Поскольку доступ в Кремль был закрыт, и было невозможно провести выборы в Успенском соборе, где традиционно избирались русские патриархи, то решили свершить выбор в кафедральном храме Христа Спасителя. Чтобы сохранить сопричастность, сделать видимым духовное соединение этих храмов и тем легитимизировать до́лжный состояться акт, было решено доставить в храм Христа Спасителя чудотворную икону Владимирской Божией Матери из Успенского собора Кремля.

Ранним утром 5 ноября к Спасским воротам Кремля пришла депутация от Собора: Июдин, Уткин, Арапов. По предварительной договоренности с Военно-революционным комитетом их пропустили, и они пришли в Чудов монастырь, где проживал митрополит Тифлисский Платон (Рождественский). Вскоре он вышел к делегатам, и все вместе они направились к Успенскому собору. Вызвали сторожа.

– Откройте собор, – обратился митрополит.

– Не могу, нет приказа.

– Я служил у вас, почему не отворяете? – Это же митрополит! – вставили свои слова делегаты.

– Я знаю, что митрополит, но нам не велено никому открывать. Идите к коменданту. Прикажет – открою!

Видя бесперспективность перебранки, митрополит Платон пошел в комендатуру. Возвратился он через пару часов в сопровождении коменданта.

– Икону берите, благо ничего с ней в военные дни не стало, – комендант показал рукой в сторону царских врат иконостаса, где слева от них она и находилась. – Но, выносить из собора и Кремля, а потом нести по улице до храма Христа Спасителя можно только закрыв ее пеленой.

Так и пришлось митрополиту Платону и трем его сопровождавшим с «завернутой» иконой поспешить в храм Христа Спасителя, где завершались последние приготовления к службе. Икону поставили перед алтарем, а перед ней на столике разместили запечатанный ковчежец с записками имен трех кандидатов в патриархи. В ходе торжественного богослужения «вынутием жребия» был определен одиннадцатый патриарх Московский и всея России. Им стал митрополит Московский и Коломенский Тихон (Беллавин).

Тихон (Беллавин), патриарх Московский и всея России

1917

[Из архива автора]

По результатам переговоров с новой властью удалось получить разрешение на проведение 21 ноября, теперь уже в кремлевском Успенском соборе, интронизации вновь избранного патриарха, а также получить необходимые реликвии для новоизбранного патриарха из Патриаршей ризницы. В этот торжественный день Сергий Страгородский был среди тех иерархов, коим выпала честь сослужить новоставленному патриарху Московскому.

Одним из первых деяний патриарха Тихона стало присвоение «во внимание к высокополезному для Православной церкви святительскому служению» сана митрополита пяти иерархам. Первым среди них был назван Сергий Страгородский^[92]. С этим его поздравила прибывшая 3 декабря в подворье Валаамского монастыря, где проживал Сергий, делегация Владимирской епархии. Владыка встретил их, имея на себе знак митрополичьего достоинства – белый клобук, и принял от них приветствие.

После торжественного избрания и интронизации патриарха Собор продолжил свои деловые заседания.

Заседание Поместного собора

Ноябрь – декабрь 1917

[Из открытых источников]

2 декабря на пленарном заседании Собора было принято определение «О правовом положении Российской православной церкви». Первые его два пункта (из 25) гласили:

1. Православная Российская церковь, составляя часть единой вселенской Христовой церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство.

2. Православная церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными церквами независима от государственной власти и, руководствуясь своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления…^[93]

Этот документ церковь намеревалась внести в Учредительное собрание^[94], когда будут утверждаться новые государственно-церковные отношения. С ним должны были ознакомиться духовенство, церковный и приходской актив.

