Маленькие дети – рукам тяжело,

большие дети – сердцу тяжело

(народная мудрость)

© Царёва II. А.,текст, 2021

© ООО «Страта», 2021

* * *

Галина Егоровна своему ещё не родившемуся сыну Тимоше вслух читала книги, которые любила сама, включала пластинки с любимой музыкой… Тогда она еще не была Галиной Егоровной, а была просто Галей, в крайнем случае, Галиной.

В 1975 году, когда родился сын, они с мужем купили свой первый бобинный магнитофон «Маяк-202», и Галя записала туда огромное количество классической музыки, которую они с Тимошей слушали. Кормила его грудью – слушали, меняла пеленки – слушали… Тимоша подрастал, и музыка сопровождала его на этом пути.

В детский сад Галя Тиму не повела, воспитывала сама, благо была возможность не работать: муж зарабатывал прилично. Она была молодая, только закончившая институт, а муж был уже опытным мужчиной, старше ее почти на десять лет, и она ему доверяла. Раз сказал заниматься только ребенком, значит, так правильно.

Галя была невысокой, хрупкой, с темными прямыми волосами и голубыми глазами. Она часто улыбалась, и от этого у нее рано появились морщинки у глаз и губ. Муж, напротив, выглядел рядом с ней богатырем – высокий, коротко стриженый, кареглазый, широкоплечий. Несмотря на свою серьезную внешность, он тоже был человеком веселым, остроумным и любил посмеяться. Как такому не доверять?

Она ходила вместе с сыном на концерты в Филармонию или в Консерваторию, куда заранее покупала абонементы.

И сын, вырастая, любил те же книги, что любила она, слушал ту же музыку… Походы в Филармонию или Консерваторию не были для него в тягость. Во время концерта он, такой подвижный и в меру озорной, сидел тихо, полностью погружённый в звуки, и в этом тоже был похож на неё.

Они всё делали вместе. Всегда. Им всё было одинаково интересно.

Ах, какие это были прекрасные годы!

Он прислушивался к каждому её слову и делал всё так, как она его просила. Конечно, случались и неприятности (как без них?) Такой, например, случай.

Поехала она как-то с Тимофеем в ДЛТ, чтобы присмотреть ему сапожки на осень.

Ходили, ходили они по универмагу, и сын, естественно, устал. А тут ещё попалась им по дороге витрина с игрушками. Конечно же, ребёнок остановился у витрины и стал рассматривать игрушки, и оторвать его от созерцания такого «богатства» было невозможно. Понятно, что она могла увести его силой. Проще простого! Схватить за руку и увести. Но не хотелось Гале расстраивать сына. И тогда она решилась пройти по магазинам сама. Она строго наказала мальчику никуда не отходить от витрины.

– Тима, жди меня здесь. Ни вправо, ни влево с этого места! Стой на этой точке, на которую я тебя поставила. Я скоро вернусь. Ты меня понял?

– Понял.

– Обещаешь не отходить отсюда?

И сын обещал. Это ведь мама сказала, а маму надо слушаться, и он об этом хорошо знал.

И пошла Галя бродить по ДЛТ. Осень на дворе, и ребёнку очень нужны сапожки.

Бродилось ей, конечно же, неспокойно. Как там он, её четырёхлеточка?

Вернулась она действительно довольно скоро, но сына на том месте, где его оставила, не нашла. И как её сердце не разорвалось в ту же секунду? Не успело, наверное, потому что она сразу же услышала его голос:

– Мама! Меня повели!

Её мальчика вела за руку женщина в форме работника универмага.

Галя рванулась к сыну, которого «повели», и, оттолкнув женщину от ребёнка, закричала страшным голосом:

– Куда вы его повели?!

– Ах, это вы – мама его?

– Не вы же!

– Спокойнее, пожалуйста. В детскую комнату я его повела.

– Зачем?! Кто вас просил?!

– Меня просить не надо. Это моя работа. Смотрю: стоит беспризорный ребёнок…

– Какой беспризорный?! Вы в уме?!

На её крик подошли люди, проходившие мимо, и мгновенно «включились» в ситуацию.

