4. Побег

«От счастья сбежать можно и даже несложно. От беды – никогда». М. К. Кот, «Дневники и записки».

Утро было мучительным. Надо заметить, что это жестокое время дня я вообще никогда не любила. А сегодня отчего-то ещё и проснулась совершенно разбитой и даже измученной. Похмелье, практически.

Мамино: «Тебе на работу совсем не пора, я так понимаю?» – настроения не улучшило.

И куда мне деваться? Рассказать о больнице и слушать весь день лекции о собственной жуткой никчёмности? На работу теперь не сбежишь: туда меня просто не пустят, в мессе Миша-дизайнер ехидно об этом уже сообщил.

А в Питер я не поеду, ещё вчера твёрдо решила. Нечего даже пытаться, нет-нет.

Вот люблю я загонять себя в такие безвыходные углы, просто профи.

Сползла с постели, мысленно попытавшись найти пути к бегству. Не смоглось. Поплелась умываться. На часы и смотреть не хотелось, но огромный настенный циферблат на кухне назойливо лез мне в глаза. Смирилась и посмотрела.

А ведь я успеваю ещё…

Как же страшно решать… Как же жутко решиться.

Будь что будет, поеду! Сама погуляю по городу, отдохну и в кафе посижу, гордо выключив телефон. Наверняка уже Кот позабыл обо мне, сгоряча просто ляпнул и выкинул из головы. Чего мне опасаться? Питер город большой, не найдёт меня Марк и не догонит. А больной И.О. Король точно стоит немного развеяться.

План родился, и я побежала. Зачем-то напялила (под мамино громкое фырканье) тёмно-бордовое платье-футляр, когда-то давно, в другой жизни, пошитое мне мастерицей-подругой. Ни разу ещё не надевала его и даже не знала, насколько мне в нём хорошо. Вдохновилась, впервые за последние пять лет накрасилась, стащила из маминой косметички тушь, помаду и тени. Она у меня красавица: яркая брюнетка с вишнёвого цвета глазами, крупными локонами тёмных волос, безупречной фигурой, не тронутой возрастом. Я же папина дочка. Разве что грива в маму: её тоже много, густая копна. Только уже совершенно другие: непослушные, пепельные, вечно стремившихся к бунту пружинки. Стоило их распустить, как все сразу пытались завиться в какое-то безобразие. Но воли я им не давала: выпрямляла или носила строгий гладкий круг из спиральной косы на голове.

– Ты куда это собралась?

Мама моя была женщиной не только красивой, но ещё и умной. Чрезвычайно.

– Вообще-то, у нас день как бы рабочий.

– Вообще-то, не очень похоже.

Притворно вздохнула, призвала все свои актёрские способности, смастерила скорбную мину.

– Мне вчера спонсоры соорудили замечание. А сегодня важные переговоры. Вот, делаю вид.

Глаза мамины загорелись в ответ, ярко сигнализируя: «Я тебе говорила!»

Ну да, выговаривает постоянно: «Следи за собой, ты не женщина, ты организм среднего пола!» Только мама моя никогда не работала. И понять, что такое восемнадцать рабочих часов из суточных двадцати четырёх, она просто не в состоянии. К счастью, наверное.

Поцеловав её нежно в лоб, накидываю серый (конечно!) вельветовый пиджак на плечи, ныряю в серые туфли, хватаю серую сумку, мельком смотрю на себя в наше зеркало. Вижу какую-то хмурую незнакомку.

О! Ещё одна только деталь совсем забыла. Приличные отдыхающие женщины носят свои драгоценные украшения. У меня даже есть. Сама себе как-то купила.

Возвращаюсь на цыпочках (мама верит в приметы), тихонечко достаю из крохотной своей шкатулки пару серёжек. Серебряные, в виде маленьких раковин с чёрными жемчужинами. Снова всё серое, но вот так уж повелось в моей жизни, увы.

