Ян обосновался в комнате, как заправский отпускник. Развесил пару рубашек на спинке стула, чтобы немного распрямились. Сунул чемоданчик под кровать, достал блокнот, внес в него адрес дома, сунул туда использованный билет – для отчета; и время до ночи провел у окна. Кроме местных, никто мимо не проходил. Раза два хозяйка предлагала поесть: стучала легонько, деликатно покашливала. Он был предельно вежлив, соглашаясь, но просил занести в комнату.

Когда солнце, заходя где-то за домом, послало в деревню последние лучи и те, скользнув понизу, отразились в стеклах соседей через дорогу, озолотили цветы в их палисадниках, Ян с удивлением подумал, что подобную красоту в городе не увидишь – нет там нужного простора. Луна явилась сразу же, как тьмой накрыло кустики, цветы, траву у домов, а в окнах напротив загорелся свет. На небо высыпали полные тайн звезды. В установившейся над деревней тишине было нечто волшебное, поэтому глаза стали слипаться, и не заметил он, как уснул, – сказались беспокойства города и систематические недосыпы.

Проснулся с первыми петухами. Они кукарекали во всю силу своих легких, и только глухой не услышал бы. Чуть позже замычали коровы, разбуженные, вероятно, горластыми хозяевами курятников, и потребовали внимания. Позвякивание утвари, поскрипывание дверей и калиток, беззлобные покрикивания соседей вскоре утихомирили крикливую живность. Хозяйка, вернувшись со двора, сновала по дому, вся в трудах, и Яну показалось неправильным отлеживать бока, слушая звуки проснувшегося дома, тем более что он выспался.

– Доброе утро! – поздоровался приветливо, приоткрывая дверь из своей комнаты.

– Доброе и… теплое… с утра. Река так и парит! Когда-то я каждое утро бегала купаться в эту пору, а как мужика не стало, так и не до речки. Но вы сходите. Не пожалеете, будьте уверены! Тут недалеко. Сразу за огородами. Мостки есть. После молочка выпьете с теплым хлебушком – сейчас в духовку поставлю. А, может, парного желаете?

– Спасибо большое, но сначала к речке.

Не из тех он был, кому с первого шага требовалась чашка чая или кофе, чтобы проснуться окончательно. Теплый хлеб воодушевил на ожидание, а парное молоко никаких чувств не вызвало, так как, обычно, предпочитал охлажденное и, желательно, из холодильника. Чуть позже это могло быть восхитительным завтраком… Хозяйка провела его одобрительным взглядом и вернулась к утренним делам.

Никогда он не жил в деревне и не представлял себе, как чудесно идти по росной траве босиком; смотреть, как встающее солнце играет с капельками воды на траве… Шел по узенькой тропке мимо грядок с буйной зеленью, плодовых деревьев с застывшими ветками в обильной завязи будущих поздних яблок, вдыхал свежий чистый воздух и наполнялся восторгом от деревенского великолепия… В конце огорода, вдоль невысокого заборчика, скрадывая его неказистость пышной молодой порослью, стройным рядком тянулись рослые вишни, предлагая желающим ранние полуспелые ягоды. Никто, похоже, не отказывался, так как нижние ветви по ту сторону забора были обобраны основательно и кое-где из травки проглядывали недозрелые светлые косточки… Ян сорвал несколько штук, не удержавшись от соблазна, прищурил глаз и одобрительно посмотрел на умеренные краски раннего утреннего неба, ощутив во рту глубокий, терпкий вкус кисловатых вишен. Неожиданный всплеск воды коснулся его слуха. Послышалось удовлетворенное мурлыканье, и тихая песенка зажурчала, как ручеек, восхваляя окружающую природу. Он был поражен, восхищен и желал непременно увидеть чаровницу, искусно выводящую незатейливую мелодию, поэтому перелез через заборчик и стал продвигаться вдоль него, стараясь не шуметь.

