Глава 4. Чечёткины

2018 год

Дом, где теперь жили Чечёткины, находился в небольшой деревушке. Не в коттеджном посёлке, где селятся состоятельные граждане. Они выстраивают дома по индивидуальным заказам, обносят посёлок высоким забором и ставят шлагбаум. Это была самая обычная деревня, в получасе езды от города на электричке. Здесь особенно ярко проявлялись признаки разделения общества на бедных и богатых. Деревенские старожилы жили в своих старых домишках, выращивали картошку на огородах, держали скотину. Одноэтажные домики перемежались двух-, трёхэтажными особняками, недавно выстроенными гражданами, которые не хотели тесниться в квартирах в городе. У Чечёткиных был такой особняк. Чтобы его построить, Вадик выкупил три землевладения. Земли хватило на большой двор, трёхэтажный дом с бассейном и гаражом на три автомобиля и на сад за домом.

Юлькина комната находилась под самой крышей. Окна выходили в сад и небольшой лесок, начинавшийся сразу за забором. Она никогда не закрывала окно тяжёлыми тёмными шторами, а летом спала с окном, раскрытым настежь. Ей нравилось видеть тёмные верхушки деревьев на фоне звёздного неба и засыпать под шелест листвы, её не пугали даже изредка залетавшие комары. Утром Юльку будили солнечные блики, проскальзывающие сквозь лёгкую ажурную занавеску, свежий ветерок и птичий гомон. Так она любила просыпаться, тогда день начинался светло и радостно. Но не сегодня. Перед сном она непредусмотрительно оставила открытой дверь в свою комнату, поэтому утром её разбудил не щебет птиц, а звучный бабкин голос. Крик долетал с первого на третий этаж. Конечно, Юлька слышала его не во всём регистре, а только отзвуки, но в чём было дело, вполне понятно. Мать опять не угодила бабке с завтраком. Надо сказать, что угодить было невозможно в принципе, потому что бабка чередовала здоровый и нездоровый образ жизни без какой-либо системы. Юлька была уверена, что главным был повод потренировать с утра лёгкие на материной персоне, так как держать в себе негатив вредно для здоровья. Это правило работало на все сто процентов, и бабка в свои семьдесят лет сохранилась просто великолепно. Не поредела даже коса, бабка красила её в чёрный цвет и с возрастом своих пристрастий в причёске не изменила. Хотя упитанная, слегка примятая жизнью старушенция с длинной девичьей косой смотрелась диковато.

Было и второе следствие не закрытой плотно двери. Оно сидело на кровати в ногах у Юли и самозабвенно вылизывало основание собственного хвоста.

– Клёпа, ты что тут делаешь? – заподозрила неладное Юлька.

Абиссинская красавица оторвалась от своего занятия и перевела миндалевидные, подёрнутые томной негой глаза на Юльку. Во взгляде Юлька прочитала, куда ей следует идти со своими вопросами. Потом кошка лениво потянулась, спрыгнула с кровати и не спеша направилась к выходу. А Юлька, прежде чем сунуть ноги в тапки, проверила их изнутри. Так и есть, один тапок мокрый и явственно воняет кошачьей мочой. Юлька схватила второй тапок и запустила им вслед кошке. Не попала. О том, чтобы ткнуть наглую морду в описанный тапок, не могло быть и речи. Это была кошка отца. Она, как депутат, пользовалась полной неприкосновенностью и абсолютной безнаказанностью. Если что-то ей не нравилось, она жаловалась Вадику. И тот принимал меры. Как он её понимал, оставалось загадкой для всех.

– Вот противное животное! – возмутилась Юлька. – Ну, подожди! Доберусь я до тебя когда-нибудь!

На кухне тем временем Нинель Борисовна продолжала тренировать лёгкие.

– Верка, ты меня раньше срока хочешь в могилу отправить?! У меня холестерин! А ты мне с утра блины суёшь, да ещё с маслом, – она брезгливо подняла блин с тарелки двумя пальцами, блин порвался и шлёпнулся на тарелку, в пальцах остался обрывок блина.

Бабка вытерла жирные пальцы белоснежной салфеткой и шумно отодвинула от себя тарелку.

– Фу, куда столько масла?! Я за свою жизнь тарелку овсянки на завтрак не заслужила?! – завела любимую песню бабка.

