– Ты так и не навестил маму, сынок, – упрекнул Петр Сергеевич. – Отец Андрей говорит, что она совсем плоха. Она никого не узнает, отца Андрея всякий раз видит как впервые. Меня узнает через раз. – Голос старика едва не перешел в рыдание. – А как узнает, всегда просит, чтоб я привёл вас с Вадимом. Она помнит о тебе, жаждет тебя видеть, она…

– Ну, разумеется. – Злоба судорогой прошлась по Сашиному лицу.

Петр Сергеевич смотрел на Сашу, в тысячный раз изумляясь, как он похож на Марысю. Они словно разнополые близнецы, разве может быть сын так похож на мать?

– Она твоя мать, Саша… Она выносила тебя и родила в муках…

– Это не делает ее моей матерью. Море – вот моя мать, оно дало мне гораздо больше материнской любви, нежели могла дать эта сумасшедшая.

– Сашенька… – Губы Петра Сергеевича задрожали, он стал похож на беззащитного ребёнка.

Что же это делается? Разве может Саша так ненавидеть мать? И Вадим с похорон Павла ни разу ее не посетил, под разными предлогами отказывается водить к ней Арсения. И как он, Петр, мог недоглядеть?

– Папа, она больна и социально опасна. – Саша понизил голос, но говорил твёрдо. – Ее место в психиатрической клинике.

– Как я помру, вы с Вадимом ее туда и отправите?

– Конечно! На следующий день.

– Я запрещаю вам, слышишь? Это моя последняя просьба. Вы не имеете права не уважить меня. Что с вами творится? Что конкретно с тобой творится? Ты заставляешь меня желать скорейшей смерти твоей матери, потому что я знаю, что мне не суждено умереть в блаженном спокойствии, как тестю. У меня два взрослых сына, но не на кого оставить Марысю.

– Я повторяю, что она больна и социально опасна. Отдать ее в богадельную на попечение знающих врачей – милое дело.

– А я повторяю, что запрещаю! – Петр Сергеевич грозно поднялся с места, но ноги не удержали его.

Саша поспешил поднимать отца. Он обижался на него в детстве, но повзрослев, многое понял. Теперь ему казалось, что он любит Петра Сергеевича. По крайней мере сейчас Саша был напуган и неравнодушен.

– Хорошо-хорошо. – Саша обнимал отца как ребёнка. – Я помогу тебе, держись. Ради Бога, не нервничай так больше. Прости меня. Я сделаю так, как ты хочешь. Ну, а ты настраивайся жить долго. Клади руку мне на плечо, вот молодец.

Этой ночью Вера с Сашей претворялись, что спят беспробудным сном, но оба не сомкнули глаз до утра.

Бренное тело тяжело оседает,

Взлетает последний вздох.

Дыханье предательски покидает,

Время подводит итог.

Жутко так это, но неизбежно,

Мрачность и свет слились.

А мир заживет без тебя по-прежнему.

Не веришь? Да сам убедись!

Не стоит на мир обижаться, что весел,

Ведь он знает главную тайну:

Что каждая черточка в мире чудесна,

Ничто не бывает случайно.

Останешься ты в своих школьных тетрадках,

В фирменном вкусном рецепте.

Останешься в памяти болью ты сладкой,

И горькой, и грустной, и светлой.

Глава 6

Саша нечасто ходил в церковь, поэтому все показалось ему в храме мистическим и необычным. Иконы смотрели на него строго и непреклонно, свечи тревожно вздрагивали, чуя его шаги.

Он сам толком не понял, готов ли рассказать свои тайны отцу Андрею. Также он не мог объяснить себе, зачем он в принципе сюда пришёл. Ясно одно: ноги сами повели Сашу в храм, где он провёл юность. Сейчас уже не верилось, что в юности он пел в церковном хоре. Во многое уже не верилось, и ничего нельзя с этим поделать. Такова взрослая жизнь.

Саша смотрел на красивое убранство церкви, особенно на иконы. Его внимание привлекло изображение Богородицы с младенцем Христом. Строгое чистое лицо Божьей Матери без тени самомнения и кокетства Саша находил достойным восхищения, даже скорбные следы перенесённых страданий придавали чертам красоту и величие. Как Она не похожа и похожа на всех женщин одновременно! Почему-то, глядя на сильную в своей женственной хрупкости Деву Марию, Саша вспомнил о Лидии.

