ГЛАВА 2. СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Глеб Соколов – двадцать девять лет. Высокий шатен спортивного телосложения. Окончил Ветеринарную Академию. Работает по специальности. Любит животных и биатлон. Участвует в любительских соревнованиях по биатлону.

***

– Глеб Дмитриевич, поступил вызов, – заглянула в дежурку Людочка. – Координаты я сейчас вам скину.

– Ну что за ночь? – проворчал Андрей. – Только вернулись и сразу срываться.

– Это наша работа, Андрюха, – поднялся Глеб с неудобного стула. Неудобного для его тяжеловесной комплекции.

Снял с крючка кожаную куртку, подхватил внушительную сумку, набитую всем необходимым для оказания первой помощи животным, и вместе с Андреем направился к выходу из ветеринарной клиники.

– Крупная собака. Доберман, – поспешно вводила в курс дела Люда. Молоденькая операторша вынуждена была почти бежать за врачами. Слишком широкий у них шаг, но мужчины не останавливались, в их деле зачастую дорога каждая минута. – Псу восемь лет. Что-то у него там с лапами.

– На моей тачке?

– Ага. На твоей поедем, – кивнул Глеб. – У моей Subaru бак почти пустой.

Возвращаясь с предыдущего вызова, не получилось разжиться топливом. Две заправки по пути, и обе оказались закрыты.

До нужного адреса добрались за двадцать минут. Вот за что Глеб любил ночные дежурства – никаких заторов на дороге.

Андрюха припарковался у громоздкой Лада Ларгус Кросс с броской рекламой на кузове. Пока Глеб вылезал, друг фотографировал.

– Ты что делаешь? Пошли, давай.

– Телефончик хочу сохранить. Парк проката кайтов, парапланов, паромоторов. Прикольно. Можем сходить как-нибудь, развлечься, – Андрей убрал смартфон в карман джинсовой куртки.

– Прикольно, – хмыкнул Глеб.

– У тебя завтра днюха. Нет, уже сегодня, – глянул Карлов на наручные часы. – Почему бы не махнуть в этот парк?

– Я дорожку в боулинг-клубе забронировал. Ты же знаешь, – остудил его пыл Глеб. – Семь вечера. Не опаздывай.

– Как я могу, Соколов, – набрал Андрюха номер квартиры на заляпанном краской домофоне.

Сигнал открытия преграды в подъезд запищал после первого же гудка. Так часто бывало, обеспокоенные хозяева заболевшего питомца дежурят у окон и входных дверей в ожидании ветеринара и спешат побыстрее впустить Айболитов.

Подниматься на пятый этаж пришлось пешком. Лифт в доме не предусмотрен.

Глеб слегка удивился, завидев на лестничной площадке заплаканную молодую женщину, по виду его ровесницу или чуть младше. Все известные ему хозяева доберманов являлись крепкими серьезными мужиками. А тут такое хрупкое создание. И мальчик из дверного проема выглядывает. Судя по рюкзаку, брошенному в коридоре, ученик начальной школы. Не спит малец, понятное дело, за собаку переживает.

– А у нас Лунтик заболел, – посторонился школьник, пропуская мужчин в квартиру.

– Что ж, раз заболел, будем лечить, – улыбнулся Глеб пацаненку.

Хозяйка провела их в комнату, где на детском одеяле лежал пес. На приход чужаков не отреагировал. Правая задняя лапа сильно тряслась.

Богатый опыт позволял определить – доберман чистокровный, без помесей. Красивый пес. И ухоженный.

– Рассказывайте, – присел Глеб перед собакой.

Пока девушка говорила, он и Андрей проводили визуальный осмотр – зрачки, пасть, уши, живот.

– Мне Лунтик вялым уже с утра показался, – дрожал у нее голос. – Но я не придала значения. У него никогда раньше проблем со здоровьем не было. Да и торопилась я сильно. С сыном в школу, потом на работу. А как вернулась, он лежит. От еды отказывается. Воду ему с ложечки влила. Скулит. И лапа вот… как в тот раз.