Мать, ни слова не говоря, принялась варить овсянку.

– На воде или на молоке? – уточнила Вера.

– Ты до каких лет дожила, а кашу варить не научилась! – не унималась бабка. – На молоке, конечно, сама свою отраву на воде хлебай. Да масла туда положи! Клади! Клади! Кашу маслом не испортишь. И варенья туда добавь, и изюму. Куда ты столько изюму сыпешь?! Он же сладкий! У меня сахар!

Юлька спустилась в столовую, пожелала доброго утра, присела к столу и налила себе кофе.

– Бабуль, так у тебя холестерин или сахар? – деловито спросила она бабку, стараясь отвлечь её от матери.

– Тебе-то что?! – тут же переключилась бабка. – Интересуешься, от чего помру? Не дождёшься наследства?

– Ну что ты, бабуль? – улыбнулась Юля. – Я просто переживаю о твоём здоровье. И ещё я прочитала, что холестерин хорошо льняная каша понижает, давай я тебе куплю и привезу из города сегодня. Очень полезно.

– Не буду я эту дрянь есть! Сама ешь!

– Ну, нет так нет. Как хочешь.

В столовой появился Вадик. За последние годы из долговязого нескладного парня он превратился в весьма упитанного солидного мужчину с уверенным взглядом. На голове обозначилась лысина, редкие волосёнки были аккуратно подстрижены и уложены. Он был чисто выбрит, румян, благоухал терпким дорогим одеколоном, который он по старой привычке сначала обильно лил на руки, а потом хлопал ими по свежевыбритому лицу. Несмотря на ранний час, он уже был полностью одет. С костюмом бежевого цвета гармонировала более тёмная, в тон костюму рубашка. Шейный платок дополнял образ. Вообще, Вадик предпочитал носить галстуки. Но в последнее время галстуки отказывались лежать на выступающем животе ровно, не помогали ни держатели, ни другие уловки, галстуки упорно сбивались набок. Поэтому Вадик перешёл на шейные платки. По его мнению, они придавали его облику некую богемность.

Он уселся во главе стола. Тут же подскочила Вера, поставила перед ним большую тарелку с мясной нарезкой, масло, омлет с овощами, горячий французский хлеб и большую кружку с растворимым кофе. Сколько ни пытался себя приучить, но пить варёную кофейную бурду Вадик так и не привык.

Юлька заторопилась, на ходу допила кофе и сунула половинку блина в рот, жуя, поблагодарила маму:

– Мамочка, спасибо, очень вкусно!

Мать подарила ей тусклую улыбку.

Юлька схватила со стула сумку и выбежала из дома. С отцом она предпочитала встречаться как можно реже. Во дворе её ждала машина, подарок отца. Красная «Тойота» привлекала внимание. Юлька предпочла бы что-то менее вычурное, но дарёному коню в зубы не смотрят, и Юлька была искренне благодарна отцу. Хотя это, конечно, была дань Вадиковой гордости, а не забота о дочери. Но Юлька, которая раньше сорок минут шла пешком до станции, потом ехала в электричке и ещё час на автобусе, чтобы попасть на работу, была очень рада машине.

Вадик тем временем с неудовольствием посмотрел вслед дочери и с досадой подумал: «Опять в джинсах, майке и кедах. Очки эти отвратительные… Я такую машину ей купил! В «Тойоте» такой крокодил ездит. Смотреть противно! Гаишники машину отберут когда-нибудь, не поверят, что это её машина».

Вадик поинтересовался здоровьем тёщи и приступил к завтраку. Он хотел было полистать газету «Коммерсант», заботливо положенную на стол Верой, но тут к нему на колени, а потом сразу на стол запрыгнула кошка. Вадик отставил тарелку и ласково провёл ей по спине, та немедленно замурчала и потёрлась о руку.

– Клео, Клеопатра, красавица моя, умница! – растёкся от нежности Вадик. – Ты проголодалась, моя девочка? Опять эта негодная Вера тебя не покормила утром.

Кошка топталась по столу, ловила мордой руку хозяина, размахивала свежеоблизанным хвостом, а Вадик напевал ей ласковые слова прямо в уши. Он на минуту отвлёкся и прикрикнул на Веру:

– Опять кошка голодная! Каждый день одно и то же! Неси сюда паштет, тот, который она любит. Хоть я её покормлю.