Такая вспышка памяти не показалась ему богохульной. Саша считал Лидию особенной женщиной, которая стояла выше прочих представительниц ее пола. Также как Божья Матерь стоит выше ангелов в Небесном Царстве.

Саша никогда особо не тосковал по Лидии, она была в нем, и ее по-прежнему было слишком много. Сейчас, когда он вернулся домой, Лидии стало ещё больше. Она была в штормящем море, в свежем воздухе, в величии гор. Она пахла так, как пахнет морской бриз, а память запахов, как известно, долгая.

В тесной Москве Лидии было меньше, но даже там его преследовал ее фантом. Она жила в его кошмарных картинах, которые привели Веру в такой испуг в день их знакомства, она жила в его голове. Лидия не умерла, так как ни ангелы, ни демоны не умирают. По крайней мере так говорит Священное Писание.

Лидия не знала как много было в ее жизни Саши. Она-то считала себя свободной как ветер и море. Это было не так. Они были связаны тугой нитью, они были друг для друга всем, пусть даже она этого не хотела признать.

Он был ее тираном, ее творцом, ее самым жалким рабом.

Она была его мучением, его шедевром, его самой наивысшей сладостью.

Они убили друг друга. Они даровали друг другу бессмертие.

Саша воссоздал в своей никогда не прекращающей свою деятельность, беспокойной памяти один из самых волшебных вечеров в своей жизни.

Он плавал в море, закрыв глаза. Саша забавлялся, стараясь победить штурмующие волны, плавание превратилось в борьбу, в которой он одерживал верх.

Но внезапно более проворная пловчиха обхватила его ноги цепкими руками и стала тянуть ко дну. Он сразу узнал ее – больше некому. Никто, кроме них двоих, не заплывает так далеко за буйки. Саша принял вызов, и они завертелись в безумном танце.

– Откуда ты взялась? – усмехался Саша, утирая ладонями лицо. Она вновь победила, но и этого было мало, чертовка обрызгала его и свалила с ног. – Когда ты наконец признаешься мне, что ты русалка, которая обменяла сердце на точеные женские ножки?

– Ну хорошо, я русалка, ты меня раскусил. – Лидия в бессилии откинулась на гальку и смотрела на Сашу с дразнящей улыбкой. – Ты в потустороннем мире, дорогой, где-то за гранью реальности. Тебе нравится в царстве призраков? Не боишься, что я тебя зачарую и погублю? Русалки – коварные создания, если попал в их тиски, считай – погиб.

Саша ничего не боялся, все угрозы свершились. Она зачаровала его и погубила. Убила в нем художника и творца. Повстречав ее, Саша перестал считать красивыми других женщин, а значит, потерял многообразие былого вдохновения. Муза ревновала к Лидии, и с истинно женской мстительностью покинула своего художника. А Сашу совсем не прельщала слава Сандро Боттичелли, неизменно рисовавшего на каждом полотне печальное лицо своей Симонетты Веспуччи. Посему он вовсе перестал рисовать, так как даже морские пейзажи без Лидии выглядели безжизненными и пустыми.

Лидия не меньше Саши была очарована этим идиллическим приютом – живописным диким пляжем. Им обоим была близка разноцветная краса галечного берега, разбавленная мрачной серостью огромных валунов. Было забавно и удивительно наблюдать могущество воды, что подчиняет себе и видоизменяет многовековые камни, с такой ласковой, но твёрдой и уверенной силой. С той властной силой, коей обладает женщина над мужчиной. Саша однажды сказал, что морская вода и камни на берегу – это любовники, поразительно похожие на них. Лидия аж захлопала в ладоши, так понравилось сравнение.

Саша загляделся на музыкальные темно-синие волны. Море успокоилось и отдыхало. И Лидия, как всегда, повторяла настроение воды.

Она сидела на огромном валуне, обхватив колени, и выглядела совсем девочкой. Лицо – задумчивое и мечтательное, она была в одном из своих миров. Саша вздохнул с горечью и разочарованием. Ему не было места в ее мирах, она никогда не рассказывала, каково там. Так же жутко и сюрреалистично, как в его собственной голове? Или же мир Лидии – это райский остров, где властвуют красивые тропические птицы? Или же тихий водопад, вечной песней которого является журчание воды, сравнимое по усладе для слуха только с тишиной?

