2
Ширяевка

Объявление в «Вечерке». – Первые тренеры. – Мой «Пионер». – Разминка на лестнице. – Тушенка и бутерброды. – Ракета на верхней полке. – Летний лагерь. – Люди Ширяевки. – Асфальтовый корт. – Время перемен.

Спорт вошел в мою жизнь настолько естественно, что я этого не заметил. Впрочем, толком я заметить ничего и не мог, поскольку теннисом Андрей пошел заниматься, когда ему было четыре года, а мне – лишь два.

По словам мамы, все началось в 1984 году с газетного объявления. В «Вечерней Москве» напечатали, что в теннисную секцию на «Дружбе» набирают детей, начиная с четырех лет. Папа, который тогда еще мало интересовался теннисом, поехал узнать, что к чему. Набор уже заканчивался, но в комплексной группе тенниса и фигурного катания оставались свободные места. Так решилась судьба Андрея, а вместе с ней и моя.

Пока старший брат обучался азам владения ракеткой и коньками, мы с мамой ходили к Москве-реке кормить уточек. И быстро извлекли из этого пользу: именно во время одной из таких прогулок я впервые произнес долго не поддававшийся мне звук «щ». Утки внезапно сорвались с места и полетели, а я высказал научную гипотезу, согласно которой их испугала щука. Вскоре финишировали мои занятия с логопедом.

Примерно через год после того, как Андрей приступил к занятиям, выяснилось, что у его тренера Светланы Владимировны Черкашиной оказалась пара свободных абонементов, и родители отправили меня догонять в мастерстве старшего брата. Правда, фигурное катание не приносило мне особого творческого удовлетворения. Все эти «пистолетики», «ласточки» и «кораблики», на которые обычно с придыханием смотрят бабушки юных фигуристов, вызывали у меня неукротимую тоску по дому. К тому же катались мы в ботинках белого цвета, на которые натягивали разрезанные мужские черные носки. А какому мальчишке понравится надевать девчачьи ботинки?!

Зато теннис я полюбил почти сразу. Ведь с помощью деревянной ракетки можно было добиваться серьезных успехов в домашних противостояниях с Андреем по хоккею с мячом! Мою первую детскую деревянную ракетку модели «Пионер» мы купили неподалеку от дома, в магазине «Спорт». Тогда так назывались практически все спортивные магазины в СССР. К своему «Пионеру» я относился с уважением, и когда случайно однажды уронил его в автобусе на грязную резиновую дорожку, жутко испугался. Надо сказать, что хороший спортивный инвентарь в то время был редкостью. Адидасовские кроссовки, конечно, на улицах встречались часто, но по-настоящему качественных товаров для тенниса не хватало. Поэтому весьма кстати пришлась туристическая путевка в ГДР, куда родители ездили в 1986 году. Впервые побывав за границей, они привезли нам всякой теннисной всячины на несколько лет вперед.

Сами тренировки у Черкашиной я помню плохо. Это были обычные групповые занятия, во время которых нас обучали теннисным азам. Но, видимо, среди учеников Светланы Владимировны мы с Андреем чем-то выделялись. В противном случае, думаю, она не посоветовала бы родителям перевести нас в спартаковскую спортшколу «Ширяево поле», где 8 октября 1988 года в шесть лет я вместе с восьмилетним Андреем успешно прошел отбор.

Первый день занятий на Ширяевке четко сохранился в моей памяти. На одном из кортов проводили тренировочный матч Олег Борисов и будущий четвертьфиналист Кубка Кремля 1993 года Андрей Меринов – ученики Татьяны Федоровны Наумко. Я, конечно, не понимал, кто они такие, но смотрел на игру, затаив дыхание. Тот уровень казался мне недосягаемым.

На Ширяевке мы попали в группу к Анатолию Михайловичу Абашкину. Оказавшись в ней самым младшим, я почему-то все время забывал, как зовут нашего нового тренера, и постоянно шепотом переспрашивал его имя и отчество у Андрея. В Сокольники мы ездили с удовольствием, хотя на нас никто особенно и не давил. Отдавая сыновей в спортивную секцию, наши родители преследовали лишь одну цель – чтобы дети на занятиях заряжались хорошим настроением и росли здоровыми. Других мыслей не было, ведь фамилии первых советских теннисных профессионалов Андрея Чеснокова и Натальи Зверевой в газетах тогда еще встречались редко.