Ещё раз взглянула на часы Чёрт! Как назло, я абсолютно везде успеваю. Даже если пешком идти к остановке автобуса, даже если ползти на коленках – успею. Ладно, сомнения прочь.

Я шагнула в лифт со странным ощущением. Как будто бы на эскалаторе: один только сделала шаг, меня подхватила незнакомая могучая сила и понесла навстречу волнительному и неизведанному. Вверх ли, вниз? Что я приму там, в конце пути? Куда несёт меня, вы скажите?

На автобус я чуть было не опоздала и бежала за ним метров сто. Как умудрилась? Учитесь, записывайте и запоминайте: по городу нужно выбрать самый длинный маршрут, заблудиться в трёх старых соснах, потеряться, включить навигатор, зайти в тупик улицы, попытаться залезть на забор (в платье, колготках и на каблуках). Если станет совсем невмоготу, можно ещё ключи уронить и потом их искать на газоне. Я справилась.

Растрёпанная, изрядно вспотевшая (шеей и лицом, дезодоранта там не было), я вломилась в остановившийся автобус, чихая и кашляя от уличной пыли, выслушала лекцию о том, что вот так водитель не делает никогда, но девушка, поскольку приличная, пассажиры просили, и он таки смилостивился.

Оплатила проезд, упала на мягкое автобусное сидение и выключилась.

Я себе обещала подумать над жизнью в дороге. Обещала вести себя очень прилично и даже разумно. Смешная. В двадцать семь лет измениться – утопия. Так и быть мне всегда человеком по имени «Приключение на всю голову».

Кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Открыла глаза, увидела очень недовольного водителя.

– Девушка! Автово! Мы приехали, вы что, пьяная?

– Давно и практически безнадёжно.

Встала и вышла, действительно ощутимо покачиваясь, с трудом понимая вообще: где я, что со мной? Проспект Стачек. Ага. Разворачиваюсь и иду. Куда? К метро. Зачем? Я собиралась прогуляться по городу.

Питер. Поздняя персидская сирень во дворах. Солнечный день. Суматошная пятница.

И я – никому не нужная, нелюбимая серая цапля двадцати семи лет. Я ковыляла к метро и отчего-то расплакалась, очень горько, размазывая остатки косметики по лицу и вызывая сочувственные взгляды случайных прохожих. Одна-одинёшенька. Спотыкалась и дальше брела.

На подходе к горчично-жёлтому павильону станции «Автово» уже не было сил даже плакать. Достала из сумки бумажный платок, вытерла макияжную былую свою красоту, высморкалась и поползла дальше. «Поволоклась», как мама моя говорит.

И только войдя уже внутрь, я внезапно сообразила: время то самое. Пропавший вдруг Кот может ждать меня в условленном месте: в вестибюле станции, на звезде, в самом центре, под куполом.

Ноги вдруг стали ватными, захотелось опять убежать. Психичка ты, Илона Олеговна, явная. Всё равно нет его там, и быть просто не может, уймись уже.

Шаг, другой. Короткий спуск по лестнице. Ровно четыре ступени. Звезда мозаичная на полу, строго в середине круглой площадки под куполом вестибюля. И сто́ящий в её центре мужчина, внимательно смотревший в свой телефон. Ещё шаг, он поднимает глаза, мы встречаемся взглядами. И я понимаю… что зря.

Я напрасно шаги эти делаю, нужно разворачиваться и бежать или провалиться сквозь землю. Закрыть руками лицо, раствориться в толпе, испариться. Потому что прямо сейчас я пропаду.

Этот… человек Котом быть просто не мог, он право на то не имел совершенно. Потому что это для меня было бы слишком жестоко, несправедливо, ужасно, смертельно.

Мужчина, поймавший меня взглядом, был абсолютным моим идеалом. Рост, размер, прищур чуть раскосых глаз, нос, подбородок, улыбка и даже одежда. Вот как будто бы кто-то мстительный и очень злой поковырялся в мозгах у Илоны Король и слепил это чудо.