– Как в тот раз? – перевел Соколов взгляд на хозяйку добермана. Даже заплаканной, даже в мешковатой футболке и обрезанных старых джинсах она показалась ему красавицей. Темные, почти черные волосы спускались ниже лопаток. Богатое на эмоции лицо. Носик аккуратный, маленький. В больших карих глазах застыла тревога. Тонкие пальчики с бежевым маникюром на ногтях теребят колечко. Не обручальное. И колечко на указательном пальце, не на безымянном.

– Я его семь лет назад подобрала в ужасном состоянии, – пояснила девушка. – Раненого. Со сломанной челюстью. Тогда тоже лапа тряслась. Но после всех операций и реабилитации Лунтик был в полном порядке.

– Сильное отравление? – предположил Андрей.

– Согласен. Все симптомы, – расстегнул Глеб молнию на сумке, переваривая услышанное. – Мы сейчас сделаем несколько уколов, – принялся пояснять он для нее план действий. – Обезболивающее, жаропонижающее, противосудорожное. Возьмем анализ крови и поставим капельницу. Ему должно стать легче.

Девушка всхлипнула, закивала головой.

– Лунтик поправится? – спросил ее сын. Мальчик прижимался к матери, держа в руках резиновый мячик, вероятно, игрушку добермана.

– Мы постараемся сделать так, чтобы поправился, – не стал давать утвердительных надежд Глеб. В его практике случалось всякое.

– Вы сказали отравление? – уточнила красавица. – Но я Лунтику ничего такого не давала. Все как обычно. Каша с вареным мясом.

– На улице отраву слизал, – объяснил ей Андрей. – Такое часто случается. Люди разбрасывают яд против грызунов, а съедают кошки и собаки.

Уколы начали действовать, и Глеб принялся ставить капельницу.

– Вы смотрите, как я делаю, – сказал он девушке. – Потом сами будете ставить. И завтра обязательно на МРТ свозить. При отравлении ядами может пострадать мозг.

– А он завтра уже сможет спускаться по лестнице? – внимательно следила она за последовательностью действий ветеринаров.

– Вряд ли, – догадался Соколов к чему она задает подобный вопрос. Поднять добермана на руки и преодолеть пять этажей с таким тяжелым грузом ей явно не по силам. А мужчины в доме, похоже, нет. – Вам сможет кто-нибудь помочь?

– Я попрошу, – на миг растерялась она. – Попрошу. Договорюсь с кем-нибудь.

– Могу вас отвезти, – предложил Глеб.

Карлов метнул на него быстрый взгляд, но Глеб сделал вид, что не заметил.

– Спасибо большое. Я все оплачу, – обрадовалась девушка. На ее щеках появились очаровательные ямочки. Прелесть просто.

У Андрюхи затрезвонил мобильник, и собака отреагировала на посторонний звук, зашевелила ушами, попыталась приподнять голову. Хороший признак, обнадеживающий. Глеб всегда переживал за мохнатых пациентов, но этого добермана особенно хотел спасти во что бы то ни стало. Ради его милой хозяйки и ее лопоухого сынишки.

– Людмила звонит, – сообщил Карлов. – Спрашивает, когда освободимся. Вызов на Поварскую.

– Кто там?

– Кошка.

– Тогда поезжай, а я тут закончу, – предложил Глеб. – Заедешь потом за мной, или я такси вызову, сам до клиники доберусь.

Андрей взял с собой сумку с медикаментами, выложил лишь лекарства и растворы, которые потребуются Лунтику еще до наступления рассвета. Выписал квитанцию.

Девушка оплатила и проводила его до двери, затем поспешно вернулась в комнату.

– Вы можете пока уложить сына, – кивнул Глеб на мальчишку. Тот прилег на диван и силился не закрывать глаз, но сон брал свое. Было видно, что ребенок скоро уснет. – Капать еще десять минут. Я буду здесь.

– Сева, идем, – позвала она. – Тебе давно пора спать.

– А песенку споешь? – сонно попросил пацаненок. – Про машинки.

– Спою.

Через некоторое время Глеб услышал тихое пение из соседней комнаты. Прислушался. Голос у нее приятный – мягкий, нежный. Он не знал той песни, что она пела.

– Все машинки спят,

Всему миру спать велят.

Вот автобус едет домой,

Вслед за ним троллейбус и трамвай.

Корабль у причала стоит, он спит.

Поезд мчится в док, чтобы спать-поспать.

Все машинки спят,

Всему миру спать велят.