Поначалу наш тренировочный процесс строился без особых изысков. Никаких тебе двухразовых тренировок, никакого фанатизма насчет здорового питания. Еда была самая обычная – котлеты, сосиски, бутерброды. Однажды, уже в начале 1990-х, нам с Андреем в школе выдали по 12 банок американской тушенки. Мой ровесник, будущая первая ракетка мира американец Энди Роддик, в детстве наверняка питался иначе, но в Москве по тем временам это был неплохой улов, и кто-то из старших в шутку назвал нас «добытчиками».

О грамотной методике физической подготовки, которой сейчас юные теннисисты занимаются с раннего детства, мы поначалу имели практически примерно такое же представление, как о составе семян, которыми засеивают корты Уимблдона. ОФП нам заменяла нехитрая утренняя разминка на лестничной площадке у входной двери. Мы с братом хватали скакалки и прыгали там минимум по десять минут. Со временем, правда, прыжки все чаще заменялись бегом. Когда у нас начали болеть пятки, выяснилось, что мы допрыгались до болезни Шинца^[5] и пришлось ходить в поликлинику на физиотерапию.

Особый сюжет Ширяевки тех лет – кроссы. Наши тренеры использовали их в качестве разминки или в сырую погоду, когда на кортах из-за дождя нельзя было играть. Но поскольку все три трассы наших кроссов – короткая, средняя и самая длинная получасовая – проходили через Сокольнический парк, мы часто добегали до ближайшего угла и отсиживались в лесу на полянке, а время узнавали у прохожих, которые часто оказывались родителями других ширяевских ребят. Тренеры, конечно, знали про наши проделки. Анатолий Михайлович по пульсу прекрасно мог оценить, кто выполнил задание до конца, а кто схалтурил. Но не скажу, что нарушителей сильно ругали.

* * *

У Анатолия Михайловича я занимался два года. Именно он поставил мне одноручный удар слева, технику которого потом называли нестандартной. Уже не помню, в какой именно момент я стал придерживать ракетку левой рукой чуть дольше, чем положено. Видимо, мне просто так было удобнее. Все получилось автоматически, и особого внимания на этом я никогда не акцентировал.

В тот период я начал участвовать в различных детских турнирах, в том числе и выезжать в другие города. Одним из первых моих спортивных путешествий была поездка в Саратов в 1990 году, где в финале я уступил своему приятелю по группе Андрею Носову. А еще тому турниру сопутствовала особая обстановка.

Дело в том, что в то время в Саратовском военно-химическом училище учился Саша – наш с Андреем сводный брат по папиной линии, с которым у меня 12-летняя разница в возрасте. Его приезд к нам домой всегда воспринимался как праздник, а тут, выходит, я сам оказался у него практически в гостях. Будучи внимательным братом, Саша не упустил возможности заняться моим воспитанием. В саратовском трамвае мне было категорически запрещено садиться, даже в том случае, если рядом никто не стоял. Кроме того, Саша, приученный к армейскому порядку, следил за тем, чтобы и вокруг меня было минимум бардака. Вот только я не очень-то стремился брать с него пример. За день до моего отъезда Саша приготовил мне чистые вещи в дорогу, но я вспомнил о них лишь в тот момент, когда поезд уже приближался к Москве.

Запомнился и выезд с папой в Волгодонск на относительно слабый турнир, где за победу я получил чайный сервиз на двенадцать персон. Домой мы возвращались на пассажирском поезде, который останавливался на каждой станции, в одном купе с двумя военнослужащими из Абхазии. Папу они угостили ливерной колбасой, а мне подарили сигнальную ракету с красным колпачком. Я, разумеется, залез на верхнюю полку и начал его откручивать, но старшие вовремя остановили. Иначе, наверное, спалил бы целый вагон.

СЕЙЧАС Я ПОНИМАЮ, ЧТО ШИРЯЕВКА ТЕХ ЛЕТ БЫЛА УНИКАЛЬНЫМ МЕСТОМ. МНЕ ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ ВСТРЕТИТЬСЯ ТАМ С ПОТРЯСАЮЩИМИ ЛЮДЬМИ, ПРИЧАСТНЫМИ КО МНОГИМ СЛАВНЫМ СТРАНИЦАМ РОССИЙСКОГО ТЕННИСА.

Трудно сказать, как сложилась бы моя судьба, если бы Анатолий Михайлович не ушел из тенниса, переключившись на другое занятие, а нашу группу в полном составе не перевели к Наталье Николаевне Бадер.

Сначала никаких особых изменений мы не почувствовали. Нам по-прежнему все нравилось. Шли по расписанию тренировки, продолжались выезды с небольшими приключениями. Однажды в Минске мы единственный раз оказались на турнире всей семьей. Папа с мамой 10 февраля отпраздновали годовщину своей свадьбы, а я в свойственной мне манере решил поэкспериментировать со спичками и едва не спалил деревянное сиденье от унитаза. Хорошо, что коридорная отнеслась к моему опыту с пониманием, решив не поднимать шума.

