Глава XIV

Новые гости пришли неделю спустя – полторы сотни, не меньше. Наспех вооруженные, одетые явно в чужое, они стояли вдоль новой ограды, нерешительно переминаясь и кашляя. Самый рослый – должно быть, их предводитель – держал в руке нечто, похожее на сырой окорок. Николай не хотел присматриваться: после безумного пиршества ему было не по себе. Но отвести взгляд значило показать слабость. Здесь, на дикой, часто менявшей хозяев земле, человек все еще жил по законам предков-животных.

Николай, как и его товарищи, видел незваных гостей впервые. В этих краях люди привыкли жить скрытно, и если уж не могли помешать чужакам, то старались, хотя бы, не попадаться им на глаза. И никогда в крепости не служил ни один местный житель. Куда спокойнее для империи разослать воинов по чужим провинциям! Если взбунтуются, то будут лишь убивать и грабить, а не подстрекать народ к независимости.

Гарнизон набирали как можно дальше от здешних мест – то ли в Батавии, то ли вовсе где-то в северных дебрях. Иногда попадались и настоящие, хоть и незнатные римляне, вроде Люция. Впрочем, для последних все варвары от Дуная до берегов «холодных морей» были на одно лицо и звались одинаково – маркоманнами. В буквальном переводе – людьми пограничья. Собравшиеся здесь как нельзя лучше соответствовали этому имени. Наверняка видавшие виды, тертые и битые жизнью, они не выглядели героями. Но терпения вкупе с упрямством у каждого хватило бы на десятерых. Иначе в такое время и в таком месте нельзя было выжить.

– Что вам нужно? – заговорил первым Ульрик.

– Мы видели… – латынь вожака пришлых была просто чудовищной. – Мы видели – двое прискакали вчера. Остальных, кто шел на вас, больше нет. Это добрый знак – с вами боги. Мы перестали бояться. Вот!

Странный предмет вдруг с силой шлепнулся наземь перед легионерами.

– Голова! – вырвалось у потрясенного Николая.

После того, что случилось недавно, он с трудом мог на такое смотреть.

– Это Сар, центурион из крепости! – пробормотал бледный, как полотно, Люций, едва опознав лицо в жутком месиве разбитой, опухшей плоти.

– Он делал много зла, – продолжал вожак, – он и его прихвостни. Жгли, брали детей и женщин, а мужчин убивали, как скот… Теперь и с нами боги, мы не боимся! Мы отомстили за наши деревни, всем врагам до единого! Но есть еще хунну, и скоро они придут. Примем бой – вместе!

– Сперва нужно многое сделать, – осадил новоиспеченного союзника Ульрик. – За работу!

Дел и вправду хватало. И Ульрик, служивший империи больше десятка лет, знал в них толк. Народу прибавилось, а значит, надо было как можно скорее выстроить постоянный лагерь. От временных полевых укреплений он отличался, как дворец от хижины. Идеально ровный квадрат величиной с площадь в провинциальном городе, никак не меньше. Стены из толстых бревен, по крайней мере, в три человеческих роста и деревянные башни в несколько этажей.

В каждой стене – ворота, чтобы ни при каких обстоятельствах не возникла давка. Главные из них носили звучное имя порта претория и по священным канонам римской военной науки всегда и всюду были обращены к врагу. Не отступили от правила и на этот раз, хоть главный выход вел прямиком в реку. Ульрик, без возражений ставший негласным лидером, надеялся вскоре отстроить пристань и даже разжиться новой либурной или биремой. Пока он разве что насмешил богов грандиозными планами, но в будущем это имело смысл.

Близость реки сулила и более ощутимые выгоды. Глубокий ров, окруживший лагерь, наполнился вмиг водой, и вместе с обязательным валом стал грозной линией обороны. Кроме того, соседство с Дунаем сводило на нет опасность пожаров и гибельной жажды. Весьма кстати, если учитывать плотность застройки. Бараков, крытых соломой, хватило бы и на три сотни воинов вместе со стариками, женами и детьми.

– Пригодится, – объяснял непонятливым Ульрик. – Скоро к нам придет столько народу, что и птахе некуда будет гадить, кроме как на головы.

Хотелось верить и даже надеяться. Так или иначе, работа на полный износ отвлекла Николая от перспективной идеи – сжечь себя, вурдалака и каннибала проклятого, заживо.

* * *

Люди и в самом деле прибывали. День за днем, поодиночке и целыми толпами. Многие в знак верности Риму несли трофеи – головы и прочие органы вожаков мелких банд, что сами не успокоились после казни Сара. Николай с трудом понимал, как победа горстки легионеров могла встряхнуть, поднять на дыбы целый край. Но гордости не испытывал – в душе было холодно и темно, как в могиле. И так же глухо – выхода из ловушки, в которую Николай загнал сам себя, не предвиделось.

