Я вижу законченность дел повсюду,
и поздно лечить отчужденья простуду,
мелькнули во сне неприятные лица,
от них не избавиться и не скрыться.
И руки металлом тяжелым застыли,
суставы зажатые больно заныли,
мне много чего наяву предлагают,
принять все на веру? – не угадают.
Тяжелые волны ломают берег,
спасется лишь тот, кто в случайность верит,
а я уже веру свою растерял,
на откуп дела свои Богу отдал.
В заманчивой пене мелькают ракушки,
я волю свою раскидал по подушке,
судачу о смерти с далеким астралом
и думать не думаю – даже о малом.
Давно просыпаюсь в личине паяца,
и как мне с посулами тьмы расстаться?
в избе – полумрак, на часах – четыре,
зачем эти сны на меня накатили?
Начать все сначала? Зачем эта ночка,
ведь в каждом витке где -то бродит точка,
пока мне волна только ноги лижет…
А что впереди? Я уже не увижу.
Опустела вдруг качалка навсегда,
ты сидела в ней вчера еще, в июне,
но уехала, исчезла – не беда,
я не стал ни веселее, ни угрюмей.
В октябре я ту качалку разберу,
по частям сложу, как раньше, за сараем,
ветерок пройдется сонно поутру,
Парусиной и пружинами играя.
Больше нет причин испытывать судьбу,
в нашем доме поселилось отчужденье,
все решалось, как придется, на бегу,
сознавая, что любовь та – наважденье.
Мы расстались и зависимость пройдет,
нам обоим не нужна была обуза,
может, счастье в новой жизни принесет
отстраненная в запальчивости муза…
Прости меня, мой человечек,
за недомыслие и речи,
тебя обидевшие, может,
мурашки бегают по коже,
Я не со зла, я просто дурень,
я «Явой» бросовой обкурен,
в такой тропической жаре,
себя представил на коне,
лечу я прочь, в поту и страхе,
в ночной разорванной рубахе,
пытаясь вырваться из круга,
меня постигшего недуга —
И каяться…
А ты стерпела, ты – богиня,
не добавляешь в свару клинья,
меня сквозь боль не ослепила,
но взглядом странным проводила,
и я, одумавшись, вернулся,
весь мир у ног перевернулся,
и конь пропал, дышу – не жарко,
мне стало слов избитых жалко,
и тех, что выпалил со зла,
а ты меня опять спасла,
спокойно выслушав, простила,
мой гнев надолго погасила —
Случается…
Соединяем невозможное в пространстве,
ты – в том углу, я – в этом, не беда,
мой глаз не замечал в тебе жеманства,
ты – сильная и добрая всегда.
Быть может, устарел я для знакомства,
сейчас другое время, век другой,
не жду я от общенья вероломства,
ты кажешься мне весточкой благой.
Проникли силы света за пределы
моей дремучей лени в странный мир,
но, чувствую, душа оторопела,
ведь я же не отчаянный жуир.
Что делать, не бежать же с поля боя,
во мне пока гудит адреналин,
видать, еще не время для покоя,
пора снимать любовный карантин…
Трясина, как запруда, гасит мир —
продажная, недобрая картина,
где с легкостью теряешь ориентир,
где видишь лишь кикимору и тину.
Я чувствую в душе своей разброд,
мне больно, мне не терпится на волю,
какой же был я круглый идиот,
что не пошел, как принято, по полю.
Я с кочками поссориться боюсь,
они – мои надежда и спасенье,
отчаявшись, я сам с собой борюсь,
но нет мне ни удачи, ни везенья.
И ноги не нащупывают дна,
мелькают пузыри и топь без края,
вся жизнь моя на откуп отдана,
пульсируя, дрожа и замирая.
Но вышел я на остров, ночь глядит
в зрачки мои, расширенные страхом,
а где -то жизнь обычная летит,
давя своим обманчивым размахом.
Я осудил себя, какой с болота спрос?
я связь с ушедшим образом теряю,
тяжелый день мне странности принес,
ведь я по той кикиморе скучаю…
3.07.16г
В лесу все тихо, легок путь,
дорожка в сумрак забирает
мне нужно вправо повернуть,
где озерцо с дождем играет.
Давно хотелось здесь побыть,
во мху ногами утопая,
себя о разном расспросить,
в простые мудрости вникая.
В лесу все тихо, жизнь спешит,
с восторгом душу обнимая
смотрю, как озеро шуршит,
с дождем проказником играя.
Где черта, за которой так много гипотез?
время стукнет, от них навсегда отряхнетесь,
донимать перестанут и ноги, и руки,
и узнаешь, куда себя деть от скуки…
А там, где трава с мягкой зеленью станет синей,
спадет с головы серебристый иней,
и земля, наконец, перестанет вращаться,
и не будет того, с кем привыкли общаться?
Благодать, да и только, а сколько смысла,
не таскать на хребтине забот коромысло,
мы на месте пустом постоянно грешили,
и в упрямстве стремительно жить спешили,
а черта незаметно для нас приближалась,
стилем жизни упертой всегда отражалась.
Где он, смысл бытия? От вранья избавьте,
Я не верю ни кривде, ни даже правде…
Я искал половинку,
полжизни искал – нашел,
мне пришлось нелегко,
я в исканьях себя превзошел,
на судьбу и на время
сердился – и вновь ворчал,
ведь найти было важно
надежный любви причал.