Он существует, реален, стоит как ни в чём не бывало и пристально смотрит на заплаканную и взъерошенную идиотку – меня.

Нет. Простите высокие силы, Господь Бог или ты, мироздание, но больше я так не могу.

Развернулась и побежала. Куда? Мне было неважно. На край света, подальше, зарыться в песок с головою, умереть там от голода и от тоски. Прочь, прочь! Ни видеть, ни слышать, я не хочу больше мучиться. Быстро!

В сумочке надрывался телефон. Звонок, другой, десять, пятнадцать. А я бежала.

Со всего маху вдруг налетела на огромного толстого мужика, подвернула лодыжку, почти что упала.

Остановилась, приходя понемногу в себя, выхватила трубку из сумки, нажав на приём, всё ещё плохо соображая, что происходит.

– Просто остановись. Ты меня слышишь? Стой, где стоишь.

Его голос. С незнакомого номера он прозвучал как луч солнца в ночном кошмаре моего помутнения, как тонкая ниточка разума.

Я стояла и плакала снова. Горько, навзрыд, прямо посреди тротуара на проспекте Стачек. Клапан плакательный во мне был открыт накануне? Вот и получите.

Уже спустя пару минут чьи-то крепкие руки обняли, прижали к широкой груди. Я зажмурилась. В нос ударил очень лёгкий запах полыни, дорог, самолёта.

– Что ты с собой сотворила. Люсь? Ну как оставить тебя, скажи?

– Ты пропал.

Две ладони обняли лицо, медленно отрывая меня от стремительно намокающей толстовки.

– Я же сказал тебе – прилечу. Это что значит?

Какая же я идиотка. Нет, конечно, в мою гениальную голову не пришла эта странная мысль: он летел в самолёте. Какая там связь? Громко всхлипнула и открыла глаза, через секунду уже понимая, что гибну. Не нужно было мне останавливаться.

На меня тревожно смотрел мужчина из моих тайных снов. Из тех, о которых мы никому не рассказываем.

Русалочий разрез тёмных глаз, русые, слегка вьющиеся волосы. Крупный нос с горбинкой, тяжёлый подбородок с милой ямочкой, резные красивые губы. На голову выше меня, очень широкий, при этом совсем не массивный. От него просто веяло силой. И смотрел он на меня так… как на маленького ребёнка: нежно и крайне взволнованно.

Ну, здравствуй, беда моя новая. Мало мне было. Влюбиться в мужчину с самого первого взгляда, безнадёжно и неразделенно? Могу, практикую, учитесь. Зато успокоилась. Поток слёз сразу как-то иссяк. Выглядела я, наверное, потрясающе: опухшая, мрачная, красная и с осоловелыми глазами.

– Ты же… Кот?

Он улыбнулся, обнажил ряд белоснежных зубов, продемонстрировал ямочки на щеках и добил меня окончательно. Пристрелите Илону Король, чтоб не мучилась.

– Марк Кирьянович Кот. Почему ты сбежала?

Ну что тут ответишь? Особенно человеку, который (кошмарики!), знает размер моих трусиков. Нда…

– Можно я сделаю вид, что тебя не нашла и уеду обратно домой?

Он меня всё ещё обнимал и стояли мы посреди тротуара, явно мешая прохожим. Превозмогая себя, очень медленно отстранилась. Радуйся, дурочка, в твоей жизни были объятия с идеалом. Большего и не жди.

– Так! – встряхнув головой, он сделал вид, что нахмурился и опять широко улыбнулся. – Ладно. Ты традиционно не ела, я тоже. Идём. Я бы, конечно, повёл тебя завтракать в ресторан, да боюсь, ты туда не дойдёшь, дорогая. Сбежишь. Потому – в «Теремок». Вот там всё и расскажешь. Мне твоя встреча не нравится.

Я молча кивнула. А что оставалось?

Только беззвучно страдать.

◆◇◆