Постижение богословских наук:
Нижегородская духовная семинария,
Санкт-Петербургская духовная академия

Переход из училища в семинарию привнес в жизнь Ивана Страгородского существенные изменения: новые обстановка, учебные предметы, преподаватели, товарищи. Нижний Новгород поражал, в сравнении с патриархальным Арзамасом, своими размерами и численностью населения, темпом жизни и количеством достопримечательностей.

Прекрасным было здание семинарии – довольно обширное и благоустроенное, украшенное по фасаду массивными колоннами. Располагалось оно на живописном месте, на широкой площади, прямо против ворот нижегородского Кремля, ведущих к кафедральному собору и губернаторскому дому. От семинарии открывался прекрасный вид на низменный берег Волги.

В семинарии преподавалась масса предметов, больше двадцати. Освоить их в одинаковой мере успешно было невозможно, а потому ученики негласно разделили их на главные и второстепенные, соответственно отдавая им больше или меньше усилий и времени. Учебные занятия в классах были два раза в день: с восьми до двенадцати часов утра и от двух до четырех часов дня; каждый урок длился два часа. Учителя спрашивали заданные накануне задания, и качество ответов отмечали в своих записных книжках. Туда же заносились и отметки за сочинения семинаристов, которые весьма существенно влияли на место в ежегодном итоговом разрядном списке^[22]. Преподаватели хорошо знали успехи каждого ученика, вследствие чего ежегодные экзамены производились больше для формы. Проводились они два раза в год, перед Рождеством Христовым и перед летними каникулами (с 15 июля до 1 сентября), продолжались недолго, спрашивали не каждого ученика по каждому предмету, так что для каждого класса назначалось времени не более двух-трех дней. Во время экзаменов давались темы для экспромтов-сочинений на русском и латинском языках, которые писались в классах.

Нижний Новгород. Духовная семинария. Открытка

Начало XX в.

[Из архива автора]

Нижний Новгород. Вид на Волгу. Открытка

Начало XX в.

[Из архива автора]

Нижний Новгород. Мост через Оку. Открытка

Начало XX в.

[Из архива автора]

Нижний Новгород. Мининский сад. Открытка

Начало XX в.

[Из архива автора]

Нижний Новгород. Церковь Георгия Победоносца. Открытка

Начало XX в.

[Из архива автора]

Нижний Новгород. Сад у Главного дома.

Открытка

Начало XX в.

[Из архива автора]

Ивану Страгородскому повезло, именно в год поступления в семинарию его родственник – священник Василий Димитриевич Страгородский, брат деда Иоанна Димитриевича, был переведен в одну из нижегородских церквей. Иван имел возможность посещать родственника и жить у него в праздничные и воскресные дни. В старших классах Иван смог оценить незаурядность своего двоюродного деда. Тот оказался знатоком крестьянской жизни, знакомил своего двоюродного племянника с этнографическими записями, которые он собирал всю жизнь, рассказывал о повседневных и праздничных культурно-религиозных традициях, которых Иван и не мог знать, проживая в городе.

Оказавшись в губернской столице, Василий Димитриевич стал активно собирать сведения и воспоминания, свидетельства и занимательные случаи из жизни нижегородских архиереев. Особенно много набралось информации об епископе Иеремии (Соловьеве), возглавлявшем Нижегородскую кафедру в 1850–1857 гг. Как правило, за вечерним чаем отец Василий читал двоюродному внуку-семинаристу свои записи^[23]. В частности, было много рассказов о властном характере и строгом отношении Иеремии к местному духовенству. Например, однажды Иеремия удивил весь город, запечатав на Страстной неделе и на всю Пасху Благовещенский собор. Как оказалось, он, проезжая в Страстную пятницу мимо этой церкви, вдруг увидел то, что его и удивило, и расстроило, – находившиеся под этой церковью бакалейные лавки были открыты и вовсю торговали! Этого было достаточно, чтобы осерчавший архиерей закрыл лавки! Несмотря на ропот и просьбы снять печати хотя бы на первый день Пасхи епископ остался непреклонен. Сложными были у него и отношения с властью. Рассказывали, например, такой случай. Приезжает Иеремия служить литургию в Нижегородский ярмарочный собор. Ему подают облачение, но оно оказывается не тем, что он заранее назначил. На вопрос, почему так. Ему отвечают, что таково распоряжение нижегородского губернатора князя М. Урусова. Епископ, посчитав такое вторжение в его права незакономерным, написал «сердитое» письмо губернатору, и скандальное дело чуть ли не дошло до Петербурга.