У соседнего огорода точно также рядком стояли вишни, но за ним вдруг оказался крутой обрыв, на склоне которого, вцепившись мощными корнями в землю, уползающую вниз, стояла старая яблоня с раскидистыми толстыми ветвями, и спрятаться здесь не было никакой возможности. Подумал, что можно пройти через чужой огород и выйти на то место, откуда доносится голос, но внезапно оробел. Не сумев сдержать эмоций, сорвал еще несколько вишен, висящих, будто специально перед лицом, сунул в рот, проглотил вместе с косточками, не ощутив вкуса и не осознавая, что ест. Постоял, подумал, затем спустился к берегу в том месте, где стоял, и поплыл, стараясь не шуметь. Что-то вело на этот голос, и он не мог сопротивляться зову сердца… Река вильнула вправо, и поднимающееся над горизонтом солнце осветило для него хрупкую фигурку, стоящую по грудь в реке. Лежащие на воде волосы, расплываясь во все стороны, образовывали огненный полукруг. Девушка смотрела на солнце, будто собиралась унестись ему навстречу, как только закончится ее песня, и водила вокруг себя руками. Чуть слышный шлепок сзади заставил ее резко обернуться, но Ян моментально ушел на глубину, не позволив себя обнаружить, и издали залюбовался длинными ногами и тонкой талией, отчетливо видимыми сквозь толщу чистой воды. Боясь спугнуть, выскакивая, как чертик из табакерки, обнаженную красавицу, а больше всего опасаясь испортить столь неприличным способом знакомства то, что могло бы начаться при благоприятных обстоятельствах; он бросился прочь так стремительно, будто за ним погнались те самые черти. Через несколько десятков метров не выдержал и всплыл вверх брюхом, как снулая рыба. Открытым ртом глубоко вдохнул воздух, стараясь не производить шума. Вновь погрузившись, проплыл еще чуть-чуть и с величайшей осторожностью выполз на берег.

Конечно, увидеть его здесь красотка не могла, но он привык принимать самые жесткие меры безопасности и частенько переигрывал, но "осторожность не повредит и лучше сделать лишние телодвижения, и остаться в живых; чем недоделать и валяться потом в пыли, никому не нужным и хладным". Здесь он немного лукавил, так как и дел-то стоящих пока не имел чести расследовать, но кино в детстве обожал и еще в те годы был впечатлен величайшими сыщиками всех времен и народов.

А пока… Скрываясь за кустами лозы, росшей чуть ли не по всему берегу, нашел полую камышинку и, используя в качестве дыхательной трубки, двинулся в обратный путь. По дну неглубокой реки. На что надеялся, чего хотел и сам бы не ответил. Вел себя, как неопытный подросток, боящийся колкого слова… очень взрослой девушки, и сам удивлялся своему поведению. Сердце бешено колотилось в груди, пока подкрадывался, но, все равно, опоздал – ее уже не было там. Тогда он всплыл со всеми предосторожностями, чтобы осмотреться… и увидеть, как девушка уходит. Возле огородной калитки она обернулась, то ли почувствовав на себе взгляд, то ли по другой причине, а он скрылся в глубине. В его появлении сейчас не было смысла. А кем бы выглядел он в ее глазах? Свистеть, кричать вслед – не тот возраст. Все равно, не вернется. Нет, так рисковать он не мог.

Вернулся тем же путем. К своему берегу. Пересидел некоторое время за кустами, чтобы не случилось конфуза, и отправился пить молоко с теплым хлебом, но мысли о девушке прочно засели в его голове. Теперь он страстно желал увидеть ее личико, ощутить вкус губ, обнять стройную "тростиночку" и прижаться к пожару волос. Неожиданный подарок судьбы: отпуск в деревне, связанный с работой в ближайшие полмесяца, обещал неплохой отдых души и тела. Долго сдерживаемые тайные желания прорвались к жизни со всей страстью молодого организма, заставляя мечтать и надеяться.

«Почему бы и нет? – размышлял, торопливо поглощая пищу и все более воодушевляясь. – Кто откажется от романтических отношений, если повести себя разумно?!»

После завтрака заторопился в сад и, обнаружив удобное местечко под сливовым деревом, откуда хорошо просматривался двор соседей вместе с калиткой, уселся с толстенной книгой… "что-то про марксизм-ленинизм"… до того скучной, что не позволяла отвлечься от главной задачи: наблюдения… Софью в этот день видел всего два раза, но, "о, неслыханная удача", сфотографировал ее лицо. Обрамленное завитками черных волос, до того милое, что сердце защемило от несправедливости, что кому-то досталась такая красота, а его удел – продолжать завидовать. Может, и рыженькая окажется, если не красоткой, то хотя бы симпатичной? Возможно, неискушенная, деревенская девушка-простушка с дивными волосами и приятной фигуркой. По всей видимости, дочь тетки и двоюродная, или какая там, сестра брюнетки.