Во время учебного года наш режим полностью подстраивался под тренировочный график. Трижды в неделю, отсидев несколько уроков в школе, мы на метро, в папином «уазике» или на машине дедушки Зиновия ехали к Наталье Николаевне на Ширяевку либо на «Связист», где проходили занятия в холодное время года. Обедали, как правило, в Сокольниках. Каждое утро мы получали с собой дневной паек, включавший в себя термос с чаем, по шесть бутербродов, штук десять сосисок на двоих и два яйца. Осилить такие объемы съестного, разумеется, было нереально, но рядом были помощники – старшие ребята, имевшие чемпионский аппетит. В конце концов мама узнала, что кроме нас подкармливает едва ли не половину Ширяевки. Но ругать нас не стала.

Яркие воспоминания об этом отрезке моей биографии связаны с детским дневным лагерем, работавшим на Ширяевке во время летних каникул 1990 года с десяти утра примерно до шести-семи вечера. Это было классное время даже несмотря на то, что тем летом мама случайно прищемила мне дверью машины ноготь на безымянном пальце, в результате чего я временно не мог держать ракетку как следует.

Утро в лагере начиналось с подъема флага. Потом нас разбивали на группы по возрастам и шли занятия – разминка, бег, тренировки на корте. Обедать ездили на автобусе, по дороге играли в разные детские игры. Ни о какой связи с родителями в течение дня речи тогда не шло. На всю Ширяевку был один телефон, «дежуривший» на тумбочке между раздевалками: женская располагалась слева от входа, мужская – справа. В комнате отдыха стояли большие шахматы, в которые старшие ребята играли во время дождя. Тренеры воспитывали нас методом кнута и пряника, причем пряник был на редкость аппетитным. Каждый вечер мы возвращались домой довольные, предвкушая завтрашний день. А когда на закрытии лагеря дело дошло до распределения подарков, мы с Андреем на радость маме выбрали термос.

* * *

Сейчас я понимаю, что Ширяевка тех лет была уникальным местом. Мне посчастливилось встретиться там с потрясающими людьми, причастными ко многим славным страницам российского тенниса. Об этих людях написано и сказано немало добрых слов, но я все-таки попробую поделиться здесь своими детскими впечатлениями.

Главной звездой тренерского корпуса Ширяевки, конечно, была Татьяна Федоровна Наумко, которая в первые годы моих занятий постоянно путешествовала по турнирам с Андреем Чесноковым. На базу она заезжала редко, но подмечала любую мелочь и давала ценные советы. Например, однажды, наблюдая за моей тренировкой (в то время я уже занимался под руководством Бориса Львовича Собкина), Татьяна Федоровна обратила внимание на то, что, собирая мячи на корте во время тренировки, мне следует держать корзину в левой руке, в то время как правая рука должна отдыхать. Также по рекомендации Татьяны Федоровны мы с Андреем приступили к систематическим занятиям общефизической подготовкой.

Ближе я познакомился с Татьяной Федоровной уже взрослым, когда стал регулярно приезжать на крупные турниры в Америку, куда она переехала. Именно Татьяна Федоровна впервые сводила нас с Борисом Львовичем в знаменитый нью-йоркский ресторан «Русский самовар». И именно она минут десять настраивала меня в раздевалке перед встречей с Полем-Анри Матье в финале Кубка Дэвиса 2002 года, заставляя поверить, что я все знаю, все умею и все смогу.

С Татьяной Федоровной мы периодически общаемся до сих пор. В теннисе мне редко доводилось встречать специалистов, обладающих таким опытом. Разумеется, в чем-то наши взгляды могут не совпадать, но в моем списке людей, к которым следует прислушиваться, она занимает одно из первых мест.

Большим авторитетом в спартаковской школе считался Святослав Петрович Мирза. Для меня это был человек, побеждавший самого Ники Пилича – бывшую шестую ракетку миру и капитана сборной Германии во время памятного полуфинала Кубка Дэвиса 1995 года. Свободная, естественная техника Святослава Петровича – высокого левши, сохранившего хорошую форму в достаточно солидном возрасте, – конечно, производила впечатление. А еще Мирза был очень щедрым на полезные советы. Когда мы с Андреем в первое лето наших занятий на Ширяевке на две недели уехали в деревню, он сделал папе легкое внушение. Исчезать из Москвы, когда погода и наличие свободных кортов способствуют тренировкам, по мнению Святослава Петровича, было категорически неправильно, и мы больше так не поступали.