Иеремия (Соловьев), архиепископ Нижегородский и Арзамасский

[Из открытых источников]

…В 1886 г. семинарский курс был завершен, и намечена следующая цель – Императорская Санкт-Петербургская духовная академия! Выбор в пользу столичной академии не являлся случайным, пожалуй, она была лучшей среди других академий: Московской, Киевской, Казанской. В то время Академия блистала именами крупных ученых. Священное Писание Ветхого Завета читал один из лучших знатоков ветхозаветного текста Ф. Г. Елеонский, автор «Истории израильского народа в Египте»; философию преподавал М. И. Каринский, подвергший критике кантовскую гносеологию в своей работе «Об истинах самоочевидных»; логику – А. Е. Светилин. Особенно хорошо было представлено славными именами историческое отделение. Там читали курсы такие корифеи, как И. Ф. Нильский, известный византолог; М. О. Коялович, И. С. Пальмов, крупнейший специалист по истории славянства; профессор-протоиерей П. Ф. Николаевский; церковную археологию и литургику читал Н. В. Покровский, известный знаток христианской иконописи, курс догматического богословия – нижегородец А. Л. Катанский.

Правда, в 1886 г. из Нижегородской семинарии вызова в Академию не было, т. е. не было квоты на казенное содержание для выпускников Нижегородской семинарии. Поступать можно было, но только на общих основаниях, в состязании с другими абитуриентами. Иван Николаевич Страгородский вместе со своим товарищем Иваном Павлиновичем Слободским отправились покорять столицу на свой страх и риск, как тогда говорили, волонтерами.

Это было первое для Ивана дальнее путешествие. Сначала несколько часов трясся он на тарантасе от Арзамаса до Нижнего Новгорода. Потом, воссоединившись с другом, долгие часы поездом они добирались до Москвы, откуда уже ходили пассажирские поезда до Петербурга. Переночевав у знакомого, на следующий день с баулами волонтеры прибыли на Николаевский вокзал и заняли свои места в общем вагоне. Предстояли долгие 13–14 часов, с продолжительными стоянками поезда на каждой из многочисленных станций. Юных путешественников спасало любопытство, с которым они разглядывали своих попутчиков и открывавшиеся за окном неизвестные доселе пейзажи, дороги, поселки, храмы, людей…

Москва. Николаевский вокзал. Открытка

[Из открытых источников]

Паровоз. Открытка

Начало XX в.

[Из открытых источников]

Санкт-Петербург. Николаевский вокзал (в настоящее время – Московский). Открытка

[Из открытых источников]

Только поздним вечером друзья приехали в Санкт-Петербург. Здесь их встретили серое, свинцовое небо и моросящий дождь, хотя была только вторая половина августа. Повеяло холодком, пахнуло каким-то нерусским духом, и народ показался им каким-то особенным, не таким благодушным, как москвичи, сумрачным, чем-то озабоченным, быстро куда-то бегущим. Словом, невольно сжалось сердце, захотелось поскорее бежать из этого неприветливого города. Но нужно было смириться и жить, чтобы войти в храм науки. С трудом удалось найти извозчика, знавшего, где находится Академия. Тогда это был тихий, далекий от центра столицы уголок: храмы, кладбища, монастырские корпуса, маленькие деревянные домишки в прилегающих улицах, показавшиеся так похожими на то, что было в Арзамасе и Нижнем Новгороде. Остановились в слободке, помещающейся за Обводным каналом, как раз против Академии, – обычное местопребывание волонтеров.

На следующее утро отправились в Академию. Здесь уже собрались около 100 человек, половина из которых – волонтеры. Подавляющее большинство приехало из захолустных углов, это были дети сельских священников и дьячков. Проверочные испытания велись по основным семинарским предметам, за исключением сельского хозяйства, естественных наук и медицины. Экзамены в течение четырех дней проходили в зале публичных собраний, одновременно по трем-четырем предметам в день. В разных местах зала стояли столы, за которыми сидели профессора и бакалавры Академии, преподаватели. За главным столом, посередине зала, сидел ректор Академии епископ Арсений (Брянцев), одновременно бывший и профессором Академии.

Сохранившиеся материалы свидетельствуют о весьма различном уровне знаний, продемонстрированных абитуриентами. К примеру, комиссия, подводившая итоги проверочных испытаний по литургике, отмечала, что «в ответах на вопросы о хронологии и истории встречались грубые ошибки»; «об источниках из истории богослужения воспитанники имеют крайне скудные сведения и сбивчивые понятия», а также что обнаружено было «равнодушие воспитанников к богослужению и отсутствие должного знания о нем». В итоговой записке о результатах экзаменов по Священному Писанию Нового Завета говорилось: «Ответы экзаменовавшихся воспитанников были вообще удовлетворительными, большинство высказало более или менее точные и обстоятельные сведения как по истории, так и в толковании наиболее важных мест Священного текста».

По результатам вступительных испытаний треть абитуриентов, получивших неудовлетворительные оценки на письменных и устных экзаменах, не были приняты в Академию.

