Отзывы на книги автора «Михаил Лермонтов»

Надеюсь, мои друзья, обращающие внимание на мои рецензии, заметили, что минувшая неделя прошла у меня под знаком одного из самых этапных романов XIX века в нашей русской литературе - "Героя нашего времени" Михаила Юрьевича Лермонтова. Я попытался подробнейшим образом разобрать все пять повестей, составляющих роман. Иногда их - повести - называют еще главами, значит, получается, что я писал по рецензии на каждую главу романа. Что можно тут еще сказать, если все аспекты, показавшиеся мне достойными внимания, я уже осветил и разобрал, всё, что я мог сказать о романе, я уже сказал.

Если кто-то не читал моих рецензий, о которых я только что рассказал, но заинтересовался, привожу ссылки на них:
Бэла
Максим Максимыч
Тамань
Княжна Мери
Фаталист

А в этой - обобщающей рецензии, я бы хотел остановиться на конкретном образе главного героя, собрав воедино всю, разбросанную по главам информацию о нем.

Полное имя "героя нашего, на самом деле - того, времени" - Григорий Александрович Печорин. В отечественной литературе у Печорина есть только один достойный соперник-тёзка - Григорий Мелехов из "Тихого Дона". А вот в реальной русской истории это имя любило авантюристов и фаворитов, целых четыре одиозных личности носили его: Отрепьев, Орлов, Потёмкин, Распутин - все были Гришками.

Указание на возраст Печорина тоже можно найти в романе, так Максим Максимыч, описывая своё с ним знакомство, говорит о нём: "молодой человек лет двадцати пяти". Последняя встреча перед отъездом Печорина в Персию состоялась через несколько лет, судя по всему, прошло не менее трёх, но и не более пяти лет, следовательно, в плане возраста он укладывается в интервал 25-30 лет.

Внешность Григория Александровича:

Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение.

Его походка была небрежна и ленива, ... он не размахивал руками, – верный признак некоторой скрытности характера.

В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке.

У него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза, ... они не смеялись, когда он смеялся! Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти.

По социальному статусу Печорин был дворянином, вполне обеспеченным, принадлежащим к довольно аристократической петербургской семье. На Кавказ прибыл в офицерском чине, будучи туда высланным. Причина высылки не уточняется, но, скорее всего, это - дуэль.

К представительницам противоположного пола Печорин относится с настороженностью, критикуя их логику и чувства:

Чего женщина не сделает, чтоб огорчить соперницу! Я помню, одна меня полюбила за то, что я любил другую. Нет ничего парадоксальнее женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами;

В то же время женщин с характером он избегает, потому что в общении с ними в полной мере проявляются его не самые лучшие черты: душевная скупость и отсутствие настоящей страсти. Кроме того, страх перед женщинами и перед женитьбой обусловлен предсказанием гадалки, сулившей ему "смерть от злой жены".

С дружбой у него тоже не всё комильфо, в чем он лично и признается:

...я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги!

Завершающим портрет штрихом будет отношение героя к смерти - он её не боится, а в судьбу , скорее всего, не верит, что наглядно доказывает эпизод, описанный в "Фаталисте".

Что ж? умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я – как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова… прощайте!..

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

Сегодня великий день - 208 лет назад на "большом поле" в Подмосковье произошла одна из самых великих битв, в которых участвовала русская армия - Бородинское сражение. Когда 23-летний Лермонтов писал свое стихотворение, Империя отмечала 25-летие великой битвы. Для сравнения, это тоже самое, как в 1970 году в СССР праздновалось 25-летие Победы. Я сам не помню то празднование, был еще очень маленьким, но я хорошо помню 30-летие, отмечавшееся в 1975 году. Сельский клуб был полностью забит ветеранами, и эти ветераны были еще относительно молодыми мужиками, многие из которых еще работали. Правда, мой родной дед был уже пенсионером, но еще молодым пенсионером - 62-х лет.

Это я к тому, что в момент написания "Бородино" было полно еще живых и относительно молодых ветеранов той битвы, и то, что стихотворение сразу пришлось по душе читателям и завоевало популярность, говорит о том, что молодой поэт верно уловил тональность и сумел правдиво передать впечатления участников сражения. А то, что будущий стихотворец в детстве и юности слушал такие рассказы, не вызывает сомнений.

Известно, что двоюродный дед поэта - Афанасий Алексеевич Столыпин (брат бабушки), ветеран Отечественной войны 1812 года и участник Бородинского сражения - неоднократно делился с Мишей своими воспоминаниями. Это к нему обращается автор: "Скажи-ка, дядя..."

Но Михаил Юрьевич воспользовался возможностью художественного переосмысления, и построил рассказ "дяди" не от имени офицера-дворянина, кем являлся Афанасий Столыпин, а от имени простого солдата-артиллериста. О принадлежности рассказчика к артиллерии говорят строчки: "Забил снаряд я в пушку туго..." и "Прилёг вздремнуть я у лафета...", а на его рядовое положение указывает: "Не смеют, что ли, командиры".