Саша часами мог гадать, что творится в голове Лидии. Он не был уверен, что хочет когда-либо разгадать ее.

Да, они с Лидией сидели возле ее могилы и говорили о мечтах, которые частично сбылись.

Ветер танцевал в волосах Лидии, Саше казалось, что он мог смотреть на это безумие вечно. Она же любовалась морем.

– Скажи, дорогой, у тебя есть мечта? – Лидия собрала волосы в руку и посмотрела на него своими чистыми глазами, в которых он впервые узрел Бога.

Ты. Обладать тобой.

Именно это он хотел произнести, но что-то в тогдашнем море указало ему, что говорить так в данный момент избито и пошло. Он ответил:

– Да, я мечтаю стать великим художником.

– Как мило. А я мечтаю о бессмертии.

Саше показалось, что море заштормило, когда она это произнесла. Огромная волна едва не унесла Лидию с валуна. Возразило море или выразило одобрение?

– Твоя мечта реальна, в отличии от моей, – продолжала Лидия, словно не заметила буйства волны, море не пугало ее ни при каких обстоятельствах. – Ты способный художник, если постараешься, то прославишься. Начни писать обнаженных женщин, мой тебе совет. Едва ли твои морские пейзажи кого-то удивят, век Айвазовского прошёл. А разврат будет в моде всегда, просто поверь.

Сашу это позабавило.

– Я бы мог нарисовать обнаженную тебя, мы бы прославились в веках, – облизнулся он, вообразив это.

– Как в «Титанике»?

– Типа того.

– Так ты в самом деле напишешь мой портрет?

– Ну, это не так просто, это ж не один час. Нас могут увидеть.

– Ну и пусть видят. Что с того?

– Ты будешь голая, нас поймут неправильно.

– Какой же ты дурень! Иногда это становится совершенно невыносимым. Ты можешь хоть иногда думать о чем-то другом? Я прошу тебя написать обычный портрет. Самый целомудренный. Может быть, тебе удаться обессмертить нас. Я верю в тебя, Саша.

Он отвёл взгляд, потому что сам в себя не верил. Он не сможет написать портрет Лидии – Саша это чувствовал, как ни горько такое осознавать, но ничего не поделаешь. То ли потому, что она слишком прекрасна и ему не под силу передать совершенство ее образа. А может, оттого что он так сильно любит и не сможет подойти к работе профессионально.

Нужно было как-то ей отказать, но Саша не знал как это сделать, не уронив себя в глазах Лидии. Она впервые в жизни сказала, что верит в него, ее глаза так загорелись этой идеей…

– Да, давай, я давно хотел предложить. – Саша расправил плечи. Он не решился отказать Лидии и убеждал себя, что вдохновение придёт во время работы.

Лидия была безмерно очаровательна, когда сидела на валуне дикого пляжа в простом белом платье. Волосы развевались на ветру, грудь тяжело вздымалась от волнения. Это действительно мог быть шедевр, Саша старался, и после каждого раза, когда она позировала ему, уставал так, словно не водил невесомой кистью по холсту, а по меньшей мере разгружал вагоны.

Наконец Саша объявил портрет законченным. Он понял бессмысленность своего желания улучшать его до бесконечности.

Павел сказал, что поза походит на памятник русалочки Андерсена в Дании. Вадим же заметил, что поза слишком открытая для русалочки из Дании – та словно зажата, так что у него возникли ассоциации с мифологической Цирцеей. А Саша видел в своей картине только Лидию, оскорбляясь, что его подозревают во вторичности.

Его главным цензором была сама натурщица. Лидия придирчиво посмотрела на картину, пробормотала рассеянные похвальные слова и забыла о ней.

Ее равнодушие сразило Сашу наповал, жизнь потеряла смысл. Это был крах его таланта, крах всего… Тщеславие Лидии передалось ему, Саша рисовал старательно, получалось похоже, у него начала появляться надежда, что он все-таки сумеет. И вдруг…

Скупая похвала Лидии ранила его сильнее самой злостной критики. Она считает его ничтожеством и жалеет. Да разве он в самом деле не жалкое бездарное ничтожество?