Но Иван Страгородский успешно преодолел экзаменационный барьер и оказался в числе тридцати пяти лучших, зачисленных на казенное содержание. В составленном же разрядном списке студентов он был и вовсе шестым. Из плохонькой гостиницы вместе с другом он переселился в академическое здание. Студенты распределялись в комнатах общежития по землячествам. Нижегородское, Рязанское, Олонецкое и Смоленское землячества размещались в одном большом зале второго этажа с окнами на Обводный канал и ректорский корпус. В качестве «надзирателя» к ним прикрепили студента старшего курса.

По внешнему виду Иван Страгородский был не особо примечателен среди студентов: высокий, худощавый, немного неуклюжий, в очках и с непослушными волосами. Но при близком знакомстве это впечатление менялось коренным образом: Иван Николаевич оказался человеком на редкость мягкого характера, был приветливым и ровным со всеми. К тому же он обладал прекрасным басом, и новые товарищи были буквально очарованы, когда он в первый же вечер со своим подголоском И. П. Слободским запел народные песни и особенно духовные стихи калик перехожих. Умение петь сопровождалось умением играть на фисгармонии. Иван любил этот инструмент и очень удачно импровизировал церковную музыку. Популярность Страгородского среди товарищей быстро росла, с некоторыми из них его связала искренняя и глубокая дружба, сохранившаяся на всю жизнь.

К. П. Победоносцев, обер-прокурор Святейшего синода в 1880–1905

1880-е

[Из открытых источников]

Началась академическая жизнь: лекции, занятия в библиотеке, курсовые и семестровые сочинения, службы в академической церкви, подготовительные домашние занятия, экзамены.

Внутренняя жизнь Академии выстраивалась по Уставу, принятому в 1884 г. и, конечно, несшему на себе последствия первомартовского покушения (1881) на Александра II, поскольку охранительным изменениям подверглись все аспекты внутренней и внешней политики России. Главным двигателем и заправителем преобразований прежнего (1869) Академического устава был тогдашний относительно недавно назначенный (1880) обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев. Он стремился вернуть академическую жизнь к эпохе начала XIX столетия. В результате «свобод» в академической жизни становилось все меньше: например, Совет академии был низведен на степень как бы совещательного при ректоре органа; тогда как расширившиеся права и возможности ректора делали его власть «всеведущей», распространявшейся на все и вся в пределах Академии.

Лекции начинались с 9 часов утра и продолжались до 1 ³/₄ часа дня и затем от 3 до 4 часов. Читалась каждая лекция один час с четвертью. На младшем курсе преподавались логика, психология, история философии, словесность, гражданская история общая, гражданская история русская, математика, физика, а из богословских предметов – Св. Писание и патристика. Из языков – греческий, латинский, немецкий, французский – обязательные для всех студентов и английский – необязательный. Вскоре «академики» уразумели плюсы и минусы учебной жизни, где главным были успехи в деле сочинения множества письменных работ, включая и подготовку самостоятельных проповедей. Они «поднимали» или «опускали» студента по шкале успеваемости. А потому студенты посещали лишь лекции любимых и интересных для них преподавателей. У других или сидели в классе, занимаясь в это время чем попало, или скрывались в так называемых катакомбах – хлебопекарне и иных подобных местах, куда инспектор, проверяя наполняемость классов, почти не заглядывал. Отчет в усвоении лекционного курса студенты давали на экзаменах два раза в год – рождественских и перед летними каникулами. Экзамены велись так же, как в семинариях, т. е. спрашивали не каждого студента по каждому предмету, а одного – по одному, следующего – по другому. Но эти ответы не особенно ценились, главными были сочинения, не менее четырех за год!

Каждый день, кроме канунов и утра праздников, полагались вечерние и утренние молитвы, которые совершались в академическом храме, с обязательным на них присутствием всех студентов и инспектора или его помощника. Посещение богослужений в воскресные и праздничные дни так же было обязательно для всех студентов, причем они должны были стоять рядами, студенты старшего курса – на правой стороне, младшего – на левой. Даже в столовую они должны были идти попарно, не ранее звонка и прибытия помощника инспектора, который ходил по столовой в течение всего обеда и ужина, наблюдая за порядком. Утром, после молитвы, в 8 часов, и вечером в 4 часа полагался чай с сахаром и булкой.

Покидать Академию и уходить в город можно было только два раза в неделю – в воскресенье и четверг. Причем каждый уходящий обязан был записываться в особую книгу с указанием зачем и куда намерен отправиться. По возвращении из города студенты со своими отпускными билетами должны были являться к инспектору, к 9 часам вечера. В 11 часов запирались все комнаты, кроме спален. Правда, такие строгости царили преимущественно на младших курсах. По мере «роста» порядкового номера курса исчезали и сложности академической жизни. На старшем курсе преподавались догматическое богословие, нравственное богословие, обличительное богословие, история и обличение русского раскола, церковная история древняя, церковная история новая, русская церковная история, литургика, церковное законоведение, гомилетика, греческий язык, еврейский и новые языки.