Лариса Дмитриевна Преображенская осталась в моей памяти на редкость душевной женщиной. Я, правда, у нее никогда не тренировался, но позже мы всегда общались очень тепло. Лариса Дмитриевна чрезвычайно внимательно относилась ко всем своим ученикам, а по объему тренировок и уровню игры среди них выделялась Аня Курникова, которая много времени проводила в Америке и выучила там английский. Старшие ставили нам Аню в пример, подчеркивая, что с двумя языками даже без тенниса не пропадешь. И мы в глубине души немного завидовали ей.

Раузе Мухамеджановне Ислановой, маме Марата и Динары Сафиных, напротив, была свойственна определенная строгость, порой необходимая в работе с детьми. Она никогда не лезла за словом в карман и могла накричать, если ты по глупости нарушил дисциплину. Занятий Раузы Мухамеджановны с Маратом, который на два года старше меня, я практически не помню. Могу только сказать, что по уровню игры Марат и Динара с ранних лет сильно выделялись среди детей своего возраста, а заслуга Раузы Мухамеджановны в их достижениях всегда выглядела бесспорной.

Многие уже забыли, что именно Рауза Мухамеджановна была первым тренером Насти Мыскиной и Лены Дементьевой. В те времена невозможно было представить, что в 2004 году эти две девочки встретятся в финале Roland Garros, где Настя возьмет верх, а еще спустя четыре года Лена станет олимпийской чемпионкой Пекина. Между прочим, однажды на тренировке я проиграл Насте один сет (правда, не помню, какая у нее была фора) и начал жутко психовать, развеселив свою соперницу. Но через некоторое время как следует настроился и взял реванш.

Марину Андреевну Марьенко, которая, кстати, тренировала мою будущую жену Юлю, на турнирах выделял какой-то особенный ширяевский патриотизм. За воспитанников своей школы она стояла горой. Как-то раз на «Динамо» наш матч с Филиппом Мухометовым обслуживал немного подвыпивший судья, который начал допускать ошибки не в мою пользу. И тогда стоявшая около корта Марина Андреевна настолько яростно стала прессовать этого арбитра, что он тут же протрезвел. Так что взрывной темперамент, которым отличается Андрей Рублев, явно от мамы.

* * *

Тренировки на Ширяевке шли своим чередом, но постепенно родителям стало ясно, что требуются перемены. К тому моменту они уже спорили по поводу будущего, к которому следует готовить нас с Андреем. Мама больше думала о нашем образовании, и папа, считавший правильным сконцентрироваться на теннисе, доказывал ей: «Ну ведь кто-то же пробивается! Так почему же не можем мы?!» И мало-помалу его точка зрения возобладала.

Появились амбиции и у нас, двух пацанов. Мы постепенно поднимались в рейтинге по своему возрасту и уже не представляли себе жизни без любимого занятия. Любая, даже самая незначительная победа доставляла нам колоссальное удовольствие. Ну и, конечно, мы находились в курсе главных теннисных событий, болели за отдельных игроков. Хорошо помню, как в 1990 году мама, разбудив меня утром, первым делом сообщила о победе Александра Волкова над первой ракеткой мира Стефаном Эдбергом в первом круге US Open. Волкову я тогда симпатизировал, но и стиль шведа мне очень нравился.

В конце концов маме пришлось согласиться с папиным видением ситуации. Он сумел внушить ей, что мы с Андреем получаем профессию, позволяющую даже в самые трудные времена заработать себе на хлеб с маслом. Тем временем Наталья Николаевна на тренировках особого внимания к нам не проявляла. Не исключено, что она просто считала нас бесперспективными, а может, ее слишком раздражал мой сложный характер. Групповые тренировки продолжались, но нам с Андреем этого было уже мало, поэтому мы при первой возможности стали вдвоем уходить на 14-й корт, где играли старыми мячами, привезенными из дома в потертом рюкзаке. На том корте было асфальтовое покрытие, и он практически всегда оставался свободным. Порой доходило и до взаимных разборок, но в основном мы все-таки занимались делом – так, как умели.

Когда стало ясно, что наш тренировочный процесс фактически остановлен и Наталья Николаевна не реагирует на просьбы папы, он начал искать другие варианты. Директор «Ширяева Поля» Наталья Валентиновна Кочеткова убеждала, что в ее школе от одного тренера к другому переходить не принято. Но папа настаивал на своем и в конце концов добился того, чего хотел. А я встретил человека, который сыграл в моей жизни огромную роль.