– Лучше бы спасибо сказала! – укорила Галю одна из подошедших женщин средних лет.

И другая, пожилая, похожая на бывшую учительницу, туда же:

– Разве можно такого маленького оставлять одного?

– С ума, наверное, сошла! – сказал старичок.

Мужчина, стоявший рядом с «укорительницей» (видно, муж её), с возмущением сказал:

– Ещё и ругается!

И совсем уж старенькая бабуля виновато сказала Гале:

– Не обижайся, деточка! Это я побеспокоила человека. Подумала, что ребёнок потерялся. Нельзя такого маленького одного оставлять.

– Да, да, да! – повторяя одни и те же слова, загомонили женщины. – Оставила одного! Зачем? А?!

И тогда Галя стала оправдываться:

– Я его не оставила, а поставила у витрины с игрушками.

– Зачем?!

– Чего с собой не взяла?!

– Мучить его нудной ходьбой по магазину не хотела. Наказала, чтобы с места никуда не сходил.

– Наказала она!

– А если бы его дурак какой-нибудь увёл? А?!

– Да, да, да…

– Взял бы за руку и увёл…

– Наказала она!..

– Я обратила внимание: стоит мальчик по стойке «смирно», как солдатик всё равно.

– Удивительно!

– Нельзя ребёнка одного оставлять и всё тут! – строго подытожила пожилая женщина, похожая на бывшую учительницу.

И Галя пообещала никогда и нигде не оставлять мальчика одного. Пообещала людям, которых не знала и на которых поначалу даже обиделась за их, якобы, вмешательство не в свои дела.

«Бывшая учительница» тогда похвалила Галю, назвав её «умницей», и со словами «вот и разрешилось недоразумение» ласково погладила мальчика по голове.

– Слава Богу! – сказала она.

Гале еще долго было мучительно не по себе. Получалось, что люди вокруг хорошие, а она одна – хуже всех…

Этот случай запомнился ей навсегда… Пройдёт много лет, а Гале, Галине и Галине Егоровне при каждом недоразумении в жизни сына будет вспоминаться крик его маленького: «Мама! Меня повели!»

Хороший он был мальчик, добрый, забавный. Конечно, каждому родителю кажется, что их ребенок хороший, и не просто хороший, а самый лучший…

Однажды, к примеру, Тима, которому еще не было пяти лет, попросил:

– Мама, сделай мне крылья.

– Какие крылья? – не поняла Галя.

– Бумажные.

И пояснил, указывая на соседский балкон, где в тот момент сидел на стуле старичок:

– Чтобы я мог полететь на тот балкон. Я прошу тебя: сделай!

– Зачем же тебе туда лететь?

– Там дедушка Наум живёт. Я хочу к нему слетать. Он просит.

– Давай так договоримся: когда ты вырастишь, станешь лётчиком, вот тогда и будешь летать.

– Не могу я сейчас к вам прилететь! – кричит Тима старичку с балкона соседней квартиры.

– Почему? – якобы не понимает Наум Оскарович, известный профессор-литературовед и лингвист. – А когда сможешь?

– Когда вырасту и стану лётчиком. Тогда прилечу к вам на самолёте.

– Буду ждать!

* * *

Спать маленького Тимошу обычно укладывал муж. Часто сын просил его рассказать о море, о кораблях.

– Не уходи, папа, посиди со мной ещё немножко.

– Я посижу, посижу, а ты глазки закрывай и засыпай.

Тима закрывает глаза.

– Я всегда, когда закрываю глазки, вижу корабли, корабли…

– Здорово! – говорит муж.

– Вот, ложись со мной на подушку и закрой глазки, закрой! Закрыл?

– Закрыл.

– Видишь корабли?

– Да, да, корабли! И много как! Да какие красивые! Ну, давай спать. Во сне еще больше интересного можно увидеть.

Тимофей быстро засыпает, а утром рано просыпается.

– Мама, какой мне сегодня сон приснился!

– Какой? Расскажи.

