В качестве дополнительного источника дохода братья Дмитриевы собирали металлолом, благо в 30-е годы его было не мало, но принимали в пунктах приемных в определенных пределах по размеру и они затаскивали большие обломки во двор, а отец после работы разбивал молотом на более мелкие части. Много мужчин послевоенного времени способны были работать молотом? Собирали металл, больше, вдоль железнодорожного полотна и по берегам рек и залива. Действительно, бегали по крышам вагонов. Наверное, притормаживали поезда не бескорыстно, но дело было полезное для всех. На деньги, вырученные от сдачи металлолома (кроме расходов на голубей и корма, конечно, своих текущих), покупали самые дешевые и не нужные никому пластинки, разбивали их об угол стола и сдавали в утиль, буквально, сетками. Со справкой о сдаче утиля покупали уже модную пластинку, которую вечером крутили, собирая целую танцплощадку. Вкусы были достаточно известные. Песня-шлягер «Ах, С-а-аша, ты помнишь ночи наши, в Приморском парке, на берегу реки…». Незатейливые мелодии. Конечно, все знали и Зыкину, и Утесова, и Шаляпина, и Русланову. Как сформулировала бабушка уже в 60-е годы прошлого столетия, «жили весело» и в деревне и в городе. Эту пластинку слышала и я на том же патефоне. Потом она куда-то исчезла, а от патефона уже в 80-е годы остался только ящик. Наверное, молодой муж внучки соседки бабушки Олюшки, вдовы военнослужащего, имевшей «похоронку» на мужа, в отличии от бабушки, имевшей извещение о пропавшем без вести в боях под Сталинградом, заменил чье-то ржавое «нутро» на бабушкин без пользы лежащий «хром». Иголки для пластинок затачивали вручную всегда. Наверное, этот довоенный опыт использовался при сборе макулатуры в 70-е годы, когда сдавали «за справку», не брали и тех копеек, которые предусмотрены были государственными органам, и покупали какой-нибудь исторический роман или другие малоиздаваемые книги. Я тоже собирала макулатуру и сдавала. Именно тогда я прочла Коллинза «Женщина в белом». Сюжет-то классический: сёстры, не знающие об этом, а смысл – наследство, обеспечивающее приличиствующее проживание. Матери девочки судьба её была достаточно безразлична, сама имела необходимый минимум удобств, а законную наследницу спасла подружка-родственница от смерти в дурдоме вместо сводной сестры. Денег своих не увидела всё равно. Этот же вариант использовался с подбором двойников и у меня, когда спортсменку очень похожую на меня выдают за инженера, но, «инженер» – «синий чулок» (я) слишком физически не соответствовала «облику» потомства «царского». Герберта Уэльса, в 24 томах, стоявшего на полке у соседей, трёх женщин, Обе дочери не были замужем, а соседка преклонных лет дразнила их кота валерьянкой, но тоже не имела детей. Осилила я, усидчивая девочка, фантастику только до 6 тома и то не «от корки до корки». Летающее яйцо, правда, упоминала не единожды. Разве поезд Сапсан не напоминает в носовой части острый конец яйца? А скоростные самолёты с клювом орла? Считалось, что сберегаем гектары леса, помогаем издавать классику, делая бессмертными людей талантливых. Лесные пожары были редкостью. Партизанское движение не пресекалось пожарами в годы ВОВ, хотя поля с посевами и выжигались, деревни – до тла, город Ленинград бомбился ежедневно и никто не сомневался, что Бадаевские продовольственные склады около Обводного канала горели «по наводке». Долго ещё жители копали землю пропитанную сахарным песком, заливали водой и кипятили здесь же, сливая сладкую воду. Не секрет, что и прокипяченная земля содержит столько всякого гадкого, что расстройство желудка почти обеспечено. Но это была пища. Всем «сверху донизу» верилось в скоротечность войны, хотя Финская война только-только закончилась с большими потерями и рядом «неожиданностей». Фраза «Война всё спишет» была весьма популярна и использовалась и в шутку и всерьёз, вошла в художественные фильмы.

