Часть вторая. Поволжье

Прописка

Наконец-то мы получили комнату в военном городке! Нас было уже четверо: мама, папа, я и моя сестренка – ее назвали Валерией, но иначе как Валерка я ее никогда не звал. С ней, конечно, было веселее, – но проблем мне от нее было больше, чем пользы. Вот можете сами посудить.

Комната наша, хоть и маленькая – восемь метров, но мы все в ней худо-бедно умещаемся. Мама с Валеркой спят на диване, а мы с отцом – на полу. Утром диван складывается и появляется немножко пространства. Неудобно только уроки делать – стола нет, и поэтому для меня составляют рядом два кресла, кладут на них сверху лист фанеры, а я сажусь на пол. Под телевизором стоят банки с помидорами и огурцами. Валерка постоянно спрашивает:

– А когда же мы их съедим?

Мама отвечает:

– На день рождения!

– А на чей? На мой или на твой? А сегодня ни у кого нет дня рождения? – И все в таком роде.

Раньше, когда она была совсем маленькая, мама ее не отпускала от себя, а сейчас, когда она чуть-чуть подросла, родители переложили все заботы на меня, конечно, опять не спросив моего мнения. Кроме уроков, мне теперь еще нужно заниматься тем, чтобы накормить и выгулять ее, как собачку. Но с собачкой меньше проблем – она вопросов не задает и ест, что дают. А Валерка привередливая – больше всего она любит сосиски и макароны, к тому же еще постоянно хочет съесть что-нибудь такое, что нельзя, не положено. Вот вчера, например, пока не было родителей, она ко мне приставала, чтоб мы съели банку сгущенки. Я ей сразу сказал:

– Сгущенка – только для кофе.

Она подумала и говорит:

– Ну тогда давай попьем кофе! – Думает, что самая хитрая!

Вечно мне с ней морока – то ее в садик отведи перед школой, то иди с ней погулять. А все знают, что такое погулять с сестрой и что такое погулять самому – это разные вещи. Стоит только выйти на улицу с сестрой, как у всех друзей сразу находятся другие дела – кому же охота морочиться с малышней! Поэтому мне и приходится гулять два раза. И при этом она постоянно ябедничает, например рассказывает, что я ее до садика не довожу, перевожу только через дорогу, даю пинка и бегу в школу. Вот неправда же! Во-первых, через дорогу все-таки перевожу – а это самое главное. Во-вторых, должна же она учиться самостоятельности! Не всю жизнь брат ее за руку будет водить! А в-третьих, да и пинка-то никакого не было! Просто не надо было злить меня своим упрямством. Я так, слегка шлепнул в воспитательных целях! Ну иногда бывает, конечно, что я ее из садика забываю забрать. Воспитатели уходят, а она там со сторожем играет. Она его сразу предупредила, что брат иногда про нее забывает, и сторож не обижается. Хорошо, если я про нее вспомню до того, как родители вернутся, – тогда можно быстренько сбегать забрать. А если они придут и вспомнят первые – представляете? Тогда мне точно попадет. В общем, мне от нее одни проблемы. И откуда столько хитрости и вредности в таком маленьком человеке?

Вот недавно родители собрались в кино и опять заставили меня с ней гулять. Ну я и пошел. Катаю ее на тягах-перетягах (это у них, у малышни, так качели называются), а в то время мои друзья интересным делом занимаются – в войнушку играют. Тут Валерка – бац – палец прищемила и давай плакать. Ну мне ее жалко, конечно, а тут папа с мамой выходят. Сестренка их увидела – и давай с новой силой рыдать! Я-то сразу все понял, но кто мне поверит? В результате – ее взяли в кино, а меня отправили делать уроки. Спрашивается: где справедливость?

А еще был такой случай: мы с ней поругались, сидим вместе в комнате, она смотрит на меня из дальнего угла злюка-злюкой. А потом улыбнулась да как заорет! Тут в комнату врывается отец и как даст мне подзатыльник со словами: «Не лезь к младшим! Я разбираться не буду!» А зря, надо было разобраться! Ну ничего! Потом родители ушли – я ей так всыпал! Так мы с ней и живем. Я дам ей как следует, она ждет момента и родителей на меня напускает. Но я не унываю – знаю, что правда победит! Сестра хитрая, а я упрямый!