И Тимофей охотно рассказывает:

– В некотором царстве, в некотором государстве жил один мальчик. Вот пошёл он гулять. Идёт он, идёт себе и видит: на дороге электричество лежит. Электричество было страшное-престрашное! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Взял мальчик это электричество в руки… Дальше не буду рассказывать, а то ты испугаешься.

– Да, лучше не надо, если что-то страшное, – соглашается мама.

– Очень страшное!

– Тогда точно не надо.

– Не буду.

Потом они умываются, завтракают и идут гулять. Потом обед, и тихий час.

Перед дневным сном Тимофей просит маму рассказать ему «сто сказок, но только новых», и Галя начинает придумывать сказку. Придумывает, придумывает, а потом уже и придумать ничего не может, лопочет какую-то ерунду, пока, наконец, сынок не засыпает.

* * *

Мама с папой часто спорят о чём-то непонятном для Тимы. Мама говорит тихо, а папа кричит так, что ушам больно.

– Что ты так кричишь? – спрашивает мама спокойно.

– Я не кричу! – кричит папа.

– А что же ты делаешь?

– Я так разговариваю!

Иногда на крик папы выходит из своей комнаты бабушка (мамина мама) и говорит тихо, но уверенно:

– Кричишь, мой друг, кричишь.

– У меня голос такой, – уже извиняется папа.

– Да? – удивляется бабушка. – А похоже, будто у тебя переломы всех костей.

Тут включается в разговор Тимофей:

– Мама, ты подкинь папу рукой. Подкинь, подкинь – я тебе говорю.

– Это зачем? – уже улыбаясь, спрашивает папа.

– Мама тебя подкинет, и ты полетишь вверх на крыльях.

– Откуда же у меня крылья возьмутся? Я не птица и не Ангел какой-нибудь.

– Папа! Какой ты непонятливый! Мама тебя подкинет вверх, ты полетишь, потому что у тебя сразу вырастут крылья. Ты станешь Ангелом, а Ангелы не кричат.

– Галя! Ты уж тогда подкинь меня. Подкинь, подкинь! Хочу Ангелом стать.

Мама делает вид, что подкидывает папу, тот делает вид, что летит.

Тимофей смеется.

* * *

Никто не ожидал, что слова Тимы про папу-ангела очень скоро станут пророческими… Когда Тимофею было пять, папы не стало… Он умер в один день (вернее, в ночь). Еще утром в субботу сходил в магазин, хвалился, сколько всего купил… А вечером ему стало плохо… Вызвали скорую, которая ехала три часа. Папа сидел на диване, хрипло дышал, а в груди у него что-то булькало. Тима стоял перед папой, обнимал его и не понимал, что происходит, но чувствовал, что-то очень плохое.

– Папуля, хочешь я тебе стишок прочитаю? Или вот, возьми моего тигренка.

Тима был готов сделать, что угодно, и отдать самое дорогое, чтобы папе стало лучше.

Врач скорой сделал папе укол морфия от боли, но лучше не стало. Папу увезли в больницу. А утром позвонили и сообщили, что в пять утра от умер от обширного инфаркта… Ему не было еще и сорока лет…

* * *

Свекрови Надежде Васильевне о случившемся горе сообщила по телефону сама Галя. Та восприняла это тихо, и в этой страшной тишине еще больше обозначилась трагедия.

– Приезжай ко мне, – после долгого молчания попросила свекровь.

Галя в полузабытьи вызвала такси и поехала.

Дома у свекрови они вместе кричали и рыдали от горя. Свекровь обнимала ее и говорила:

– Одни вы теперь у меня осталась, ты и Тимочка. Приезжайте, пожалуйста, поживите у меня. Пожалуйста!

Галя пообещала, но на следующий день у нее поднялась температура до сорока градусов, и она слегла. Через три дня температуру удалось сбить, но с кровати она не встала. И не вставала больше месяца. Лежала и смотрела в одну точку. Всю работу по дому делала её мама, которая и за ребёнком смотрела, и за своей дочерью ухаживала. А Галя физически ощущала, что душа её умерла вместе с мужем. А без души тело жить не могло и не хотело. Все чаще приходили мысли о самоубийстве… И вот однажды, во время очередной бессонной ночи, она как в бреду встала с кровати и пошла на кухню. Вынула из коробки с лекарствами пачку снотворного, высыпала их все на ладонь… В это время из комнаты раздался голос сына:

– Мама! У меня ушко болит!