Такое упрощение образа рассказчика потребовалось Лермонтову для того, чтобы более ёмко и правдиво передать народную сущность войны, получившей наименование Отечественной. Он как бы предвосхитил Льва Толстого с его ярким образом дубины народной войны. И хотя эпитет прозаика относился в основном к партизанскому движению, но и исход больших сражений решали простые русские солдаты - крестьянские дети, набранные по рекрутскому набору. Это - те же самые крепостные, не выбиравшие свою судьбу, но тем сильнее и ярче выражается и чувствуется патриотизм простого русского человека, его любовь к Родине.

Ведь одной из ставок Наполеона на победу над Российской империей было обещание отменить крепостную зависимость, но русские крестьяне не пожелали продаваться иноземному супостату даже такой высокой ценой - Родина, какая бы она не была "уродина" (по определению поэта иного века - Шевчука), не продается. Правда, справедливости ради, надо помянуть, что среди крестьян был пущен слух, что после изгнания французов император в благодарность за победу над врагом и так дарует свободу. Разочарование народное было велико, когда стало ясно, что слух так и останется слухом.

Само стихотворение очень выразительно, на его примере можно изучать использование в поэзии гипербол, олицетворений, эпитетов и сравнений. Оно очень ярко передает предполагаемые звуки: удары, выстрелы, стоны. Вообще в нашей поэзии есть два классических описания динамики большого сражения: "Бородино" и пушкинская "Полтава". И оба написаны ярко и образно, живым, хотя и разным языком, практически не требуют заучивания, запоминаются сами.

Сегодня великий день - 208 лет назад на "большом поле" в Подмосковье произошла одна из самых великих битв, в которых участвовала русская армия - Бородинское сражение. Когда 23-летний Лермонтов писал свое стихотворение, Империя отмечала 25-летие великой битвы. Для сравнения, это тоже самое, как в 1970 году в СССР праздновалось 25-летие Победы. Я сам не помню то празднование, был еще очень маленьким, но я хорошо помню 30-летие, отмечавшееся в 1975 году. Сельский клуб был полностью забит ветеранами, и эти ветераны были еще относительно молодыми мужиками, многие из которых еще работали. Правда, мой родной дед был уже пенсионером, но еще молодым пенсионером - 62-х лет.

Это я к тому, что в момент написания "Бородино" было полно еще живых и относительно молодых ветеранов той битвы, и то, что стихотворение сразу пришлось по душе читателям и завоевало популярность, говорит о том, что молодой поэт верно уловил тональность и сумел правдиво передать впечатления участников сражения. А то, что будущий стихотворец в детстве и юности слушал такие рассказы, не вызывает сомнений.

Известно, что двоюродный дед поэта - Афанасий Алексеевич Столыпин (брат бабушки), ветеран Отечественной войны 1812 года и участник Бородинского сражения - неоднократно делился с Мишей своими воспоминаниями. Это к нему обращается автор: "Скажи-ка, дядя..."

Но Михаил Юрьевич воспользовался возможностью художественного переосмысления, и построил рассказ "дяди" не от имени офицера-дворянина, кем являлся Афанасий Столыпин, а от имени простого солдата-артиллериста. О принадлежности рассказчика к артиллерии говорят строчки: "Забил снаряд я в пушку туго..." и "Прилёг вздремнуть я у лафета...", а на его рядовое положение указывает: "Не смеют, что ли, командиры".

Такое упрощение образа рассказчика потребовалось Лермонтову для того, чтобы более ёмко и правдиво передать народную сущность войны, получившей наименование Отечественной. Он как бы предвосхитил Льва Толстого с его ярким образом дубины народной войны. И хотя эпитет прозаика относился в основном к партизанскому движению, но и исход больших сражений решали простые русские солдаты - крестьянские дети, набранные по рекрутскому набору. Это - те же самые крепостные, не выбиравшие свою судьбу, но тем сильнее и ярче выражается и чувствуется патриотизм простого русского человека, его любовь к Родине.

Ведь одной из ставок Наполеона на победу над Российской империей было обещание отменить крепостную зависимость, но русские крестьяне не пожелали продаваться иноземному супостату даже такой высокой ценой - Родина, какая бы она не была "уродина" (по определению поэта иного века - Шевчука), не продается. Правда, справедливости ради, надо помянуть, что среди крестьян был пущен слух, что после изгнания французов император в благодарность за победу над врагом и так дарует свободу. Разочарование народное было велико, когда стало ясно, что слух так и останется слухом.

Само стихотворение очень выразительно, на его примере можно изучать использование в поэзии гипербол, олицетворений, эпитетов и сравнений. Оно очень ярко передает предполагаемые звуки: удары, выстрелы, стоны. Вообще в нашей поэзии есть два классических описания динамики большого сражения: "Бородино" и пушкинская "Полтава". И оба написаны ярко и образно, живым, хотя и разным языком, практически не требуют заучивания, запоминаются сами.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.