Читать книгу «Мемуары двоечника. Обновленное издание» онлайн полностью📖 — Михаила Ширвиндта — MyBook.
image

Обыденский

Отвлечемся ненадолго от еврейской коммуналки и перенесемся в русские хоромы моего прадеда.

Отвлечемся ненадолго от еврейской коммуналки и перенесемся в русские хоромы моего прадеда.

Друг Черчилля


Про В. Н. Семенова написано несколько книг. И действительно, личностью он был выдающейся! Недолго поработав инженером после института, бросил все и в составе добровольческого отряда уехал в Трансвааль, где воевал в англо-бурской войне на стороне буров, дружил с молодым журналистом Уинстоном Черчиллем, после ранения вернулся в Россию и тут же иммигрировал с семьей в Великобританию, так как его жена, моя прабабушка, была ярой революционеркой! В Англии построил первый город-сад в Летчуэрте, вернулся в Россию, создал несколько архитектурных шедевров – например, дворец Эмира Бухарского в Железноводске (как звучит, а!). Дальше – больше. Занимался планировкой городов: Астрахани, Ярославля, Хабаровска и других, восстанавливал Сталинград после войны, построил дачу… и тем самым заложил основу дачному кооперативу НИЛ («Наука. Искусство. Литература») в Новом Иерусалиме и, наконец, построил первый в СССР кооперативный трехэтажный дом в Обыденском переулке. Последние два сооружения сыграли важнейшую роль в папиной и, как результат, в моей жизни!

Прадеду «За выдающиеся заслуги» выделили квартиру на третьем этаже этого дома – и вот это были хоромы! Там было пять (!) комнат, включая комнату для прислуги! Огромный зал, или гостиная, полукруглый кабинет, длинный коридор… Мы с моим кузеном Кутей (помните, из-за него я родился чуть раньше?) гоняли на велосипедах по всем закоулкам этой квартиры. До сих пор, когда я читаю Толстого, Чехова, Булгакова, у меня все события ассоциируются с домом в Обыденском. Там проходил бал Наташи Ростовой, там жил и работал профессор Преображенский, и даже знаменитый Ниро Вульф Стаута восседал в своем огромном кресле, только почему-то не в кабинете, а в гостиной.

Я уже говорил, что вовсе не тяготился жизнью в коммуналке. Но эта квартира вселяла в меня какой-то трепет. До сих пор не могу представить себе что-то более аристократическое, чем этот дом.

Там устраивались детские и взрослые спектакли, шумные елки, мы играли в лото, нам читали сказки… Ах! Мой дедушка (мамин папа) Николай Павлович Белоусов был, пожалуй, единственным человеком в моем роду, у которого руки росли из правильного места. Я часами торчал в его кабинете-мастерской и просто смотрел – неважно на что: дед либо что-то сооружал, либо чинил наши вечно ломающиеся игрушки и велосипеды, либо запускал паровую машину! Ах! А еще там был телевизор! Мы с Кутей сидели как завороженные и часами смотрели в этот таинственный ящик, даже не замечая, что пообедали. Тогда же и возникло мое любимое блюдо «замурца»: нам давали котлету с картошкой на тарелке, мы разминали все это до однородной массы и ели, не отрываясь от телевизора. Кто придумал этот кулинарный шедевр, Кутя или я, – неизвестно, но, думаю, что сейчас для барышень, глядящих неотрывно в свой мобильник, он бы пришелся очень кстати.


Слева направо: Кот Билька, мама, папа


Да, что-то я раскутькался: Кутя, Кутя! Кутя – мой двоюродный брат Николай Владимирович Белоусов, известнейший архитектор, который строит самые красивые деревянные дома в России! Кутей он себя называл в детстве – ну и прилипло. Вообще, мои знаменитые родственники-зодчие в кругу друзей звались странновато. Прадеда звали Дуда, дядю – Вока, брата – Кутя, и даже бабушку и дедушку мы почему-то звали Баба и Дида! Я тоже, когда был совсем маленьким, бил себя в грудь и говорил: «Я – Мыка!» Не прижилось! То ли архитектурного дарования не хватило, то ли фамилия Ширвиндт дает слишком широкий простор для кличек и вариаций.


Миша и Кутя


Мой любимый дядя Вока, Владимир Николаевич Белоусов, – конечно же, архитектор, академик РААСН – ездил довольно часто в заграничные командировки и привозил оттуда неслыханные вещи, точнее, невиданные! Например, кокосовый орех! Мы знали из книжек, что такие орехи есть и что в них даже водится кокосовое молоко, но были уверены, что растут они только в сказочных лесах несуществующей Африки. А тут – на тебе! Вот он! И какого же волшебного вкуса было это молоко! Мы пили его несколько недель и не могли напиться! И нам, двум маленьким наивным детишкам, не приходило в голову, что не могло в один орех поместиться столько молока, что нас поили разбавленной сгущенкой… И слава богу! Спустя много лет где-то в Азии я попробовал настоящее кокосовое молоко… Какое же это было разочарование! Сладкая липкая мутная вода! Мораль: иногда обмануть ребенка – не грех.

