классики, все на один мотив. Иногда укачивал брата на руках. Как-то на улице мы играли в догонялки, папа бегал за нами с крапивой и меня по ногам ошпарил ей. Я маме пожаловалась. Он меня ябедой назвал, обиделся. Теплыми южными вечерами мы ловили светлячков. Когда мы возвращались из отпуска поездом, я запомнила между родителями такой разговор. Мама сказала:
– Если бы Петя упал под колеса, то я бы тоже под поезд бросилась. А ты чтобы сделал, если бы Наташа упала?
Отец ответил :
– Я бы дернул стоп-кран». Почему-то я запомнила этот глупый разговор.
Итак, мама уволилась с работы и стала часто ездить в Мурманк, когда отец приходил из рейса. Они снимали там жильё. Мама брала с собой Петю, он ещё не ходил в школу, а я училась в 49 средней школе в Архангельске. Там же ранее пошли в первый класс и двоюродная сестра Наташа – дочь Али, и брат Юра – сын Нели. Наташа рассказала мне такую историю из ее школьной жизни. В третьем классе они выступали в Детском доме на празднике с постановкой по сказке «Золушка». Наташенька была хорошенькой девочкой, белокурая и милая. Ей доверили главную роль Золушки. И после этого спектакля дети шептплись, когда ее встречали :
– Смотрите, Золушка идет.
Помню соседей по лестничной площадке Подымниковых Алесандру Александровну и Ивана Сергеевича. У них было много детей. Старший Сергей был женат, мама дружила с его женой Клавой. Помладше его – Шурик и Тамара – они казались нам взрослыми, а дружили мы с Таней и Анной. Таня была одного возраста с моей двоюродной сестрой Наташей Розенцвейн, они вместе учились до третьего класса, пока Наташу не увезли родители. Старшие девочки играли в куклы, шили для куколок одежду, мне с ними было очень интересно. Когда бабушка купила пианино, сначала начали учить музыке сестру Наташу. После бабушки купили своим девочкам пианино Подымниковы. Таня и Аня стали учиться в музыкальной школе, музыка в дальнейшем стала их профессией. Нашу учительницу по музыке звали Ангелина Павловна Звягина. В Новый Год мы ходили к Подымниковым смотреть у кого лучше ёлка, наша мне всегда нравилась больше. Зимой дети много времени проводили на улице, во дворе, на лыжах, на горке и на качелях, прыгали с крыш сараев в сугробы, гуляли до темноты, время проводили дружно и весело. Зимы в Архангельске стояли морозные и снежные. Как-то я лизнула железные качели, язык сразу же примерз, было больно. Дома вечером рассказывали страшные истории, которые передавались из уст в уста, про черный-черный дом, черную-черную комнату… Нам с Петей всегда отмечали дни рождения, приходили друзья. Друзья наши жили с нами по-соседству в том же доме: Подымниковы Аня и Таня, Оля Рашева, Оля и Витя Стукач, Ира и Света Ферины. У нас было замечательное детство.
Стены наших комнат были обиты плотными картонными обоями с выпуклым однотонным рисунком – веточками черной смородины в орнаменте. Сначала эти обои были матовыми светло-горчичного цвета, после ремонта их перекрасили в голубой цвет и они стали гладкими и блестящими.
Я болею. Лежу на детской никелированной кроватке. На стене – небольшой коврик с рисунком из сказки про кота и лису. Но мне всё время хочется провести рукой по обоям под ковриком, обои гладкие и холодные. На табурете у кроватки – чашечка с теплым молоком. Бабушка мне велела, как только начну кашлять, пить молоко, чтобы смягчить горло. Я для себя придумала игру: кашель – это снаряды рвутся, немцы стреляют. А молоко, это речка, в которой наши от немецких пуль прячутся. Помню квартиру. Квартира была коммунальная, мы занимали две большие комнаты, в первой комнате была глубокая ниша, там стоял диван, обтянутый черной кожей, и этажерка с книгами. Когда я уже научилась читать, то любила там зашториться занавеской с книгами. В этой же комнате был выход на балкон. Отапливалась квартира печами. Бабушка утром рано затапливала печь, чтобы, когда мы просыпались, было уже тепло, грела мне одежду, когда я перед школой одевалась, чулочки лежали уже тепленькие. На кухне стояла большая печка с плитой, на которой готовили пищу и пекли пироги. Кухня – общая с соседями, отдельная кладовая комната, там хранилась вся кухонная утварь и заготовки: сушеные грибы, малина, мед и другие вкусности. В сильные морозы под столом на кухне зимовали куры. У всех жителей во дворе дома были свои секции в длинном общем сарае, где хранились дрова, лопаты, санки, некоторые держали там кур. В нашем доме жил директор судоверфи Герман Федорович Дерябин с женой Матреной Ермолаевной. Они тоже держали кур. Матрёна была очень хорошей хозяйкой, у них дома всегда вкусно пахло выпечкой. Она пекла безе из белков яиц, безе у нее получались вкусные, пышные, рассыпчатые, внутри немного вязкие. Она и бабушку научила печь безе.