Восстановление патриаршества меняло систему высших органов церковного управления. Собор спешил до перерыва успеть завершить все ранее намеченные первоочередные дела. Одним из таких было избрание членов Священного синода и Высшего церковного совета. Этот вопрос обсуждался на пленарном заседании 7 декабря. В ходе двухступенчатых выборов митрополит Сергий (Страгородский) вошел в состав Синода, к компетенции которого были отнесены дела вероучительного, канонического и литургического характера^[95]. Синод заботился «о нерушимом сохранении догматов веры и правильном их истолковании», контролировал перевод и печатание богослужебной литературы. На следующий день прошли выборы в Высший церковный совет^[96]. В сформированном высшем церковном управлении (патриарх, Священный синод, Высший церковный совет) патриарху отводилась важная роль, но управлять Церковью единолично, без согласия коллегиальных органов – Синода и Совета, он не мог. Говоря современным языком, сложилась система сдержек и противовесов, когда каждая из сторон не могла выйти за рамки предписанных ей прав и обязанностей, и только все вместе они могли осуществлять управление Церковью.

9 декабря закрылась первая сессия Собора. Соборяне разъезжались по своим епархиям. Возвратился и митрополит Сергий во Владимирскую епархию. Местом пребывания он избрал Рождественско-Богородицкий мужской монастырь, расположенный в старой части города, на холме, господствующем над Клязьмой и заречной частью пригорода.

Владимир. Рождественско-Богородицкий мужской монастырь

Открытка

Начало XX в.

[Из открытых источников]

Общественно-политическая обстановка в губернии была уже совсем другой, чем в дни его избрания на Владимирскую епархию. В течение октября – декабря в губернии был сформирован Военно-революционный комитет и под его главенством была установлена советская власть, которая повсеместно приступила к реализации первых декретов Совнаркома, включая и те, что так или иначе касались «религиозного вопроса».

В. И. Ленин, председатель Совнаркома РСФСР

Фотограф М. С. Наппельбаум

Петроград. Январь 1918

[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1.

Д. 28]

…К середине января 1918 г. по срочным телеграммам патриарха в Москву возвращались члены Собора. В Троицком подворье, что на Самотеке, 18 января, с пяти до восьми вечера, заседал Соборный совет, спешно рассматривавший документы и материалы к открывавшемуся в субботу, 20 января, первому заседанию второй сессии Собора. Основное внимание было сосредоточено на проекте текста послания патриарха к открывающейся сессии, подготовленном протопресвитером Николаем Любимовым. Безнадежность, наверно, так можно характеризовать ощущение, буквально разлитое в воздухе подворья… Принятые на тот момент декреты Совнаркома кардинально меняли положение религиозных организаций, вводили новые правила жизни; шла национализация церковного и храмового имущества; производились аресты духовенства по обвинению в «контрреволюции»; из губерний высылали иерархов; отсутствовали какие-либо возможности диалога с властью… наконец, широко распространялись слухи о принятии в ближайшее время декрета об отделении Церкви от государства… Вместе с тем, все ощущали, что молчать нельзя, следует протестовать. Как записал в своем дневнике митрополит Арсений Стадницкий о проекте:

«Грамота краткая, но очень сильная. Думается, что результатом этого послания будет арест патриарха, принимая во внимание ту безумно-решительную экспериментальную по части социализации политику, какую ведут современные властители, не останавливающиеся ни пред чем. Мы с патриархом говорили о такой возможности; он хладнокровно смотрит на эту перспективу, от которой никто из нас теперь не застрахован. Буди воля Божия! По подписании им исправленного проекта послания, он и мы все перекрестились, оградив себя силою Креста»^[97].

Предчувствия оправдались… Оглашенное в пленарном заседании открывшейся второй сессии Собора патриаршее послание соборянами было воспринято однозначно как протест против «церковной политики» и объявление войны «Советам». Совнарком ответил на «вызов Церкви» принятием декрета об отделении церкви от государства… Противостояние стало реальностью.

Как вновь назначенному на новую кафедру Сергию дали возможность более других побыть во Владимире, чтобы обустроить епархиальные дела. Но все же к 16 февраля 1918 г. он возвратился в Москву. Это был день первого совместного заседания новоучрежденных высших органов церковного управления – Священного синода и Высшего церковного совета. В соборной палате секретарь Собора П. В. Гурьев огласил «Определение о высших церковных органах». После этого патриарх Тихон попросил остаться в зале членов этих учреждений, и началось первое совместное заседание Священного синода и Высшего церковного совета.