Маленькая Ока спит,

Волга заснула,

Нива уснула,

Мерседес стоит в гараже.

Все машинки спят,

Всему миру спать велят.

Вот мотоцикл – мчится в гараж,

А там уже – скутер стоит,

Он спит.

Фура большая у обочины встала,

Фары свои погасила,

Мотор заглушила,

И спит-поспит.

Все машинки спят,

Всему миру спать велят.

Скорая помощь спит, и горгаз уснул.

Пожарная машина спит,

Она весь день пожары тушила, устала.

Вот гоночный болид – мчится в гараж,

Он весь день по трассе гонял – устал.

А теперь мчится в гараж, чтобы фары свои погасить,

Мотор заглушить,

И спать-поспать.

Все машинки спят,

Всему миру спать велят.

Спи и ты малышка!

– Заснул, – вернулась она.

– Ваш пес тоже уснул, – выпрямился Глеб. На его фоне девушка смотрелась дюймовочкой. – Как вас зовут?

– Яна. Яна Черникова.

– Вот что, Яна Черникова. Заведите будильник. В четыре утра надо обязательно сделать уколы и поставить Лунтику капельницу. Я заеду в десять.

– Хорошо, – стояла она сейчас совсем близко, но смотрела не на Глеба, а на спящую собаку. Он улавливал аромат ее духов – что-то ягодное, свежее.

– Пиратка на картине немного на вас похожа, – взял он с дивана свою куртку. – «Коломбина Аллегретти и Викензо Веккьони», – прочел надпись на раме картины, которую приметил сразу, как они с Андрюхой пришли сюда.

Девушка и мужчина на фоне грозного пиратского фрегата. Полотно погружало, впечатляло атмосферностью, живостью героев. Художнику удалось передать некую правдивую историю. Историю любви и морских сражений.

– Да. Пиратская парочка, – улыбнулась Яна. – Все замечают наше сходство с Коломбиной. Я картину давно купила. На Мальте. Как увидела, не смогла мимо пройти.

– На Мальте? Той самой, что была пожалована во владения госпитальерам императором священной римской империи Карлом Пятым? – блеснул Глеб познаниями.

– Точно, – взглянула теперь Яна на него не только как на спасителя четвероногого друга. – Мальта была грозной пиратской базой. И Коломбина с Викензо жили именно там. Я собираю о них информацию. Получается целый увлекательный роман.

– Интересно, – старался Глеб откровенно уж не пялиться на Яну. – Я пойду. Такси уже подано, – увидел он оповещение в приложении на смартфоне.

– А что за песенку вы пели сыну? – обернулся, стоя уже на пороге. – Я такую раньше не слышал.

– Сама сочинила, – смутилась она.

– До завтра, Яна Черникова, – попрощался Глеб. – Надеюсь, Лунтик справится.

– Я тоже надеюсь, – прошептала девушка. – Мы с Севой его очень любим.

ГЛАВА 3. ВОРОВСТВО

Коломбина Аллегретти – двадцать лет. Циркачка и мошенница. Рыжеволоса. Цвет глаз – небесно-голубой. Живет вдвоем с тетей в бедном районе Калабрии, Италии начала шестнадцатого века. Ничего не боится.

***

– Коломбина, ты вновь пошла на поводу у той богачки?

– Тетушка, я ни у кого не иду на поводу. Смотри, сколько лир мне заплатили только лишь за то, чтоб я притворилась другой, – выложила Коломбина монетки на обшарпанный кухонный стол.

– Дорогая, но тебя могут поймать. И в таком случае наказание будет суровым, – покачала головой Беатрис. – Не спорю, внешнее сходство между тобой и Делфиной определенно имеется. Но неужели ты и правда думаешь, будто синьор Дюзза настолько слеп, что примет тебя за свою дочь? Даже, если он и взаправду подслеповат, ваши манеры, речь, тембр голоса…

– Тетушка, перестань! – эмоционально всплеснула руками Коломбина. – Я просто лежу в кровати Делфины и притворяюсь спящей. Я не разговариваю, не хожу, не сижу, не демонстрирую своих манер простолюдинки. И что видит синьор Дюзза, если заглядывает в спальню дочери? Он видит спящую девушку с рыжими волосами и белой кожей. В ночной сорочке его обожаемой доченьки. Все отлично.

