Я смеялась.
Да, да, знаю, вы уже приготовили целую кучу камней и тухлых помидоров, чтобы закидать меня с ног до головы из – за вопиющего неуважения к геройству людей, сражавшихся в годы Великой Отечественной войны. Но постойте.
Обложка, да и название намекали на то, что это будет очень тяжёлое произведение. Наверняка не обойдётся без жертв, сцен сражений и всего того, чем наполнена подобная военная литература. Не до смеха там точно. Иной раз не знаешь, где бы ещё носовых платков достать, чтобы собрать все слезы, струящиеся по щекам до самой шеи.
А я вот смеялась.
Не знаю, как автору удаётся так потрясающе писать, что чуть ли не после каждого его абзаца хочется улыбаться и прижать к себе книгу с внутренним трепетом. Даже кажется, как будто она сама по себе теплеет от безграничной любви, к солдатам, которые так легко и так больно расставались с собственной жизнью, от их невероятных чувств к жёнам и детям, которые остались ждать дома, и, конечно, от любви к Родине, которую ни на миллиметр не отдали фашистам.
Эта любовь переполняла меня до краёв! Я не проронила ни одной слезинки, пока была погружена в сюжет, но,приступив к рецензии, почему-то не могу остановиться...
Магия какая - то, не иначе.
Хочу поделиться потрясающим авторских слогом, которым описываются простые блюда, но такие вкусные, что лучше всяких заморских харчей:
Тут слишком вкусно«– Конечно, одним воздухом, даже нашим, не прокормишься, но у нас вдобавок к воздуху не паршивый кумыс, а природное коровье молоко, неснятое, пятипроцентной жирности, яйца тепленькие, прямо из-под курицы, а не какие-нибудь подсохлые, плюс сало в четверть толщины, ну разные там вареники со сметаной, молодая баранина и прочее, да тут никакое сердце не выдержит и постепенно придет в норму. А если к этому добавить добрый борщ да по чарке перед обедом, то жить твоему братцу унас до ста лет и перед смертью не икать!»
«– Любезная Серафима Петровна! Здесь этих милых рыбок ровным счетом шестьдесят три штуки. Если их почистить, зажарить на сковороде на коровьем топленом масле, чтобы они прожарились до хруста, а затем залить их десятком яиц – то лучшего завтрака не придумаешь! Это мечта всех порядочных рыболовов! – сказал Александр Михайлович.»
свернутьА какой дурманящий запах природы...
А тут слишком атмосферно! Вас может утянуть на Дон!« Прямо напротив спуска к реке лес разделялся широкой прогалиной. Посредине одиноко красовался древний вяз с такой раскидистою кроной, что в тени ее свободно разместилась отара – голов в триста – овец.Угнетенные послеполуденным зноем,овцы, разделившись на несколько гуртов, теснились вкруговую, головами внутрь, изредка переступая задними ногами, глухо пофыркивая. Даже на этой стороне был ощутим резкий запах овечьего тырла.»
свернутьНе могу не отметить солдатский юмор и доброту, с которой они справлялись в любых тяжёлых ситуациях:
Ох уж этот солдатский юмор))«– У тебя, Некрасов, одна посадка портновская, а уменья ничего нету. Тебе, по-настоящему,только хомуты на ломовых лошадей вязать, а не благородные солдатские штаны чинить. Ну разве это работа? Насмешка над штанами, а не работа! Шов – в палец толщиной, любая вошь – если упадет с него – убьется насмерть. Пачкун ты, а не портной!
– Это твои-то штаны благородные? – отозвался Некрасов. – Их в руках держать – и то противно! А я чиню их, мучаюсь, вторую сумку от противогаза на них расходую, но конца моей работе не видно... На тебя штаны из листовой жести шить надо, тогда будет толк. Давай, Сашка, хлястик на трусы тебе пришью, а штаны сожжем, а?»
свернутьНу и отдельного внимания, конечно же, достойны речевые обороты, которые сейчас уже и не встретишь, но от того мне почему - то печально...
«– Потерпишь, потерпишь, – недовольно забормотал Копытовский. – Русский солдат, конечно, все вытерпит, но и у него ведь терпелка не из железа выструганная... Я и так нынче до того натерпелся всякой всячины, что вдоль моего терпения все швы полопались...»
««Вот так и свяжись с этими бабами, ты по ней одиночный выстрел, а она по тебе длинную очередь... Но, между прочим, у них тоже нелегкая работенка: день и ночь в говядине нашей ковыряться».»
Пока читала меня ни на мгновение не покидала мысль: вот идёт бой, стреляют фашисты, едут танки, это точно не то время и место, когда приходится подбирать слова. Ведь наверняка все солдаты матерились в тёмную голову! Как иначе справляться с таким стрессом?! Но автор постоянно так обыгрывал эти моменты, подбирал фразы, что понимаешь, о чем идёт речь, и что крепкое словцо там точно уместно, но вот нету его! И почему - то любви к истории как будто бы становится больше.
Часто ли вам приходилось слышать вопрос: а вот если бы у тебя была машина времени, куда бы ты отправился в первую очередь?) Как правило, фантазия там разгуливается настолько, что чуть ли не с Наполеоном за руку здороваются.
А я вот почему-то об этом задумалась именно сейчас. И эту единственную возможность (а мне почему-то кажется, что она будет только одна) я бы использовала для того, чтобы попасть на встречу к Михаилу Александровичу, чтобы отговорить его от опрометчивого шага, после которого он сжег свой роман.
Это одно из самых лучших произведений, которые мне довелось читать за всю свою жизнь, и я думаю, там было ещё больше интересного и душевного текста, который он по каким – то причинам похоронил в огне.
P.S. И почему смеялась?
Один из самых моих любимых моментов!«Но когда что-то острое вошло в его промытую спиртом, пощипывающую рану возле лопатки, он весь сжался, зашипел от боли, сказал уже не прежним мирным и просительным тоном, а угрожающе и хрипло:
– Но-но, вы полегче... на поворотах!
– Эка, брат,до чего же ты злой! Что ты на меня шипишь, как гусь на собаку? Сестра, спирту, ваты! Я же предупреждал тебя, что придется немного потерпеть, в чем же дело? Характер у тебя скверный или что?
– А что же вы, товарищ доктор, роетесь в живом теле, как в своем кармане? Тут, извините, не то что зашипишь, а и по-собачьи загавкаешь... с подвывом, – сердито, с долгими паузами проговорил Звягинцев.
– Что, неужто очень больно? Терпеть-то можно?
– Не больно, а щекотно, а я с детства щекотки боюсь... Потому и не вытерпливаю...– сквозь стиснутые зубы процедил Звягинцев, отворачиваясь в сторону, стараясь краем простыни незаметно стереть слезы, катившиеся по щекам.»
свернуть