Он скинул с блюдца прямо на скатерть нарезанный хлеб, подготовив для кошки посуду.

– Вадичек, я ж её покормила! – всплеснула руками Вера. – Она полчаса назад паштет съела. Остался только сухой корм… Вадик, я паштет сегодня днём купить собиралась.

– Собиралась она! Что ты за хозяйка! Ума нет для кошки кормом запастись! И что ты мне врёшь, что покормила! Я что не вижу! У неё глаза голодные!

Вадик шумно встал из-за стола, вытер сальные губы и раздражённо швырнул салфетку.

– На работу, Вадик? – поинтересовалась тёща, когда он направился к выходу.

– Конечно, Нинель Борисовна, дел как всегда невпроворот. Вы же знаете, без меня всё стоит на месте.

– Знаю, Вадюша, знаю, – понимающе вздохнула тёща. – Иди, а мы тебя с Верой ждать будем. Ты что на ужин хотел бы? Мы сейчас что-нибудь вкусненькое приготовим. Ты вечером приедешь, а мы тебе баньку растопим, хочешь?

– Банька – это хорошо, но я пока не могу сказать, когда вернусь.

– Ну, поезжай! Аккуратно на дороге, касатик наш, – благословила тёща.

* * *

Работа сегодня в планы Вадика не входила.

Он направился в противоположную сторону от офиса, в спальный район. Дом, возле которого он припарковался, тоже был спальным. Вадик здесь спал. Спал он не один, а в компании с очень привлекательной женщиной.

– Мой Вадюша приехал, – обняла его прямо у двери Лара, ненатуральная блондинка хорошо за тридцать. Любовника она встречала в розовом неглиже, распахнутом на пышной груди.

Лара была в том возрасте, когда знаешь цену себе, окружающим людям и самой жизни. Такие субстанции, как искренность, душевное тепло, доверие, любовь, даже влечение и страсть давно потеряли свою ценность для Лары, и на первое место вышли комфорт и личное благополучие.

Вадюша с удовольствием прижал её к себе. То, что он видел, неизменно его радовало: Лара с модной причёской, когда волосы переливаются разными оттенками блонда, длинные ресницы, безукоризненно гладкая кожа и тело, как дрожжевое тесто, такое же белое, пышное, мягкое и лёгкое. И такой же лёгкий нрав, никаких мук, страданий, задумчивости. В общем, ничего похожего на тощую Веру, чья кислая физиономия давно ничего, кроме изжоги, у Вадика не вызывала.

Вадюша прошествовал в гостиную, тяжело дыша после подъёма по лестнице на второй этаж, и плюхнулся на диван. Лара примостилась рядом, расправила на себе халатик так, чтобы оголились ноги, но ровно до тех пор, где появлялись признаки целлюлита.

– Опять твоя жена тебя всякой дрянью накормила, – не оставила незамеченной одышку Лара. – Вадик, она халатно относится к твоему здоровью. С тебя что взять? Ты только о работе думаешь. А вот она, сидя дома, просто обязана создать тебе все условия для полноценного отдыха и здорового образа жизни. Неужели тяжело на завтрак своему мужчине сварить овсянку?! Простую овсянку. А, Пусичка? Ну, скажи, тяжело?

Она поцеловала Пусичка и закинула ему в рот виноградинку.

– Лара, ты же знаешь, им от меня нужны только деньги. Им совершенно наплевать на то, что я ем, что я одеваю, здоров ли я, – с пафосом повторил Вадик давно заученную фразу. – Разве я думал когда-нибудь, что такими равнодушными окажутся самые близкие мне люди. Совершенные, абсолютные эгоисты.

– Пусичка, я так тебя понимаю! – бросилась ему на шею Лара. – Ты всё своё время, силы, здоровье отдаёшь этим неблагодарным людям. А ты, между прочим, уже не в том возрасте, когда можно забывать о себе.

Лара встала, продефилировала мимо Вадика и стала против окна. Вадик имел возможность оценить все прелести её фигуры.