Не могу не добавить ложку дегтя в банку счастливого детства. Вернее, могу не добавлять, но добавлю! Игрушки у Кути были лучше! Можно было бы на этом и остановиться, но нет, продолжу. Вока привозил из-за границы маленькие английские машинки, точные копии оригиналов, которые мы, впрочем, тоже никогда не видели. Они были на рессорах, у них открывались дверцы, они… Они были неописуемой красоты, и их было очень много! А еще у них была железная дорога! (Написал «у них» и почувствовал себя злобной завистливой старушкой-соседкой, а впрочем, такой я, наверное, и был.) Железная дорога раскладывалась и занимала две комнаты. Там были мосты, станции, семафоры, разного типа поезда… А если добавить туда расставленные повсюду машинки – то все, психика ребенка из коммуналки нарушена навсегда! На мои стоны и слезы невыездными родителями все же была куплена в «Детском мире» железная дорога… Она была метр в диаметре, и там, кажется, даже был поезд… В общем, сказал, что добавлю дегтя, и добавил! И чтобы уж добить тему, приведу одно из детских высказываний, которые всегда так трепетно собирают и хранят бабушки. Так вот, Кутя сказал: «У нас с Мишкой все игрушки общие… кроме моих!»

Впоследствии квартиру на Обыденском разменяли, и все ветви нашей большой семьи в результате получили отдельные квартиры.

Многие годы, проходя мимо этого дома, я мечтал хоть одним глазком взглянуть на былую роскошь, но все как-то не мог набраться наглости… И вот однажды, пару лет назад, я сидел в машине около нашего дома, разглядывал стеклопакетные окна кабинета, как вдруг меня торкнуло: именно из-за этих дурацких привычных стеклопакетов я увидел реальные пропорции! И – о ужас! – квартира мне увиделась не такой уж и огромной, да и потолки, судя по всему, низковаты для бального зала… Просто и я, и трехколесный велосипед были очень маленькие! Я был потрясен этим открытием и возблагодарил Бога, что так и не попросился заглянуть внутрь! И, слава богу, детский образ этого дворца уже никогда не испарится из моей памяти. И бал Наташи Ростовой всегда будет проходить в кабинете прадеда.

Дача

Дачу прадед построил в 1935 году.

Дачу прадед построил в 1935 году. Место для будущего поселка он выбрал сам: покрытый лесом холм, у подножия которого течет речка Малая Истра. Некоторые скептики называют ее ручьем, и действительно есть места, где реку можно перейти вброд, закатав по щиколотку штаны. В одном из своих рассказов Фазиль Искандер написал: «В нашей речке по уши, если встать на голову». В целом это описание подходит и к нашей Истре, но все же там встречались омуты и разливы, в которых мы, маленькими, сидели с мая по сентябрь, не вылезая. При всей своей неказистости Малая Истра тем не менее является самой быстрой равнинной рекой в Советском Союзе (официальная информация), и, наверное, поэтому температура воды в ней в самые жаркие дни поднимается аж до 18 градусов! Ничего этого мы тогда не знали: дети же не читают справочники и не носят с собой градусники. Мы, синие, с дрожащими от холода губами, сидели часами в этой проруби и были… (мой умный компьютер-подсказчик, написав эту фразу, предложил мне вариант «госпитализированы» – но нет!)… мы были счастливы! Да и вообще, дача и счастье для меня – синонимы.

Поселок, начавшийся с нашей дачи, постепенно превратился в оазис советской интеллектуальной элиты. Здесь жили писатели Бабель и Эренбург, академики Веснин, Сулержицкий, музыканты Ойстрах, Шпиллер, знаменитые художники, ученые, архитекторы, врачи (впоследствии «вредители») и, конечно же, выдающиеся актеры: Дикий, Леонидов, Захава, Журавлев и всякая мелочь типа Олега Табакова и моего папы (мелочь, естественно, в номинации 50–60-х годов).

Дача


Участки тогда давали огромные, по гектару на человека. Наличие соседей с трудом угадывалось в ближайшем лесу, правда, и признаки цивилизации пробивались с большим скрипом. И до сих пор на половине дач – летний водопровод, печка для тепла, газовый баллон для готовки. Мы относимся именно к этой половине. Но зато наш дом! Наша терраса!!!