День нимфы начался ранним утром с обычных деревенских дел, а закончился в сумерках голосом тетки, призывающей явиться в дом. И с этой минуты он желал ее видеть, слышать и на следующее утро встал рано. Настолько рано, как никогда до этого не вставал, чтобы успеть спрятаться и понаблюдать, как милашка идет к реке, скидывает летний сарафанчик, осторожно входит в воду…

Вновь пустились в автономное плавание ее волосы, и он залюбовался этим восхитительным зрелищем… с все возрастающим трепетом впитывая в себя всю ее суть…

Промаявшись, весь вечер, решился на отчаянный шаг и к ночи сплел, и оставил на берегу венок из веточек с ягодами вишни, а следующим утром с радостью наблюдал за ее реакцией. Она удивилась, заметив на тропе неожиданный подарок. Долго рассматривала. Отщипнула ягодку, попробовала, будто сомневаясь, что та настоящая, а венок проносила весь день, и он невероятно шел к ее волосам.

Это так взволновало Яна, что он долго ворочался потом на мягкой пружинистой кровати, представляя ее рядом… в венке на распущенных волосах, но обнаженной, и измучившись за долгую ночь, встал еще затемно. Вышел в сад и, глядя на светлеющее небо и исчезающие понемногу звезды, размышлял, как проведет новый день, что сделает и внезапно его осенило… Как отреагирует она на очередной сюрприз, не знал, поэтому чувствовал себя глупым и трусливым подростком, но старательно рвал казавшиеся черными вишни в свою чайную чашку. Затем пробежал по росной траве в соседний огород и оставил на тропе. Чуть не попался, но успел нырнуть за кусты у берега, когда стукнула дверь и в огород вышла девушка. Остановилась в удивлении, разглядывая неожиданное препятствие, хмыкнула, но дар приняла с явным удовольствием. Съев все до последней ягодки, причмокнула от удовольствия; повертела в руках чашку с незатейливым рисунком и поставила на траву. Осторожно спустилась к реке…

Раздевалась невероятно медленно, будто знала, что за ней наблюдают и любуются, и затем нырнула… Будто птица, сложив крылья, порхнула в речные глубины. Он вздохнул и замер…

Из воды выскочила свечкой. Волосы, повинуясь движению головы, взлетели вверх, опустились за спиной и расплылись полукругом, ведомые легким течением реки. Чувства Яна взыграли и решили за него все. Никогда он не видел ее лица вблизи, но очень надеялся, что владелица роскошных волоси фигуры не может быть невзрачной. Это было бы большой несправедливостью!

– Привет, – смущенно произнес, подплывая к ней, как заправский пловец.

Она повернулась, глянула вопросительно, и он оторопел: таких чудесных зеленых глаз видывать ему не приходилось: в них плескалось южное море, и играли солнечные лучики. Четко очерченные губы дрогнули, чуть изогнулись в легкой улыбке, и она спросила, мягко и напевно:

– Это от тебя вишни и венок?

– Тебе… понравилось? – проскрипел он, почувствовав вдруг комок в горле.

– Венок сам плел? – поднимая вверх брови, спросила девушка. Он не сразу понял, что на свой вопрос ответа не получил. Она же, потерявшись от странных эмоций, внезапно стеснивших грудь, ответила вопросом на вопрос. Сказать, понравилось или нет, вдруг показалось неудобно: будто призналась бы в любви – подобные темы не для нее, однозначно.

– В детстве спорил с девчонками, кто лучше сплетет.

– Интересно… А наши считали это зазорным для себя, – протянула она вдруг рассеянно и опустила глаза.

– Мне все было интересно. Не хочешь погулять… вечером? – более уверенно проговорил он, дотрагиваясь до ее руки кончиком пальца. Она дернулась от неожиданности. Щеки заалели. Уголки губ приподнялись в несмелой улыбке:

– С удовольствием… Иногда в деревне так скучно!