– Задумывался ли ты, что если с тобой что-то случится, то всё, ради чего ты жил, полностью обесценится? – продолжала Лара. – Я уж не знаю, что там у тебя есть! Я никогда не интересовалась. Дом, машина, наверное, какие-то деньги… В могилу ты их с собой не заберёшь, а твои жена с дочкой их быстренько спустят. Можешь обижаться на меня! Но жена твоя – недалёкая особа, а дочь вообще дурочка молодая, ей кроме шмоток и всякого барахла дорогого ничего не надо. У молодёжи ведь ни ума, ни вкуса нет. Обиделся?

Вадик отрицательно замотал головой.

– Ну и пусть! Обижайся! – как будто не заметила Лара движений Вадика. – Кто тебе кроме меня правду скажет? Мне ведь от тебя ничего не надо! Просто у меня душа болит от беспокойства о тебе.

Она положила руку на свой большой бюст в область, где предположительно находилось сердце.

– Я знаю, Вадик, что тебе нужно. Я отдаю себе отчёт, что после таких слов ты можешь ко мне больше не приехать. Скажешь, что я лезу не в своё дело. Кто я тебе? Всего лишь бесконечно любящая тебя женщина. Для меня это будет большим ударом, но всё-таки я скажу. Тебе нужен сын! Не бестолковая дочь, думающая о нарядах, а сын – наследник, надежда и опора. Сын, которому ты сможешь передать своё дело. Свою фамилию, в конце концов. Сын – это показатель успешности для мужчины. Сын остаётся после тебя и продолжает фамилию, род и дело!

Лара выдохнула с облегчением, вроде бы ничего не забыла. Подошла к Вадику и, не затягивая паузу, насмешливо продолжила:

– У тебя с женой как дела обстоят?

С притворной стыдливостью и призывной улыбкой она приникла к Вадику и жарко зашептала на ухо:

– Она тебе сына родить сможет? Хочешь, я тебе рожу сына? Он будет на тебя похож, такой же сильный, умный, красивый… Ты будешь покупать ему игрушки, всякие там машинки, самолётики. Он будет ждать тебя, радоваться твоему приходу, бежать навстречу. У вас с ним будут свои секреты. Ты воспитаешь наследника, будешь гордиться им… Хочешь?

Лара повалила Вадика на диван, и он тяжело запыхтел.

Спустя некоторое время Лара игриво дразнила Вадика, поднося и убирая виноградинки от его рта. Потом, будто поддавшись внезапному порыву, резко обняла, крепко прижав его лицо к своей пышной груди и с надрывом произнесла:

– Вот так и держала бы тебя всю оставшуюся жизнь и никуда не отпускала! Ты сам не понимаешь, какой ты! Ты не такой, как все! Я никогда не встречала мужчин, хоть немножко похожих на тебя! Ты уверенный, сильный, ты умеешь принимать решения. Рядом с тобой я чувствую себя настоящей женщиной… Ты такой красивый!

– Ларочка, девочка моя, – горячо шептал Вадик, – я так хочу остаться с тобой навсегда! И сына хочу! Потерпи чуть-чуть, мы будем вместе! Ты же понимаешь, мне не двадцать лет и у меня есть кое-что за плечами. Нужно думать о последствиях. Я должен правильно поступить с бизнесом. Да вообще, со своим имуществом! Я вкалываю всю жизнь и не собираюсь оставлять всё, заработанное потом и кровью, этим нахлебницам. Я не могу прийти к тебе с одним чемоданом. Если у меня будет сын, то у него должно быть всё! А моя нынешняя семья, так называемая семья, они потребители, эгоисты, мерзавцы, но не дураки. А уж тёща, она вообще страшная женщина. Если она что-то заподозрит, ни перед чем не остановится, запросто мне яду в еду добавит. Поэтому, пока я не подготовил свой развод, мы с тобой будем скрывать нашу любовь от грязных взглядов!

* * *

В это самое время страшная женщина Нинель Борисовна развлекалась от души. Она принимала гостей. Выйдя на пенсию и не имея никаких бытовых хлопот, Нинель заскучала и вспомнила семейное проклятье. Её мать в деревне считали ведьмой, почему бы не объявить себя потомственной колдуньей. Нинель стала развивать свой врождённый магический дар. Был дар или нет, её не волновало вообще, достаточно было врождённой бессовестности вкупе с немалой фантазией, которые позволяли не ограничивать себя и получать удовольствие, мороча голову соседкам.