Теперь он вглядывался в картину придирчиво, выискивая недостатки. Каленым железом жгло осознание того, что он бездарен и недостоин Лидии. Она скоро поймёт это, если уже не поняла, и разлюбит. И как Саше с этим жить? Он возненавидел свою картину, отказался повесить ее в доме, несмотря на уговоры Павла.

– И все-таки как тебе удалось так передать Лидию? – Павел осматривал картину, часто моргая, словно его сразил нервный тик. Такая привычка была у него с детства и жутко раздражала Лидию. – Так мог бы изобразить ее я, например. Она моя, и я люблю ее. Но как же ты смог увидеть эту особую прелесть лица моей Лидии?

Саша хмуро молчал, его глаза кричали брату, что он идиот. Никогда Саша не верил, что Лидия-таки выйдет за Павла. Такая особенная женщина не может кончить свою жизнь свадьбой с Павлом как героиня скучного романа викторианской эпохи. Павел не подходит ей, он какой-то нудный, Лидия сама сто раз говорила. Она создана для Саши, для его жаркого сердца, сильного тела, всепоглощающих любви и страсти. Саша также говорил ей об этом сто раз. К сожалению, цвет своей помады Лидии выбирает куда придирчивее, чем мужа.

В голову Саши никогда не приходили мысли, что его связь с Лидией является подлостью по отношению к родному брату. Его любовь была выше всех законов мироздания, она была достойна любых жертв как со стороны Саши, так и в отношении других людей. Чувство такой разрушительной силы возникает раз в столетие, любые преграды должны отступать.

Павел продолжал в недоумении глядеть на изображение своей невесты, Саше показалось, что он наконец все понял. Впрочем, мнительный брат всегда принимал все на свой счёт. Павел обернулся к нему, открыл рот, чтобы что-то сказать, но его взяла под руку Лидия. Хватка была слишком цепкой для такой изящной руки, и Павел, казалось, забыл, что хотел поведать брату. Он обнял невесту, которую ошибочно считал своей, и позволил увести себя.

Почему Лидия вообще думала о своём следе в этом мире и считала оставить его таким важным делом? Предчувствовала, что умрет молодой и бездетной? Тщеславие вкупе с гордыней? Или мыслила шире, чем простые смертные?

– Молодой человек, вы последний на исповедь?

Саша вздрогнул всем телом от глубокого голоса полной прихожанки.

– Да, – ответил он.

– Скажите, что я за вами, если что.

– Хорошо.

Женщина тяжело отошла от него, пламя свечей беспокойно затанцевало. Огонь рисовать сложнее, чем море, вспомнил Саша. Тяжко ему далось передать на бумагу оттенки пламени церковных свечей. Точнее, одной свечи в руках мертвой Лидии.

В тот не менее памятный день Сашей владел воистину страшный гнев. Если первое изображение Лидии вдохновили щемящая нежность и гладь морской воды, то второе стало порождением гневной огненной геенны у него внутри.

Павел перерезал вены. Ради чего, а вернее, кого он это сделал? Ради распутной девки! А как она ему, Саше, сказала? Якобы это они виноваты в смерти Павла, и теперь она не может перебороть себя, а укоряющий призрак Павла вечно будет стоять между ними. Подлая гадина! Ей всегда было наплевать на Павла. Наплевать на всех, кроме себя любимой! Память о Павле не мешает ей путаться с Евгением Левиным, тестем Вадика. Он, дескать, разведётся со своей женой и женится на ней, он обещал. Ни черта он не разведётся, надо быть полоумной дурой, чтоб этого не понимать!

Ну, Лидия-то понимала, она умная девочка, которая никогда не строит иллюзий. Просто ее вполне устраивает роль содержанки. Дрянь! Саша до смерти не забудет, как она сказала, что ему не сравниться с Евгением Левиным, он-то, в отличие от Саши, не воображает себя непризнанным гением и умеет делать деньги.

Саша приходил в бешенство, когда осознавал, что Лидия все ещё нужна ему как воздух, и стоит ей поманить пальцем, как он побежит, словно дрессированный щенок. Какого черта он заделался рабом падшей женщины? Отчего ему как человеку творческому и возвышенному не преклоняться перед достойной девушкой, непорочной как малое дитя? Неужели всему виной красота, от которой Саша так зависим?