После нашего переезда меня перевели в другую школу, поближе к военному городку. Первые несколько дней все было как обычно – торжественная линейка, девочки в белых фартуках, мальчики в белых рубашках, одна и та же надоевшая песня из громкоговорителя: «Вместе весело шагать по просторам». Только вот я никак почему-то не могу прийти на уроки вовремя. Дорога из городка в школу идет через лес, а в лесу уже много желтых листьев. Я так увлекаюсь, загребая их ногами, что забываю про школу. Я сравниваю этот лес с нашей забайкальской тайгой, и мне становится грустно. Я очень люблю лес, но этот лес какой-то чужой для меня. Мыслями я уношусь далеко-далеко на границу, забываю обо всем и прихожу ко второму или третьему уроку, получая за это запись в дневник: «Опять опоздал на уроки. Поведение – неудовлетворительно!»

Поначалу я, как новенький, держался отдельно и друзей у меня не было. В нашем классе было несколько настоящих хулиганов, которые везде ходят вместе, плохо учатся и всех задирают. На перемене ко мне подошел самый мелкий и противный из них по кличке Мел. На самом деле звали его так не потому, что он мелкий или что жевал мел, когда стоял у доски, а потому, что фамилия его была Мельников. Мел оглядел меня с ног до головы и спросил:

– Эй, новенький, ты где живешь?

– Я не новенький, у меня имя есть, а живу я в военном городке!

– А мы с Попова, понял?

– Не понял…

– Мы с улицы Попова, а если не понял – после уроков объясним.

За ним стояли и ухмылялись другие пацаны.

Объяснение было простое – окружили четверо, быстро настучали по голове и по спине и разбежались. Я не привык к такому обращению, и в тот день по дороге домой осенний лес казался мне особенно чужим…

На следующий день на уроке они делали мне какие-то знаки, а на перемене опять подошли и ударили.

– Ну, ты понял все?

– Ничего я не понял!

– На тогда тебе еще! Теперь понял?

– Конечно, не понял!

– Ах ты, гад! Тогда на тебе, чтоб понял!

– А я все равно не понял! – единственное, что я мог тогда сделать, утирая разбитую губу, это злить их своим упрямством.

– Ну ладно, хватит с него, а то следы останутся, нам тогда попадет…

Обидно, что весь класс, включая девчонок, знает, что меня бьют. Все молчат, а мне стыдно – но что я могу поделать один? Жалко, что я не умею, как десантник в кино «В зоне особого внимания», всех раскидать в разные стороны руками и ногами. Вот было бы здорово, если бы кто-нибудь смог меня этому научить! Я бы тогда отомстил им всем! Заставил бы просить прощения!

Дома я спросил, где можно научиться драться. Отец сказал:

– Рукопашному бою обучают в армии и в милиции, а что?

– Я бы очень хотел научиться.

– В наше время в войне рукопашный бой ничего не решает. Это уже – вчерашний день. Сейчас все решает техника. Не забывай, что бог войны – артиллерия! – отец был артиллеристом, потому и рассуждал так.

А я продолжал настаивать:

– А у вас в училище обучают?

– Разумеется, это входит в обязательную программу, так же, как и строевая подготовка.

– А зачем тогда кого-то обучают, если все решает техника?

– Ну, во-первых, это закаляет характер: какой же ты воин, если не умеешь стрелять из автомата и работать штыком и прикладом? А во-вторых, рукопашному обучают разведчиков – им нужно уметь тихо, без выстрела брать «языка» и снимать часовых.

– А можно мне сейчас позаниматься вместе с курсантами?

– Это невозможно.

– Почему?

– Рукопашный бой – это тоже оружие, и его нельзя давать всем кому попало.

– А я что, кто попало? Ты же сам постоянно говоришь мне, что я сын офицера!

– Да, но ты еще не принял присягу на верность Родине! Помнишь рассказ Гайдара «Война и дети»? – отец всегда любил цитировать и делал это по каждому поводу.