– Зачем ты это делаешь, Коломбина? – вновь принялась причитать Беатрис. – Мы разве настолько плохо живем, что ты рискуешь жизнью ради пары-тройки лир? Ради разврата Делфины?

– Тетя! – сгребла девушка заработанные лиры в ладошку и сунула деньги в тайник, устроенный во вздувшемся от влаги полу. – Почему сразу разврат? Делфина и Энрике любят друг друга, а синьор Дюзза ничего не хочет слышать об Энрике, вот они и встречаются тайно.

– И правильно, что не хочет слышать об Энрике, – проворчала Беатрис. – Синьор Дюзза богат. В его руках сосредоточена торговля шелка по всей Калабрии. Не такого зятя ищет он для своей единственной дочери.

– Пусть они сами разбираются, тетушка, – обняла Коломбина женщину. – А нам лиры не помешают. Это легкие деньги. Лучше накорми меня завтраком и расскажи, как там твой русский граф.

– Скажешь тоже… граф, – смутилась Беатрис. – Ты же знаешь, Ян обычный переводчик.

– Пока да, – весело улыбнулась Коломбина, наблюдая за тем, как родственница начала суетливо накрывать на стол. – Но в округе болтают, им весьма доволен виконт. Кто знает… Возможно, Ян Черников в скором времени станет бароном. А там и до графского титула недалече.

– Если он станет бароном, а тем более графом, то в мою сторону вовсе не посмотрит, – разлила Беатрис крепкий чай в две кружки.

– Не говори так, – надкусила девушка пшеничную лепешку. – Ты у меня красивая и еще молодая. К тому же понравилась его дочурке.

– Гортензии все нравятся, – рассмеялась тетя. – Такой открытый и очаровательный ребенок. Еще и пяти лет нет, а смышленая какая. И она, кстати, ждет, когда ты ей снова покажешь какой-нибудь фокус.

– Обязательно покажу, – пообещала Коломбина и поднялась из-за стола. – Придешь на представление?

– Сегодня не смогу. Извини, милая. Срочный заказ. Двадцать скатертей для виконта.

– О! А заказ, надо полагать, раздобыл Ян? – радовалась Коломбина тому, как ловко ей удалось перевести тему со своих проделок на саму тетю.

– Да, – игриво хмыкнула Беатрис. – Он самый.

– Про новые ленты для меня не забудешь?

– Уже пошила, Коломбина. Отнесла в твою комнату.

– Вот спасибо тебе, – поцеловала циркачка женщину в щеку. – Значит, сегодня на арене я буду блистать.

– Ты всегда блистаешь, дорогая моя, – с нежностью и грустью глядела Беатрис на племянницу. – Марио давно пора поднять тебе жалованье.

– Я так ему и передам.

– Да-да, скажи, мол Беатрис передает хозяину цирка, что он жмот.

– Так и скажу: Марио – жмот, – смеясь, скрылась Коломбина за дверью своей маленькой комнатушки.

В этом доме все было маленьким и ветхим – две комнаты, гостиная, кухня, прихожая, веранда. Крыша кое-где протекала. Все требовало ремонта. И она мечтала накопить денег на хороший ремонт. В этот дом еще можно было вдохнуть жизнь. Оттого и соглашалась время от времени притворяться синьориной Делфиной Дюзза. А еще не гнушалась подворовывать. Там ложка серебряная, там чашка фарфоровая, там кошель в чужом кармане или кулон на чужой шее. Она ведь акробатка и фокусница. Гибкость, ловкость и красивая улыбка в качестве отвлекающего маневра. Ее никогда не уличали. Продать украденное несложно, в гавани всегда найдется какой-нибудь купеческий корабль. Вопросов там не задавали. А тете знать об этом совсем ни к чему.

Новые ленты веером укрывали застеленную постель. Зеленые, синие, красные, желтые. Все из атласа.

– Отлично, – сняла она с вешалки костюм, в котором будет сегодня выступать. Сегодня у нее как раз номер с лентами. А прежние выцвели и обтрепались.

Коломбина аккуратно уложила в тряпочную сумку реквизит, алый корсет, длинные перчатки ему в тон, короткую синюю юбочку и самую большую свою ценность – туфельки из тончайшей кожи с пробочным мыском.