Митрополит Сергий, как и остальные члены этих органов, ощущал всю необычность происходящего. Подводилась черта под целой эпохой жизни России, Православной церкви и российского народа. Почти 200 лет назад, в 1721 г., Петр Великий учредил Святейший правительствующий синод как «око государево» для присмотра за всеми церковными делами, и вот теперь его полномочия передавались новым церковным органам. Церкви же предстояло жить вне государственной поддержки и надзора, в неведомом доселе государственном и общественном строе.

Говорили в тот день о предстоящих первоочередных работах Синода и Совета, о текущих хозяйственных и организационных проблемах Поместного собора, о действиях пастырей и мирян в защиту попираемой церкви.

Неоднократно в тот день выступал в соборном заседании митрополит Сергий. Ссылаясь на свои свежие впечатления от поездки во Владимирскую епархию, он указывал, что в условиях революционного хаоса во многих местах народ, опасаясь репрессий «безбожной» власти, отхлынул от церковных советов, и стоят опустевшие церковные здания, не опекаемые и необерегаемые в должной мере, что создает для власти повод обирать храмы, ссылаясь на их бесхозное состояние, а народ церковный их не защищает. Потому необходимо, призывал Сергий, укреплять церковные советы верными православию людьми, чтобы было кому взять храмы под свою ответственность. «Надо, – говорил он, – на местах архиереям и приходскому духовенству вырабатывать принципы и условия существования приходов применительно к ситуации, не ждать чуда, чтобы потом не оказаться в положении людей, всегда на пять минут опаздывающих на поезд».

Митрополит Сергий был чрезвычайно активен и за рамками соборных заседаний, участвуя в службах в храме Христа Спасителя, совершая богослужения в храме на Валаамском подворье, где он по-прежнему проживал, и по приглашению верующих в иных храмах Москвы. Много внимания он уделял руководству отделом о церковном суде, продолжившем разрабатывать проекты соборных определений по церковно-дисциплинарным вопросам.

28 марта отдел вынес в пленарное заседание Собора проект определения «О поводах к расторжению брачного союза». Сергий предложил обсуждать проект постатейно. Поток желающих высказаться не ослабевал вплоть до 9 апреля. Сергий неоднократно вступал в полемику, разъяснял, убеждал, но все было бесполезно. Большинство выступивших особо раздражались предложением отдела расширить поводы к разводу, и в результате окончательное решение Собора было отложено. К общему решению пришли лишь в последний день второй сессии Собора – 20 апреля^[98] (см.: Приложение 1 к настоящей главе).

Вторая сессия Поместного собора рассмотрела и ряд проблем внутрицерковного устройства. Среди них вопросы епархиального управления, устройства и жизни приходской общины, учреждения единоверческих кафедр, деятельности духовных учебных заведений, расширения внешней и внутренней Миссии Церкви. Причислены были к лику святых Софроний Иркутский и Иосиф Астраханский.

Реакцией Собора, что называется на злобу дня, стали определения «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную церковь» (от 18 апреля) и «О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни» (от 19 апреля)^[99]. В них устанавливался порядок произнесения в храмах за богослужением «особых прошений о гонимых ныне за Православную веру и церковь, и о скончавших жизнь свою исповедниках и мучениках», а также «ежегодное молитвенное поминовение… всех усопших в нынешнюю лютую годину гонений исповедников и мучеников». Епархиальным властям вменялось в обязанность собирать сведения об изъятом церковном имуществе, арестованных служителях культа и прихожанах. Одновременно мирян, священников и епископов, «не покоряющихся и противящихся церковной власти и обращающихся в делах церковных к враждебному церкви гражданскому начальству и навлекающих через то на церковь, ее служителей, ее чад и достояние многоразличные беды», а также исполнявших или участвовавших в практической реализации декрета о свободе совести и иных актов государственной власти, относящихся к деятельности религиозных объединений, ждали церковные наказания: запрещение в священнослужении, извержение из сана, лишение духовного звания, привлечение к церковному суду, отлучение от Церкви.