Трамваи в довоенном городе ходили только до Обводного канала и бабушка даже держала некоторое время свою козу. На козе, как признался отец, читая стихи С. Маршака уже мне, катались, конечно, верхом. Не отрицал дед, что и на «колбасе» трамвайной катались, как в кино. Но надо понимать, что силы физические позволяли. Надо было быть очень глупыми, чтобы пытаться кататься на лифте с внутренней стороны оградительной сетки в доме жилом «на руках», как мне рассказали уже в 70-е годы. «На слабо» ведутся мальчики, читающие добрые книжки и которым не объясняют, что жизнь человеческая дорогА, хотя паук в сказке об Иване Царевиче и загадывает загадку о ценностях, что, мол, самое дорогое. С третьей попытки Иван догадывается сказать «жизнь». Увы, дети-подранки во все времена очень часто ведутся на «слабо?». Девочки любят посмеяться над «маленькими». Знаю об утонувшем в детском лагере мальчике от первого брака своей матери уже в 80-е годы, который, стараясь закалиться, как учил отчим, прыгал в воду на речке с плота-настила для купания, но без присмотра физрука, что никто «не заметил», и, как оказалось, этот летний «бассейн» не имел дна (не восстановили после зимы). Воспитатели «отдыхали» в тесном кругу с чаем и конфетами! Сколько безответственных людей оказались в одном месте сразу! При нашей низкой рождаемости и без войны погиб ребёнок, как бы, несчастный случай. Никого даже серьезно не наказали, а ведь налицо предательство интересов Родины. Надо бы до конца дней жизни всех лишить права занимать даже самые низкие руководящие должности, но это из области фантастики и мечтаний о «новом человеке», когда немцев и немок переселяли в Казахстан, на Украину, из городов, где многие выходили замуж, родили много детей, которые подрастая уезжали учиться в города России, в т.ч. и в Ленинград. «Дети за родителей не ответчики», – говорил И.В.Сталин до ВОВ. Находили родственников, приезжали братья и сёстры… Наверное, у них были «смешанные чувства» к местному населению, включая и меня, как и других, особенно из числа всякого рода «подранков», ведь дети из разведенных семей тоже были и бесправны и беспомощны. Родители были почти чужие люди, старавшиеся создать опять «семью». Знаю и отца, заступившегося за дочь, которая состояла в браке в наглецом-подлецом, но закончилось это потерей работы отцом и, следовательно, бедностью, т.е. его бесправным положением в силу материального неблагополучия. Дети от первых браков в любом веке – соседские. Не факт, что «родным» и общим с новыми мужьями и жёнами будет жить легче в сравнении с «чужими», но практика «платы» из государственного кармана в виде ежемесячного пособия за ребёнка, которого берут бездетные по разным причинам или просто из-за денег, «на воспитание», всё же достаточно пагубна, что-то вроде мины замедленного действия. Получилась «любовь родительская» за деньги. Дети приобретают опыт жизни за государственный счёт да ещё и с благодарностью от власти. Воистину, «битый небитого везёт», как учила старая русская сказка про лису и волка. Сталин называл себя «Отцом народов», но и Карл 1 Великий назывплся «Отец Европы», который ввел единую письменность и монету, был просвещенец и объединил всю Европу, ввел Христианство повсеместно, но сыновья и внуки разрушили империю, а Людовик окончил дни в монастыре. Человек слаб и жаждет славы и власти. Нацисты хотели «весь мир». В Китае военная дисциплина «сработала». Рождаемость ограничивали даже экономическими мерами. В Индии меры были более жесткими, а при наличии культа секса, не из-за этого ли погибли отец и дочь Ганди?

Бабушка моя, Ефимия Фоминична, как назвал её поп, в первое причастие когда-то, ведь мама её иначе как Фишкой не называла, как известно, лучший способ ничего не рассказывать – это ничего не знать, подрабатывала швеёй-надомницей на своей швейной машинке Зингер до ВОВ. Вспоминала, что складывала в корзину готовые изделия (детские платьица) и ставила утром на крыльце, а шофер грузовичка забирал и оставлял другую, с заготовками. Ничего не пропадало. Все деревянные части от этой машинки они сожгли в годы блокадные, машинку же взяла с собой в эвакуацию уже в 1943 году. В 1942 пытались выехать, но не получилось и вернулись обратно. Вернулась в Ленинград вместе со своей машинкой, нашла чугунную станину и установила машинку обратно, но на другой, самодельный, столик и не стала придумывать никакие дверцы и ящички. Вот только защитный колпак ей сделали, наверное, из какого-нибудь таза. Ею играл и правнук. Потом вывезли уже на мою дачу. У соседки же, шившей профессионально, машинка была в полном комплекте. Мне довелось увидеть у свояченицы второго брака отца, Елизаветы Селезневой, машинку с качающимся челноком. Машинка пережила не только войну, но и революцию. Кому-то отдали. Шили сами мало. Это тоже была машинка их матери.