Лидия сказала ещё, что художник из Саши так себе, а портрет, что он нарисовал, весьма посредственный. Что ж, она хочет войны? Прекрасно. Саша ни в чем не может отказать своей королеве. Сейчас он нарисует другой портрет, что называется, антипосредственный.

Он вспомнил остервенение, с которым замазывал море, камни и песок дикого пляжа на своей картине, оставляя только Лидию. Не иначе его кистью водил сам дьявол. Он творил воистину страшный сюжет, превращая ясные глаза Лидии в навек закрытые веки. Волосы, что развевались гордо и свободно, он заточил в свадебную фату, она смотрелась как клетка или тюрьма. Лёгкое белое платье он приукрасил в свадебное. Обнаженный дикий пляж с бескрайним морем стал гробом, тяжёлым от цветов и декораций. В белые руки Лидии он положил одинокую скорбно горящую свечу.

– Погляди же на своё бессмертие. – Саша торжествовал. – Именно этого ты и заслуживаешь. Ты мертвая невеста Павла, раз он умер бесславно и бесследно, отчего же тебе нужно оставаться жить, даже хоть и на моей картине?

– Господи! – Лидия пришла в ужас, увидев себя в гробу, ее обуял суеверный страх. – Ты… ты тронулся умом. Ты ненормальный. Ты… О Господи! Немедленно сожги эту картину, я приказываю тебе.

– С ума сошла? – Саша и в самом деле расхохотался как безумный. – Это моя лучшая картина, лебединая песня, если хочешь. Теперь нам с тобой можно умереть. По-моему, это шедевр.

– Господи! – только и смогла произнести Лидия.

Она и впрямь побледнела как покойница. Она пятилась назад, отступая от страшной картины, пока стена не преградила ей путь.

– Ну что такое, любовь моя? – Саша улыбался жестоко, новое чувство власти пьянило его, ему удалось приструнить эту женщину. Это оказалось так просто.

– Ты сумасшедший, – опять произнесла Лидия тихо, почти одними губами. – Господи! Это ж надо… Боже мой…

Она закрыла лицо руками.

Саша улыбался. Он чувствовал себя отомщенным за свою отвергнутую любовь. Он отомстил и за Павла. Эта женщина ни во что ни ставила их обоих, одного довела до гроба, а второго – до безумия. А ведь он, Саша, ее действительно любил. Он не считал, что предаёт Павла. Это именно Лидия предала Павла забавы ради и Сашу – вслед за ним.

Теперь он, будучи сам обманутым бессердечной женщиной, понимал, какое зло причинил брату. Жаль, что он уже никогда не сможет сказать Павлу, как ему жаль.

Лидия дала Саше звонкую пощёчину.

– Ты помешанный ублюдок, – бросила она ему в лицо. – Лучше бы ты перерезал себе вены вместо Павла, он был во всем лучше тебя. Я никогда ни капли тебя не любила, более того – презирала и смеялась над тобой. Как художник ты также бездарность. Ты нарисовал единственную приемлемую картину и ту испоганил, превратив в бред сумасшедшего. Тебе необходимо лечиться в дурке. Это наша последняя встреча, не воображай, что ты мне нужен.

Она круто развернулась, чтобы уйти, но Саша схватил ее за плечи и изо всех сил потряс.

– Отпусти, – испуганно-умоляюще прошептала Лидия.

Он подчинился, так непривычно было слышать нотки мольбы в голосе Лидии. Саша ощутил отвращение к этому прекрасному лицу, ему захотелось ее ударить так, чтоб четкая линия рта смазалась и потеряла видимые границы. Он испугался своих мыслей и желаний. Он испугался портрета, который переделывал с таким остервенением. Он испугался самой Лидии.

Саша смотрел на лицо Лидии, и оно расплывалось перед ним. Она уже не была женщиной, которую он любил, не была человеком из плоти и крови, она была его страхом, бесплотным духом, посещающим по ночам детей и впечатлительных взрослых. Он опять поверил, что перед ним стояла русалка – нечисть, богомерзкая тварь, сеющая безумие и гибель. Она была тем, что нужно уничтожить раз и навсегда.

Очередь на исповедь заканчивалась, Саше нужно идти. Иконы смотрели на него строго и угрюмо.