Сколько хвороста нужно,
чтоб греться теперь у костра,
обустроена плохо
моя без удобств нора,
ты пришла навсегда
и, хозяйство мое оглядев,
неустроенный быт мой
на долгие годы согрев,
не дала усомниться
в желаньи делиться всем,
ты вникала в возможность
создать для любви Эдем,
и пошло, и поехало,
дальше мы только вдвоем
обустроили все же
наш общий добротный дом.
и не нужен нам больше
неясных желаний воз,
я попал под прицел,
под сильнейший любви гипноз,
мы под звездное небо
выходим с тобой по ночам,
не брюзжим и не ссоримся
больше по мелочам.
Я не зря столько времени
был до конца непрост,
я сломал за собой
не один обветшалый мост,
мы оставили в жизни
весомый, надежный след,
вот бы каждому выпал
на счастье такой билет!
Я, как скрепка собрал
пожелтевшие жизни листы,
сколько ж их набралось,
но на книгу они не тянут,
я в лесу соберу
весь сушняк, что смогу унести,
занесу и листы —
бесшабашности след —
на поляну.
Разожгу костерок,
благо, спички всегда под рукой,
расстаюсь не с годами,
а с призраком всех начинаний,
не изведал я в жизни
для сердца поры золотой,
восполняющей веру
в дороге моих желаний.
Не хочу обсуждать
и, тем более, лезть в закрома
той эпохи,
с которой пришлось столкнуться,
забирайте мой опыт —
отдам не скупясь, задарма,
все, что было со мной,
где пришлось невзначай споткнуться.
На душе стало легче,
горят мои мысли в костре
я, как ангел теперь,
остается расправить крылья,
завтра выйду я в поле
на ранней блестящей заре,
оторвусь от земли,
заслонив свое прошлое пылью…
Томление струится между ребер,
за чартером слежу, вот это номер!
он в дымку серебристую отчалил —
и звуки где -то в небе замолчали.
Теперь смогу достроить пирамиду,
найти в просторах моря Атлантиду,
я многое узнать смогу – свободен,
рубеж непониманья нами пройден.
Но я остался ниткой без иголки,
как овощ без заботливой прополки,
и, хоть свобода бьет мне по карману,
звонить, писать и плакаться не стану.
Уехала – и в небе брешь стянуло,
и боль от пережитого уснула,
но в мыслях беспорядок – сценка бегства
напомнила песочницу из детства…
Изъедена ржавчиной плоская крыша,
в том доме годами никто не живет,
у них не заладилось, так уж вышло,
их тени ушли от закрытых ворот.
Ушли друг за другом – и жизнь иссякла,
Людей не осталось, такая судьба,
торчит из бревенчатых срубов пакля
и в облике дома – немая мольба.
Штакетник провис и веранда внаклонку
провисла углами до самой земли,
печная труба покосилась вдогонку,
рассыпав осколки свои в пыли.
Осталась сирень сиротой у забора,
противясь, как прежде, вселенскому злу,
она каждый год зацветает с укором,
в забитом крапивой переднем углу.
Соцветья красивы и запах тревожит,
но век ее тоже подходит к концу,
когда -то она упадет, быть может,
с протянутой веткой к гнилому крыльцу.
Пробежала судьба по канавам и кочкам,
извалялась в грязи и на солнце завяла,
под конец утомилась, махнув платочком,
да под траурный марш от меня слиняла.
Вот же горе какое, куда ж без судьбины,
И, с напуганной насмерть, кривой душонкой
я до друга дойду, у него именины,
может, капель нальет, да предложит тушенку.
Обожаю консервы и черт с ней, с судьбиной,
не ломать же себя под ее капризы,
капли голову вскружат, потянем резину,
нам в заоблачный дом не давали визы.
Вижу живность загадила двор, всюду мыло,
поскользнулся, упал – только этого мало —
на меня волкодав устремился с тыла
и оса запустила под куртку жало.
Вот, что значит менять на ходу направленье,
вечер быстро закончился, я изумился
растерялась сноровка, не впрок леченье,
я в стогу на соломе с утра очутился.
Не теряйте судьбину, не ешьте консервы,
ведь трагедией могут дела обернуться
захудалую жизнь, что попортила нервы,
я прошу со слезами ко мне вернуться.
27.07.16г
Горластые чайки уже улетели,
и ласточек быстрых не виден полет,
мелькают за окнами дни и недели,
а август спешит на последний фокстрот.
Я пуговку, сидя, кручу на рубахе,
смотрю, как беснуется лето кругом,
все рядом в движенье – от тли и до птахи,
обычный в июле природный дурдом.
Жара нестерпимая, нет суматохи,
над лесом – унылых медуз облака,
и дождика редкого малые крохи
картину не выправят, даже слегка.
Хорошее время с утра и под вечер,
мне легче становится в мыслях витать,
на зорьке, когда небосвод расцвечен,
в шезлонге о многом приятно мечтать.
Несметны дары подмосковного лета,
не надо спешить никуда поутру,
поливкой займусь, не спеша, до обеда,
чтоб как -то чуть – чуть урезонить жару.
О проекте
О подписке