Неясное предчувствие кольнуло где-то под ребрами, но так быстро, что она не успела подумать о нем. Девушка оглядела свою спаленку. Рассеянные лучи осеннего, но по-прежнему теплого солнца проникали сквозь прорехи в шторах. Взгляд задержался на букете из красных кленовых листьев. Его собрала Гортензия. Маленькая девочка. Собрала и подарила Коломбине. Ее это тронуло, и она поставила листья в треснутую вазу. Другой вазы в доме не было.

– Я ушла, – заглянула в комнату тети. Та уже занималась шитьем. Белоснежные скатерти для виконта.

– Пока, милая. Удачного выступления, – пожелала Беатрис.

Коломбина добралась до циркового шатра на телеге в компании других попутчиков, большинство из которых были ей знакомы. Телегу тащили лошади тяжеловозы, понукать их не требовалось, они хорошо знали маршрут, пролегавший вдоль пальмовых и оливковых рощ.

У шатра, как всегда, царили толчея и оживление. Яркие афиши, ароматные запахи, очередь в кассу – своя особая атмосфера.

Девушка обогнула гудящую площадь и прошла к деревянному ангару, где репетировали, переодевались и гримировались артисты.

– Аллегретти! – вырос на ее пути Марио. – Я же просил приходить заранее!

– Я здесь. Незачем волноваться, – подмигнула она эквилибристке, протиснувшейся в дверь вслед за ней. Марио переключился на новую опоздавшую.

Коломбина спряталась за ширмой, скинула с себя бордовый сарафан, нижнюю белую рубашку.

– Салют! – выросла над ширмой голова атлета Нико.

– Не глазей, – кинула она свою рубашку ему в лицо.

– Слышала, что цирки в скором времени могут закрыть? Да и не только цирки, а вообще все увеселительные мероприятия могут запретить, – не думал Нико слушаться и откровенно пялился на полуобнаженную девушку.

– И почему же нас должны закрыть? – подтянула Коломбина лиф корсета и расправила складки на крошечной юбке.

– Церковь считает неправильным веселиться, когда на наши земли посягает Франция и Испания. А инквизиция с ней заодно.

– Пресвятая дева Мария! Что же мы тогда станем делать? Молитвы целыми днями читать? – от возмущения Коломбина излишне резко выдернула шпильку из прически.

– Да… Не хотел бы я, чтоб ужасы испанской инквизиции докатились и до нас. Слышала про Торквимаду? Зловещий человек, с темной душой.

– Ты про Великого Инквизитора говоришь? Он же помер давно.

– Не так уж и давно, – не согласился Нико. – Последователей-то у него полно. Говорят, Торквимадо придумал инструкцию пыток. Говорят, в Испании инквизиция карает людей не за действие, а за одни только помыслы.

– Инструкцию пыток? Нико, ты сейчас серьезно?

– Аллегретти! – не дал договорить им Марио. – Быстрее на сцену, милочка. Твой выход. Сегодня полный зал. В гавани полно кораблей, полно матросов с дукатами. И все хотят посмотреть наше представление.

– Нико, я побежала, – подхватила цветные ленты Коломбина. – Потом договорим.

Она обожала вот этот самый миг – мгновение, когда выходишь на арену. Волнение, смешанное с адреналином. Яркий свет подвесных светильников, направленных только на нее одну, гул в зрительных рядах, заполненных до отказа.

Стоило Коломбине взмахнуть лентами, и волнение пропало. Улетучилось. Зато появился кураж. Кураж всегда помогал отработать программу безупречно. Мостики на канате, шпагаты в воздухе, когда ее руки удерживаются лишь перекинутыми через канат лентами, верчение в обруче, финальное сальто. Но на этом еще не все. Зрителей ждет сюрприз. Циркачка умеет не только грациозно кувыркаться. Фокусы. Незамысловатые, но все равно вызывающие восторг у публики. Как трюковым, так и оптическим фокусам ее научил покойный батюшка. В прошлом – цирковой акробат и фокусник. Когда-то они выступали вместе.

– Отлично, Аллегретти! Блеск! – удосужилась похвалы от Марио. – Ты великолепна.

– Как насчет прибавки к жалованью? – мило улыбнулась Коломбина.

– Подумаю, – не дал коротышка утвердительного согласия, но все же…