Галя вошла в комнату. Тима сидел на кровати.

– Мама, не делай этого…

– Что, сыночек?

– Не знаю… Просто не делай…

Не мог он видеть и знать, что хотела сделать мама. Почувствовал просто…

И тут, как переключатель щелкнул внутри. Галя пошла на кухню и выкинула таблетки в ведро. Не получилось у неё оставить сына без себя. Не смогла она это сделать, потому что этого не захотел маленький Тимочка, Тимошенька, Тимофей – кровиночка её ненаглядная. Да и Бог не позволил.

И только тогда смогла снова поехать Галина к свекрови. Как та прожила этот месяц, непонятно… Детей у нее больше не было, муж-подводник давно пропал без вести в Баренцевом море, и пришлось переживать это непереносимое горе в одиночестве. Галя даже и не узнала ее сразу: худая, сгорбленная, почему-то почти оглохшая… Галя обняла ее и долго не выпускала. А Надежда Васильевна будто вся спряталась на груди невестки и затихла. Так они и стояли в прихожей…

После этого Галя минимум раз в неделю приезжала к свекрови, привозила продукты, кроссворды, на которые та отвлекалась. И эти встречи стали частью жизни одной и второй женщины.

* * *

Галина мама, Наталия Саввишна, не получила должного образования. Родилась она в бедной семье почти сразу после революции. Вместе с родителями была загнана в колхоз, где и прожила до войны. Во время войны была эвакуирована. Замуж не вышла. После войны приехала в Ленинград, работала на стройке сварщицей. От завода получила комнату в трехкомнатной коммуналке, и это считалось удачей. Через несколько лет, в пятьдесят втором родилась Галя. От кого, так и осталось покрыто тайной… Галя росла, росла, и выросла, а Наталья Саввишна доработала сварщицей до пятидесяти лет и как работник вредного производства ушла на пенсию. Но дома сидеть не захотела и пошла работать в городской архив архивариусом, перекладывать бумажки с места на место. Получала аж тридцать рублей…

Галя вышла замуж, и Наталия Саввишна дала возможность поменять свою комнату вместе с двухкомнатной квартирой Галиного мужа на трехкомнатную, поэтому и жила вместе с «детьми».

Без мужа Гале было не поднять сына, и она была вынуждена идти работать. До рождения сына она этого не делала, как мы уже знаем, только училась в институте Герцена на филологическом факультете. Потом сразу вышла замуж. Муж работать не пустил. Потом рождение сына, его воспитание… И вот теперь… Приходилось начинать то, чего она не умела… Через знакомых устроилась работать в ПТУ учителем эстетического воспитания. Мама и свекровь помогали, как могли. Наталья Саввишна отдавала всю свою пенсию и заработок, а свекровь почти всю, оставляя себе лишь немного.

Сын ни в чём не нуждался. Кормила она его всегда хорошо и разнообразно, и одет он был не хуже других детей, а порой даже и лучше. Она научилась шить. У сына появились новые курточки из вельвета, брючки из парусины… Вещи были модные, красивые такие, что мамы соседских детей, а потом и одноклассников сына интересовались, откуда такая одежда. «Где вы «достали» такую курточку (или брючки, или рубашечку)?» Тогда в магазинах ничего не было, и всё надо было «доставать». Но «доставалой» Галя была никудышным, и потому у неё не было выхода, как только самой «крутиться во все стороны»: и работать, и шить, и вязать, и готовить для сына вкусное и полезное, и читать ему, и играть в те игры, которые ему нравились, и в Филармонию ходить…

* * *

Конечно, Тимофей и капризничал, бывало, и ногами топал. Тогда очень хотелось Гале схватить его и как следует надавать по заднице, но она сдерживалась и применяла проверенный трюк: отходила грустная, садилась в кресло и закрывала лицо руками. Вот этого Тимофей боялся больше всего. Он бросался к матери со словами любви и