Сам сруб прадед привез откуда-то из Тамбовской губернии. Сруб и сруб, ничего особенного, а дальше – читай выше… Человек, который воевал в Трансваале и строил в Англии город-сад, легким движением руки и рейсшины сотворил архитектурный шедевр: террасу и балконы в «англицком» стиле. Во многих известных зарубежных журналах по дизайну и архитектуре наша терраса приводится как эталон дачного стиля! Мой сын Андрей недавно был на приеме у главного редактора крупного издательства, там всю стену кабинета занимала огромная фотография. Сорок минут Андрей на нее то и дело поглядывал, и, наконец, редактор, видя его интерес, небрежно бросил:

– Это фрагмент террасы одного очень известного архитектора.

– Ну да, – сказал Андрей, – а еще это моя дача.

Реакцию редактора нафантазируйте сами.

Так вот, именно там, в НИЛе, и произошла историческая встреча моего папы и моей мамы! И если мама была аборигеном и жила в своем имении, то папа в качестве бедного родственника-дачника проводил каникулы на даче Дмитрия Николаевича Журавлева, знаменитого актера, чтеца и друга дома моих бабушки и дедушки.

Дети всех этих академиков, писателей и актеров, естественно, образовали молодежную тусовку, которая породила (в прямом смысле этого слова) следующие поколения НИЛьских обитателей!

Ах, как же прекрасно проводили досуг подростки 50-х! Они купались в речке, гоняли на великах, рубились в волейбол с «санаторскими», а по ночам жгли костры и танцевали в лесу под патефон! И этот патефон был единственным гаджетом на весь поселок!


Терраса и вечные собаки,..

Ах да, еще папа


Д.Н. Журавлев


Мама, до встречи с папой…


…после встречи


Вы можете себе представить что-нибудь подобное сейчас? Как ярко и бурно развивались дачные романы, не обремененные никакими техническими средствами! Телефонов не было – не то что мобильных, а вообще НИКАКИХ! Телевизор еще толком не изобрели, селфи приходилось делать при помощи холста и краски, и называлось это в те дикие времена длинным дурацким словом «автопортрет»!

По легенде, созданной моим папой, он женился на маме из-за коровы. Вы скажете, опять mystification?[1] Актерская фантазия? Так нет! Действительно, как это ни странно, корова у мамы была! Участок – гектар, домик прислуги, ну и как следствие – коровник с коровой и прочей дичью. А кстати, корова – дичь или нет? Неважно. Важно, что коровник-сарай прожил огромную жизнь. После коровы там иногда жил кто-то из родственников, иногда хранили всякое барахло, а наверху был сеновал – со всеми вытекающими отсюда последствиями… И в довершение всего, незадолго до того, как легкий порыв ветра сдул этого повидавшего виды старика с лица земли, у меня гостил замечательный питерский художник Толя Белкин с семьей. И вот он увидел этот сарай и влюбился! А влюбившись, стал его рисовать. Мне было обидно за нашу знаменитую английскую террасу.

– Посмотри, какая красота! – говорил я. – Зачем ты тратишь талант на всякую дрянь? Рисуй террасу!

– Да-да, – отвечал Толя и продолжал рисовать дрянь!

Картину Белкин назвал «Золотое сечение», и говорят, что спустя пару лет на каком-то аукционе ее купил за 40 000 долларов Майкл Джексон! (Никаких авторских отчислений я не получил ни от Толи, ни от Майкла.)


А лучше бы деньгами


Ладно, не в деньгах счастье. Вернемся к нашей корове. Корова давала молоко, мяса, как ни просили, не давала. А молоко мой папа любил страстно, и день за днем, год за годом ходил к корове, чтобы ее доить. Ходил к корове, а женился на маме.

Я, кстати, тоже внес свой вклад в героизацию образа коровы. Во время войны в нашем поселке жили немцы, в смысле фашисты, и непосредственно на нашей даче они устроили столовую, а напротив, на даче Мошкиных, был штаб. Впоследствии мы с Кутей частенько дрались за право есть «фашистской» вилкой, брошенной ими во время бегства. Вилка была алюминиевая, с орлом и свастикой на ручке, и, накалывая на нее котлету, мы как бы вносили свой вклад в Великую Победу!

И опять к корове. Как мне рассказала няня, которая так и прожила в своей сторожке при немцах, за день до прихода фашистов наш сторож выгнал корову в лес, и она, видимо, осознав политическую остроту момента, ушла! И весь период оккупации пряталась от немецко-фашистских захватчиков по оврагам и буреломам. А на следующий день после того, как немцев погнали, вернулась домой!

Естественно, я верил в эту историю и всем ее рассказывал (вот и вам сейчас). Еще бы, такая героическая корова и, главное, – наша!



Сейчас, правда, кое-какие сомнения закрадываются в мою душу: холодная зима 1941 года, не бизон какой-нибудь там, а милая домашняя корова одна в лесу…

Но нет! Не будем пересматривать военную историю! Да и мою историю тоже. Ведь получается, что благодаря корове и я появился на свет!