Бабушка в Архангельске очень интересовалась политикой. Они с мамой слушали вечерами радио, ловили вражеские радиостанции, днем у нас всегда был включен динамик, по которому каждый час передавали последние известия, читали доклады Хрущева, и в конце каждого абзаца говорили: «Бурные аплодисменты! Бурные и продолжительные аплодисменты.» Мне эти передачи не нравились. Я в душе возмущалась:
– Почему же сказали последние известия, а на самом деле ни какие они не последние, каждый час повторяют.
Мы, дети, очень любили детские передачи по утрам «Для самых маленьких», в которых рассказывали сказки, и передачи для школьников днем, такие как «Захар Загадкин». Телевизионные передачи начинались с шести часов вечера в Архангельске. К нам приходили соседи смотреть телевизор. Экран у телевизора был маленький, дедушка установил увеличительную линзу.
Наташа и Петя Меркурьевы
Об Архангельске у меня остались самые лучшие воспоминания. В мае выходили все жители дома и высаживали цветочную рассаду в палисаднике под окнами. Летом мы, дети, ставили спектакли и концерты, рисовали билеты, разносили их соседям. В подъезде делали сцену, расставляли стулья для зрителей и выступали. Мы гуляли с утра и до вечера во дворе. Мне родители купили велосипед «Ласточка», это был девичий велосипед, а велосипед для мальчиков назывался" Орлёнок». На велосипеде я выучилась кататься виртуозно: без рук, ноги на руле, и гоняла по деревянным мостовым лихо. Потом на нем же катался Петя. Иногда ходили купаться на Северную Двину. У берега были вбиты сваи, дно каменистое, и сейчас помню особенный запах двинской воды. Но чаще уезжали в отпуск с родителями или с бабушкой. Отдыхали в пригородах Ленинграда: в Кобралове, Вырице, Павловске. В Кобралове – на даче у тёти Али (сестры мамы), а в Павловске и Вырице снимали дачу. Нас водили по музеям, я очень любила эти поездки. Бабушка и дедушка были гостеприимные, праздники Первое Мая, Седьмое ноября и Новый год всегда встречали с гостями, пекли пироги, готовили разные угощения, накрывали столы. Люди в Архангельске жили гостеприимные, любили угощать друг друга. У Подымниковых мы часто чаевничали из самовара, чай они заваривали не крепкий, на белый хлеб намазывали маргарин. У них на большую семью квартира была отдельная, трехкомнатная. На кухне стоял большой старинный буфет и длинный обеденный стол. У подруги Оли Рашевой на кухне в эмалированных ведрах солились вкусные грибы, грузди. Мы ели их прямо из ведра.