– Рыба с низовьев – крупная, жирная, свежая! Всю бери, дешево, не пожалеешь!

Настырный купец рисковал в тот миг получить не только желанную прибыль. Но Николай заставил себя сдержаться – у человека свой интерес, да и Ульрику помочь надо. Снабжение войска, если все делать по совести и уму, испокон веков было трудной задачей. Говорили же в свое время родители: «Поступай на экономический!» А впрочем, когда меняешь разнообразное барахло с трупов на еду, лес и скобяное железо, опыт бухгалтера или финансиста необходим, как корове конский доспех. Лучше всех в подобных делах разбирался Осия, но тот безнадежно застрял в другом конце лагеря, громко бранясь с продавцами овощей и зерна. Стоило только всерьез закрепиться на берегу, как от торговцев не стало отбоя. А значит, жизнь продолжалась – несмотря ни на что.

Высокий человек в пестрой, расшитой странным узором накидке из козьей шкуры молча ждал, когда Николай завершит торг. А после шагнул к нему, все еще не проронив ни слова. Со стороны его можно было принять за бродячего предсказателя, что за плату гадает воинам о судьбе и смерти. В свое время и Николай зарабатывал тем же. Быть может, потому и не сразу понял, кто на самом деле стоит перед ним. Ведь лицо у гостя было иным, чем тогда, под стенами цитадели Агнца.

– Ты позабыл кое-что, – знакомый голос, похожий на клекот птицы…

В ладонь Николая, будто сам собой, появившись из ниоткуда, лег монашеский нож, казалось бы, навсегда утерянный.

– Есть вещи, которые просто так не исчезнут, – ответил гость на немой вопрос. – Слишком многое вобрали они в себя. Вспомни, где уцелел, что выдержал этот кусок металла.

Странно, но даже такого объяснения было достаточно. Николай вмиг представил пылающий ад посреди пустыни, пепел врагов и друзей на проклятой всеми богами земле. Теперь к едкой горечи той неизбежной жертвы добавился вкус новой крови. Сколько прольется еще?

– Не истязай себя и не кайся, – вновь собеседник будто опередил его мысли. – И тем, кто рядом, не позволяй этого. Иначе уподобишься рабам Агнца – его вина, что пришлось исполнить кровавый обряд.

– Выходит… – собственный голос не слушался Николая. – Выходит, Марк был обречен заранее?

– Он сам себе выбрал судьбу, – прозвучал бесстрастный ответ. – В тот миг, когда окончательно предпочел разуму веру. Змеиный яд лишь заставил открыться все его страхи и слабости, недостойные такого, как он. Жизнь – это пир, и пресыщенным лучше уйти, чем скучать и мучиться.

Николай едва не схватился в гневе за меч – настолько чуждыми и враждебными показались ему слова гостя. Все, что внушали с пеленок, со школьной скамьи, с первых дней самостоятельной жизни противоречило этому. Но все-таки он сдержался. Что-то подсказывало: клинок повстречал бы лишь воздух. И вспомнилось…

Улица вдоль церковной стены – узкая, смрадная, полная нищих безумцев. Гнойные язвы, пузыри слюны на губах, шепчущих просьбы о помощи пополам со святыми истинами. И фанатичный блеск воспаленных глаз – совсем как у Марка во время обряда. Христос, Иегова, Митра – не все ли равно?

По узкой, опасной тропе безверия могут пройти лишь немногие. Но ведь и боги не всякому в помощь. Иным и вправду лучше погибнуть, чем ждать, пока безудержная, слепая вера не превратит их в живых покойников.

– А остальные? Те, кто напал на нас в храме?

– Сам знаешь, они поступили на редкость глупо. Зачем нападать, если и поживиться нечем? Кто-то вел их – против воли и здравого смысла.

«И в самом деле, – подумал вдруг Николай. – Только числом и давили, иначе вырезали бы нас с легкостью. Перли вперед, как зомби, как марионетки в чужих руках. Скот на заклание!».

– Ты верно заметил, – будто услыхал его гость. – Убийство животных – особое таинство в храмах Митры. Но древние, истинные ритуалы требуют в жертву людей.

– И какова моя роль во всем этом? – Николай против воли вздрогнул.

– Твой символ – голодный пес на храмовой фреске. Инстинкт велел тебе лакать кровь, рвать зубами мясо запретной жертвы. И едва ты осмелился – обряд пошел по-другому, во многом не так, как хотелось бы Митре и его присным. Во имя того, кто придет сюда во плоти – скоро…

– Но как? Зачем? – слова с трудом вырывались из горла, общаться мыслями было еще трудней.

– Лучше спроси самого себя, кто ты!