Когда обязали перед войной женщин, чьи дети уже выросли, работать на заводах из-за малочисленности мужчин и чтобы не скучали, то и бабушка поступила работать на завод, Это был «Красный треугольник», но у конвейера проработала 3 года и …застудилась. Женщина родила семерых детей, жила и в деревне, хотя и использовала наемный труд, но имела «свой дом» и забот было, конечно, тоже не мало, однако, обтяжка задников галош мокрой холодной резиной у конвейера в продуваемом помещении оказалась и ей не по силам. Комиссия определила ей 2 гр. инвалидности из-за плохого владения ногой. Знаем, что и после войны многие застуженные лечились и парафиновыми прогреваниями, и разогретым мелким речным песком, отцу жена поясницу утюгом гладила. Другая бабушка (по линии матери) пользовалась растиранием с прозвищем «огонек», от которого некоторые просто, буквально, бегали, так жгло. Это же средство использовали и некоторые отцы однокласниц. На подоконниках растили красный жгучий перец. Красивые гроздья стручков украшали подоконники и на них же настаивали водку как для растираний, так и для приёма внутрь.

«Если б не было войны», то бабушка всё также могла бы и шить «для дома и семьи, подруг», вязать для всех желающих иметь вязаные вещи повседневного пользования, что и долгие годы после войны было достаточно популярно. Она и шила платья на двоих с приятельницей-родственницей почти до самой своей смерти. Та покупала материал, а бабушка шила два платья. Всем хорошо. Содружество… Этим и зарабатывали «на жизнь» многие женщины уже в военные и послевоенные годы, используя для перешива старые платья и пальто умерших и погибших. Военное и послевоенное поколение были, преимущественно.. меньшего «размера» по отношению к сытому довоенному населению, когда и за сохранение семей боролись все общественные организации и это было «пунктом» в планах-программах работы. Привычка «оглядываться» на мнение руководства, партийное, профсоюзное и других общественных организаций, включая армейские женсоветы, сохранялось, пожалуй, чуть ли не до перестроечного временив 80-е, т.е. госпереворота.

Дедушка и бабушка не были под влиянием самоуверенных довоенных новоначальников разного ранга, убеждавших не иметь «лишних» запасов дома, не иметь декоративных собачек-дармоедок, не пользоваться духами, другими пережитками прошлого, т.е. «барства». У бабушки была баночка румян, которые использовала и как помаду, мужчины пользовались одеколонами, но в разумных пределах и в целях дезинфекции, например, после бритья. Похвастаться тем, что ни разу не порезались, хотя усы и бороды были не в моде, никто из них не мог, конечно. В парикмахерских одеколон не запрещался и был просто отдельной услугой. Помним, что в худ. фильме «Крепостная актриса» отражено, как царский брадобрей, ни разу не поранивший кожу царя, получил дворянский титул и большое имение с крестьянами в придачу.

Двоюродная сестра бабушки, в замужестве Лизунова, тоже с мужем и двумя детьми перебрались в славный город Ленинград. Была её мужнина родня до революции и во времена НЭПа ещё богаче, имели молочный заводик, и на первое время – к моим деду с бабкой поселились, конечно. Дядя был младше отца на два года и помнил о переезде, что ехали медленно, с вещами в телеге, что заночевали где-то на полпути и что хозяйка домика поставила на ночь корытце с нарубленной травой и ещё чем-то на скамью, как оказалось для… тараканов. Их было на потолке видимо-невидимо. Они не трогали никого и спускались только ночью, к узкому и длинному корытцу. Наверное, она их периодически сметала и сжигала в печи, но, как видим, «дрессировке» поддаются и древние жители планеты Земля.

Уже в начале 60-х, когда снимали дачку-сарайчик в курортном и очень модном в те годы п. Репино (берег Финского залива), бабушка, что называется, «сдала экзамен» на вязание крючком, связав мне моднющую ажурную панамку с полями и даже жестко накрахмалив её самостоятельно. Дед, наверное, трудоустроил бы её «по здоровью» в бухгалтерию, как он сформулировал накануне войны: «…не знает, но деньги пересчитает», возразив гл. бухгалтеру на замечание, что не знает бухгалтерии жена совсем. Обычно бухгалтерами и работали женщины и мужчины с какой-нибудь инвалидностью, ограничениями по состоянию здоровья, в т.ч. и с плохим зрением даже. Так, моя одноклассница всю жизнь проработала бухгалтером, имея очки-линзы, родила троих детей и пережила мужа-водолаза намного. Какое-то время даже и главбухом удалось поработать, перед Перестройкой, на заводе, где работал всю жизнь отец, правда..