– Помню, а что?

– Когда даешь в руки кому-то оружие, то всегда должен быть уверен в том, что пуля полетит в ту сторону, в которую нужно…

Отец был типичным советским офицером. Он никогда не говорил «без шапки» – говорил «без головного убора», вместо слова «солдаты» говорил «личный состав». Но уставные фразы не уродовали и не засоряли его речь – они звучали гармонично и естественно, так как сама личность отца была отражением армейской службы, и армия была его самой главной, а возможно, и единственной любовью. Он служил беззаветно, отдавая всего себя великой идее. У этой медали была и обратная сторона, от которой прежде всего страдали близкие люди. Помогать своим родственникам, используя свое служебное положение, он считал делом недостойным, но помочь кому-то чужому – в этом он не видел ничего предосудительного. Поэтому он постоянно помогал каким-то малознакомым людям в разных вопросах: устроить сына в военное училище, получить разрешение на ружье, сдать экзамены. Если бы так поступали все вокруг, то мы бы, наверное, быстро построили коммунизм – волшебное общество, в котором все друг другу помогают и где, как нас учили в школе, «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Но в реальности дело обстояло иначе. Окружающее большинство было другим, и поэтому такие правила игры были против нас. Иногда возникали вопросы: а кто поможет нам? Как же мы тогда построим коммунизм, если вокруг столько несознательных? Эти вопросы так и оставались без ответа. Домашняя семейная жизнь для отца была обузой, и я к нему давно перестал обращаться с земными вопросами – знал, что все равно никакого толку не будет. Он воспитывал нас по своему строгому образцу, и любое отклонение от нормы считалось предательством.

Пионер – всем ребятам пример

Весной нас стали готовить к вступлению в пионеры. Вначале долго рассказывали истории о пионерах-героях, а потом заставляли пересказывать их наизусть. Конечно, я завидовал их судьбе. Марат Казей погиб, взорвав себя гранатой, чтоб не сдаться врагам. Это так здорово! Неужели мне так никогда не повезет, и я умру, не прославившись тем, что отдал жизнь за Родину?

После этого нам дали выучить несколько вопросов и ответов:

– Что такое пионерский галстук?

– Это частичка нашего знамени!

– Почему он красный?

– Он пропитан кровью борцов за свободу!

– Сколько стоит галстук?

– Он бесценен!

Последний вопрос был провокационным – все знали, что галстуки продаются в канцелярском магазине по 15 копеек, но если ты говорил так, то значит еще не был готов к вступлению в пионеры.

Меня принимали в пионеры в составе самой первой группы, и я очень этим гордился. Мы стояли в шеренгу в актовом зале школы и произносили хором заученные наизусть слова торжественной клятвы, очень похожей на военную присягу: «…Торжественно клянусь: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин…».

Возвращался домой я окрыленным – меня аж подбрасывало. Шел и думал: «За что же мне такое счастье, недоступное многим???» Кончики отглаженного красного галстука играли на ветру и приятно хлестали по лицу так, что я даже жмурился от удовольствия. Солнце светило в спину, я остановился и посмотрел на свою тень – бросилось в глаза, что форма моей бритой головы точь-в-точь совпадает с формой лысой головы моего деда. Мне стало приятно от ощущения причастности к чему-то большому, могучему и великому: пионерский галстук и форма дедовского черепа тоже были деталями одного и того же, и я продолжал размышлять: «Почему мне так повезло? Я родился в самой великой стране, где живут самые лучшие люди на свете! Наши ученые – самые умные, наша армия – самая сильная, наш народ – самый счастливый!»

Мела и его кореша Санька в пионеры пока что не принимали из-за плохой успеваемости и неудовлетворительного поведения. В этот период они вообще боялись ко мне подходить – понимали, что отколотить пионера – это уже вопрос политический. Мне было приятно ощущать, что «система» дает защиту своим птенчикам.

Через некоторое время ко мне подошел Санек – он был самым сильным из моих обидчиков – и спросил, не хочу ли я дружить с ними:

– Эй, знаешь че? Давай вместе ходить!