И впервые посмотрела на него иными глазами. Вроде, видела неоднократно. Не только в городе, но и под сливой у соседей. Он добросовестно выполнял свою работу, выглядывая "Софью", а она изредка показывала ему «объект слежки», наряжаясь в дорогие костюмы подруги и черный парик, под непременное ворчание тетки, не понимавшей для чего "весь этот концерт и показ мод в пустом дворе, если не считать заинтересованного пса".

«Притягательные глаза: в серо-зеленую крапинку, будто рассыпаны звезды далекого космоса». Сердечко ее трепеталов предчувствии перемен. Мир наполнялся новыми красками, ощущениями; становился необычайно прекрасным и значимым.

Расстались с сожалением…

День все тянулся и тянулся и, казался бесконечным, но всему наступает конец; и вот они снова вместе: сидят у реки, разговаривают, слушают звуки природы, делятся прошлым… Ее притяжение невозможно выдержать. Он смотрит на нее с обожанием и, осмелев, кладет руку на плечо, целует в щеку, будто случайно, по-дружески, и ждет реакции.

Она не вскочила, не вскрикнула, не выдала пощечину, и он коснулся ее губ, легко, как ветерок или легкокрылая бабочка, и помедлил, не пытаясь расстаться со сладким медом губ. Она вспыхнула, как спичка, и со стоном неудовлетворенности припала к нему. Они целовались, как безумные, пытаясь насытиться. И случилось то, о чем мечтал Ян, тоскуя одинокими ночами. Шквал страсти увлек надолго. Он любил каждый уголок ее тела, боготворил, как сошедшую на землю Афродиту и не стеснялся так называть, не зная ничего о ней: ни имени, ни фамилии, ни профессии. Ничего! Она была его богиней. Его!

– Моя Афродита,– шептал на ушко нежно, и жар опалял чуткие тела, даря неслыханное наслаждение не только ему, но и ей, впервые окунувшейся в мир интимных отношений.

И это было начало марафону страсти.

Девушка не отказывалась от радости единения тел темными ночами, но не видела иной его заинтересованности, и время от времени грустила. Он ни о чем не расспрашивал и знал только то, что поведала сама в первый день целомудренного общения; а впоследствии бросался к ней только с объятиями, пользуясь темнотой; целовал, как одержимый, и увлекал в мир удовольствий. Все было прекрасно в отдельно взятой ночи, но ночи накапливались… Понимание, что все временно и отношения не подкреплены чувствами, стало тяготить ее душу – не такого отношения хотела. Почти две недели одуряющей страсти и… ни единого признания! С горечью стала понимать, что его чувствами руководит не любовь, а…

– Скоро я уеду, – сказал он как-то вскользь, целуя ее за ушком и пытаясь расстегнуть кофточку.

Они только что встретились. Сидели под старой яблоней, где никто не мог нарушить их уединения, смотрели в звездное небо и вдруг он… заговорил. Вероятно, проходящее стремительно время действовало не только на нее.

– Работа, увы! Но буду приезжать к тебе, девочка моя сладкая, как только смогу.

– А зачем?! – поразилась она, отстраняясь. Его слова подействовали, как холодный душ, – ждала особенных слов, которые перевернули бы всю ее жизнь, но произнесенные годились только для кошмарного сна.

– Нужно ли? – продолжила, не скрывая своего разочарования. – Мы – взрослые люди, но ты обо мне ничего не знаешь, я – о тебе, а мне почти тридцать лет. К чему затягивать бесперспективные встречи? Когда сестра вернется в город, отправлюсь к бабушке. Не знаю, насколько, но непременно!

Не собиралась признаваться, что никакой сестры-затворницы нет. Это был не ее секрет и так жестоко подвести подругу, разболтав все детективу, не имела никакого права.

– Но я… я привык… к тебе и не знаю, как с этой… ситуацией справиться. Не покидай… меня! – вдруг взмолился он, пораженный до глубины души ее словами.

– Не знаю, что и сказать… Мы с тобой разные и будущего у нас нет. Прости, мне нужно побыть одной и подумать. «Привык! Не полюбил, а привык!»

Она вскочила и, застегивая на себе пуговки трясущимися руками, стала обходить яблоню. Он бросился следом, попытался схватить за руку, удержать, но не смог: она убежала.