А если серьезно, то бои в наших краях шли нешуточные. Мы, пропалывая огород, то и дело находили гильзы от разного вида оружия, а мой дедушка, выкапывая яму для посадки яблони, наткнулся на что-то большое и железное. Клад – решили мы! Но, увы, нет! Это оказалась всего лишь огромная невзорвавшаяся авиационная бомба. Ну, бомба так бомба, тоже ничего. Дед ее откопал, помыл и воткнул рядом флажок: дескать, осторожно – бомба! Мы пол-лета водили всех смотреть на нашу бомбочку. Все ахали, и только нянька ушла жить в погреб. Когда же все-таки приехали саперы, они сказали, что если бы снаряд взорвался, то и погреб бы завалило! Видели бы вы, с какой нежностью четыре солдата несли нашу красавицу, как трепетно они укладывали ее в грузовик с песком, и слышали бы вы, как громыхнуло через пару часов где-то далеко-далеко!


Свадьба!


Для меня дача – это Родина! Это единственное место на земле, по которому я «географически» тоскую. С рождения и до окончания школы не было лета, которое бы я не провел на даче. Нас с Кутей сбрасывали туда к бабушке и дедушке 30 мая и забирали с букетами золотых шаров и гладиолусов 31 августа (отсюда у меня устойчивая ненависть к этим гадким цветам). Нас, одичавших, везли в большой шумный город. По дороге заезжали в «Детский мир», покупали всякие ранцы, пеналы, мышиного цвета и вида форму – и все: добро пожаловать в ад! Пишу это – и мороз по коже! Все, хватит! Назад, на дачу, в май!

У нас с Кутей дни рождения летом. Это немножко обидно, когда в школе всех «летних» поздравляют чохом 1 сентября, в самый гадкий день в году, а не индивидуально, как Петю или Катю, родившихся осенью или зимой… Но зато эти дачные дни рождения!!! Прошло уже черт знает сколько лет… Я с трудом могу вспомнить, как отмечал день рождения в прошлом году, но те – дачные – помню, как будто это было вчера!


Миша с папой бьют козла


Итак… Пропустим раннее утро, когда ты просыпаешься счастливый и, конечно же, слегка обиженный на отсутствие должной любви и внимания к тебе – к имениннику!!! Ты, печальный и немного рассеянный, выходишь на террасу… а там уже все готово, вернее сказать, все готовы! Тебе указывают на стул, на который ты должен залезть. «А? Что? Сюда?.. Ну, хорошо, если хотите…» После этого непродолжительного кокетства ты карабкаешься на стул, а на табуреточку рядом ставят Кутю, ну или меня, если это Кутин день рождения, включают патефон (да-да, тот самый!), заводят какой-нибудь марш, и родственники по одному выходят из дома и дарят нам подарки! Я сказал «нам», потому что если не одарить второго из нас, то смертельные обиды, легкие истерики и непродолжительные драки могут немного омрачить праздничный настрой юбиляра. А так – протокол соблюден, и праздник катится дальше! А потом придут дачные друзья: лимонад, беготня, торт, игры, опять лимонад – и так до потери сознания!



Мы ходили в походы по участку (1 гектар)! Бабушка сшила маленькие рюкзаки, мы набивали их всякой едой и уходили на весь день! Обычно мы путешествовали втроем: взрослая восьмилетняя Ларочка (внучка бабушкиной подружки), семилетний Кутя и шестилетний я. При этом я всегда шел в середине: вдруг нападут спереди или догонят сзади. Некоторые участки нашего маршрута находились аж в 100 метрах от дома, а там бурелом и как следствие – волки! Вымотавшись, мы делали привал в чаще, но так, чтобы дом все же оставался в поле зрения. Строили шалаш и устраивали пикник!


Подарки вручили – можно и улыбнуться


Однажды, нам уже было лет одиннадцать-двенадцать, мы с Кутей построили шалаш у самого крыльца, весь день просидели в нем и стали уговаривать взрослых разрешить нам остаться там и на ночь. К величайшему удивлению, нам разрешили! По мере того, как сгущались сумерки, таял наш энтузиазм. И вот уже совсем темно, Баба и Дида гасят свет, закрывают дом… И мы остаемся одни, ночью, практически в лесу, окруженные черт-те чем и кем – это даже не учитывая стай волков, рыскающих вокруг! Мы в ужасе натягиваем на себя одеяла, как вдруг позади шалаша из кустов раздается тихое, но отчетливое «У-у-у».

…Секунд шесть нам понадобилось, чтобы преодолеть крыльцо, террасу, кухню, гостиную и оказаться в своих кроватях с подушками на головах! Потом выяснилось, что «У-у-у» сделал Дида, незаметно пробравшись в кусты. Ну не могли же взрослые всерьез оставить детей на ночь в лесу среди волков!


Пора в путь-дорогу…