Вначале внутри меня все заиграло от радости: теперь они меня не будут трогать! А потом я подумал: «И что же, я, пионер, буду вместе с ними бить других пацанов? А как же мой план – вырасти, стать десантником и отомстить им всем?.. Когда я вырасту, не будет ли мне стыдно, что моими друзьями были Мел и все эти???» Я посмотрел на Санька, набрался смелости и ответил:

– Ни за что на свете!

– Как хочешь! Хуже будет! – буркнул он, не ожидая от меня отказа.

Но хуже не было – от меня отстали, ведь я уже перестал быть «новеньким».

Тогда у нас не было модного понятия «двойные стандарты», но мы вполне обходились словом «лицемерие». В школе нам говорили, что нужно быть добрым, мягким, хорошо учиться, всех слушаться, ни с кем не драться и не ссориться. Однако школа не давала ответа на вопрос: что делать, если тебя обижают? Поэтому старшие втихаря подучали малышей выживать в реальной обстановке:

– Что делать, если бьют?

– Всегда давай сдачи! А еще лучше – бей первым, если прав.

– Так нам же говорят, что нельзя драться!

– А ты хочешь, чтоб тебя били?

– Нет!

– Тогда сам бей!

– А по-другому нельзя?

– Пока никто не придумал. Или ты, или – тебя…

Война без атомных бомб

Сидя на уроке, я опять разглядывал свой пионерский галстук и продолжал мечтать о подвигах. Ведь я уже – пионер, и если погибну, совершив подвиг, то могу тоже стать пионером-героем! Только обязательно нужно, чтоб все узнали о моем подвиге, – иначе обидно просто так умирать, какой тогда в этом смысл? В мирное время вряд ли можно придумать подвиг, поэтому жалко, что сейчас нет никакой войны. А вот если бы была война, то и голову ломать не надо – нужно просто подорвать вражеский танк или дот… Только вначале нужно убедиться, что все это видят и что потом останется кто-нибудь в живых, чтоб рассказать.

– Вот это был человек! В жизни такой скромный, с ним мало кто дружил. Но как возникла опасность – первым бросился в атаку. Жалко, что погиб, но мы за него отомстим и вечно будем помнить! – кто-то один это говорит, а все сидят грустные, девочки даже плачут и приговаривают:

– Да, жалко, что мы его не замечали. А ведь он был лучше всех!

А если повезет, то присвоят звание Героя Советского Союза посмертно. Вот родители тогда будут гордиться! Мама, наверное, вначале поплачет, но потом скажут, что достойного сына вырастила. Даже Мел с Саньком признаются:

– А зря мы с ним так сначала. Наш парень. Как нам повезло, что мы с ним были знакомы!

Для всего этого ну очень нужна война! А где же ее взять? Мы, граждане Советского Союза, боремся за мир во всем мире и не хотим войны! Ну все-таки, может быть, на нас кто-то нападет? А кто? Напасть могут только американцы, так как все остальные нас боятся. Но если они нападут, то сразу начнут сбрасывать атомные бомбы, а тогда никакого подвига совершить не успеешь. Вот если бы такую войну, на которой не будет атомных бомб!

Очнулся я оттого, что учитель хлопнул меня по плечу длинной деревянной линейкой. Все в классе смотрят на меня и смеются, и до меня вдруг доходит смысл его фразы:

– К доске!!!

Я подскакиваю и пишу мелом под диктовку фразу из газеты: «Китай выводит свои войска из Вьетнама». Вот кому-то повезло! Там идет война и совершаются подвиги. Но это «там» – за пределами моего мира…

Но вскоре в школьной раздевалке я случайно услышал, что кто-то из старших братьев наших школьников вернулся с войны из Афганистана. Вот это новость! Где это? Я стремглав побежал в кабинет географии к карте. Я знал примерно расположение этой страны, но никогда до этого она не привлекала моего внимания. Ничего себе! Это ж рядом с Индией! Неужели там воюют наши солдаты? В голове это не укладывалось. Дома я спросил:

– А правда, что где-то идет война?

– Кто тебе сказал такую ерунду?

– Мальчишки в школе!

– Пусть не выдумывают всякие глупости!