«Рвать отношения рано или поздно придется. Где счастье, любовь, истинный интерес? Нет. И не предвидится».

Невзирая на огорчение тетки, схватила сумку, стала скидывать в нее свои вещи, но на кофточке Софьи внезапно опомнилась и решила перезвонить подруге. Та порадовала: через три дня ее выписывали, и Яна смирилась. Отсидела это время в доме, показываясь во дворе только в образе подруги. На реку больше не ходила. Выслушивать его соображения, уговоры, на которые не желала соглашаться, да и не имела такой возможности, было выше ее сил. В гости к тетке не ждала. Если не желал обнародовать их отношения, то и показывать свою заинтересованность перед зрелой родственницей не станет.

Три недели отдыха вместо предполагаемых двух перестали радовать. Последние дни измучили основательно, но отдыхала она не только по своему желанию, поэтому стоически терпела. В день отъезда, оговорив с Софьей место встречи, распрощалась с родственницей. Надела парик, вызвав тем самым неподдельное пыхтение тетки, переоделась в яркие одежды подруги и отправилась на вокзал.

Ян, не спускавший глаз с соседнего двора не только по заданию клиента, как только увидел Софью с дорожной сумкой у калитки и тетку, утирающую платочком глаза, распрощался с доброй хозяйкой. Рыжая колдунья, похоже, отсиживалась в доме. Подумав, решил, что непременно вернется, как только отчитается перед клиентом, и попробует помириться с обиженной девушкой. Не представлял себе, как сможет обойтись без ее ласк, ставших привычными… и жизненно необходимыми… и "дорога много времени не займет до деревни"… и, "помучившись немного, простит"… Не сомневался, что сумеет уговорить – не рушить то, что уже сложилось между ними. "Ты – в возрасте, я – тоже давно не мальчик. Что нужно нам для полноты жизни? Что такое, чего еще не имеем? Работа есть, отношения… У меня – ты, у тебя – я. Нам хорошо вместе".

Как просто решить все, не задумываясь особо! Появится ли такая возможность и не вмешаются ли небеса в судьбы, дабы изрядно помучить за все неблаговидные поступки и причиненные обиды? Кто знает…

Пользуясь массой свободного времени в пути, написал пространный отчет, не переставая думать о "своей рыжухе"; приложил фотографии. Глядя на них, отметил явное сходство девушек. "Голоса похожи. Фигурки, вроде. Цвет волос разный, но посадка головы, развернутые плечики, глаза… А что глаза? У Софьи не понять, что за глаза, так как сильно прищурены… Солнце постаралось… А так! Сестры настоящие, одним словом". По приезде позвонил Шумскому, но наблюдение не снимал до последнего: пока объект не ступила на порог своей турфирмы.

Встречу назначили на вечер, ввиду занятости клиента. В кафе «Элизабет», самом популярном месте в городе. Оказались за тем же самым столиком – единственным, будто специально, свободным. Знакомая официантка подала кофе и была чрезвычайно мила.

– Судя по тому, что выяснил, слежку можно прекратить, – предположил Ян и подал конверт клиенту. – Ни к чему вытягивать из вас деньги, если все и так ясно.

Кирилл торопливо вскрыл конверт, вытащил наружу все фотографии и в изумлении стал рассматривать, а после сказал то, чего Ян никак от него не ожидал:

– Мило, мило… Красивая девушка… Бесспорно… Очень похожа на мою жену, но, огорчу вас, уж, простите, – не она! За кем же вы следили, любопытно?! Простите, простите, не мое это дело, видимо. Вы перепутали случайно конверты. Где мой?

– К-как?! – поперхнулся Ян. Кофе сразу стал горьким и противным. – Не мог перепутать! Я столько раз провожал жену вашу от дома на работу, обратно, что помню каждый шов, складку на ее костюмах, окантовки на шляпках и цвета. Ее наряды узнаю из тысячи подобных!

– Естественно! – подтвердил Кирилл, насупившись. – Вещи эксклюзивные. От знаменитых кутюрье. Других в природе не существует, поэтому среди тысяч узнавать не придется. Что происходит?! Ничего не понимаю! А о моей жене что-нибудь знаете, кроме ее одежды?!