Ещё вспоминается мне, что по весне у нас часто бывали наводнения. Их ждали, укрепляли мосточки. Улицы в Соломбале мостили деревом. Первые этажи домов строили высокие, с карнизами. Но порой вода поднималась высоко и первые этажи заливало. Тогда жители на время перебирались на второй этаж к соседям. Наводнение почти всегда начиналось ночью. Дети ждали наводнения не со страхом, а с интересом, и даже радовались, что не нужно идти в школу. Люди по улицам передвигались на лодках, собирали унесенное водой из сараев имущество. С одной стороны нашего дома за оградой находился небольшой пустырь, а за ним через дорогу стояли параллельно два барака. Половину одного из них занимаиала библиотека. Там работала наша соседка Александра Александровна. В библиотеке был зал, который назывался «Красный уголок». Там проходили собрания и занятия кружков. Дедушка посещал кружок по фотографии. За этими бараками располагалась детская площадка, а если еще немного пройти по улице Гуляева, то далее стояла водяная колонка. Там весь поселок набирал воду для питья и бытовых нужд. Чтобы постирать, нужно было сначала наносить воды, потом воду нагреть на печке, стирали на доске, позднее приобрели стиральную машину. Бельё полоскать возили на санках в больших плетеных корзинах на реку Северную Двину, зимой полоскали в проруби. А потом отжимали вручную и развешивали летом на улице, а зимой на чердаке. В баню ходили один раз в неделю, и белье меняли раз в неделю. Когда бабушка и дедушка работали на судоверфи, мы ходили в судоверфскую баню, ее для этого специально топили в субботу. Баня была небольшая, два отделения, парилка и раздевалка. Бабушка брала с собой сладкий холодный чай в бутылочке с соской, чтобы напоить нас с Петей после бани. Позднее мы стали ходить в городскую баню, там после мытья нам покупали томатный сок. После бани мы заходили в магазин игрушек в Соломбале, и нам там что-нибудь покупали. Запомнила, как мне купили Кота в сапогах и плюшевом зеленом костюме, Пете покупали машинки.
С другой стороны нашего дома по улице, ближе к верфи находилась пограничная часть. Там в казармах жили солдаты. Они для всей воинской части набирали воду в большую бочку, установленную на телегу или сани, которые везла лошадь. Петя и его друг Витя зимой подсаживались на сани позади бочки и так катались. Бочка покачивалась, вода выплескивалась на мальчишек и сразу же на морозе замерзала, и домой они приходили с ледяными загривками. Как-то раз во время обеда у Пети упала на пол ложка,
– Ну. б…, – сказал маленький Петя, поднимая ложку.
– Что ты сказал, Петенька? Где ты такое слово слышал? – удивленно спросила бабушка, поглядывая на папу.
– А солдаты всегда так говорят, когда у них рукавица упадёт, – серьезно объяснил Петя.
Я начинала учиться ещё в старой деревянной школе, потом построили новую, прямо напротив нашего дома на улице Гуляева. Во втором классе нас приняли в октябрята. На школьный передник прилепили маленькую красную звездочку, в центре которой был портрет маленького Володи Ульянова-Ленина.
Когда был Ленин маленький
с кудрявой головой,
он тоже бегал в валенках
по горке ледяной.
Всех детей, у кого был музыкальный слух, записали в хор. Мы пели песню о родине:
То березка, то рябина,
куст ракиты за рекой.
Край родной навек любимый,
где найдешь ещё такой?
Мы были счастливы, что родились в Советском Союзе, где нет богатых и бедных, что у нас счастливое детство, бесплатное образование и медицинское обслуживание, что нас бережет наша милиция. Эти истины нам внушали с детства, и мы искренне в это верили. На празднике Восьмого Марта наш класс рассказывал по ролям стихотворение Сергея Михалкова" А что у вас?». Я говорила тихо, поэтому мне достались слова:
«И спросила Нина тихо:
– Разве плохо быть портнихой?
Кто трусы ребятам шьет?
Ну, конечно, не пилот!»
Мы гордились своей Родиной. Родительское общешкольное собрание в актовом зале заканчивалось концертом. Девочка-старшеклассница пела :
Тот, кто рожден был у моря,
Тот полюбил навсегда
Белые мачты на рейде,
В дымке морской города,
Свет маяка над волною,
Южных ночей забытье,
Самое синее в мире
Черное море мое,
Черное море мое!
Мы жили у северного моря, но песня всё равно нравилась. Дома я пыталась повторить её.
В классе учились дети из детского дома. Помню такие имена: Олег Голубев, Света Евшина, Галя Сафронова, Наташа Андреева, Саша Медведев, Саша Смолин, Саша Баранов. У детей были нелегкие судьбы. Я часто ходила в гости в детский дом. Дети водили меня по своему дому, показывали гостиную, свои спальни, комнату для занятий. Иногда делала там с ними уроки. Их воспитательница следила, как они выполняют задания, читала вслух книги. Дети приходили и ко мне в гости, им нравилась домашняя обстановка.
В третьем классе тех, кому ко дню рождения Ленина 22 апреля исполнилось десять лет, принимали в пионеры. Вместо звёздочки мы, пионеры, носили красные галстуки на шее. При вступлении читали клятву:
О проекте
О подписке