Когда человеку уже за шестьдесят, эпизоды его жизни, детства, отрочества, юности становятся одновременно и очень далекими, и невероятно близкими, дорогими, словно отрывки из сладкого сна, а вы только и успели, что перевернуться на другой бок, но, увы, не продлили прекрасных мгновений или самых разных видений в черно-белых и невероятно ярких красках-цветах.
– Я вижу сны, и они меня бодрят, настраивают позитивно, дают мощные заряды жизнелюбия, – говорил Кавальере.
– Мне кажется, – продолжал Сильвио Берлускони, – вижу детство, как сегодня. Наш небольшой квартал в Милане, где я родился под астральным знаком, когда Дева уступила уверенно место Весам (поэтому он считает себя всегда уверенным и уравновешенным). Отец, Луиджи, Берлускони (1908–1989) – рядовой банковский служащий «Банка Разаны», был обычно сильно занят на работе, он редко днем появлялся дома, зато мать – Розелла – круглые сутки крутилась, как белочка, по хозяйству, всю свою доброту, энергию и заботу отдавала нам, детям. (Она такая и по сей день). Бог дал ей долгую жизнь.
– Когда началась Вторая мировая война, мне еще не исполнилось и трех лет. А когда война ворвалась на Апеннины, мне не было шести. Где они эти страны – Германия, Россия, Англия, Польша, Франция или США, – я не знал и еще не мог знать. Но особый какой-то напряженный дух в моем родном краю – Италии – я все-таки, кажется, ощущал. Чувство первого одиночества я хлебнул сполна после 8 сентября 1943 года (мне было уже почти семь лет), когда папа Луиджи вынужденно покинул семью и Италию, был интернирован в один из лагерей в Швейцарии, затем нашел приют сначала в местечке Эрисвиль, потом в Статлене под Берном, в семье ныне здравствующей 85-летней Труди Шарер.
Эта часть биографии отца премьера Италии остается неизученной, поэтому представляет особый интерес. Во многом она объясняет, почему премьер Сильвио Берлускони испытывает сильное чувство сострадания, стремится помочь эмигрантам, ищущим кров и трудоустройство в Италии и Европе.
Вкратце история такова. Неподалеку от Берна в небольшой каменной вилле с садиком живет пожилая дама Труди, бывшая учительница и дочь учителя Фрица Шарера. На ее памяти, рассказывала нам сама Труди, – приезд в сентябре 1943 года в швейцарское селение Аусвилль большой группы итальянских граждан. Кто они были? Военнопленные или беженцы? Беглые каторжники, заключенные, преступники или простые бродяги? Никто не определял их статус, но было ясно, что это – тысячи несчастных людей, нуждавшихся в срочной помощи. Но как ее оказать? Беженцев разделили на группы, расселили по коммунальным зданиям (в школу, больницу, на почту, автостанцию, бензоколонку и т. д.), выдали по 200 граммов хлеба, немного картофеля, лука. Чем богаты, тем и рады, а они тем более…
Постепенно жизнь, как могла, стала налаживаться, входила в свою новую колею.
– Мы разобрались, с кем имели дело, – продолжала фрау Труди. – В ночь на 17 сентября 1943 года швейцарскую границу перешли и сдались таможенникам более 10 тыс. итальянцев. Их зарегистрировали и, не обнаружив ни оружия, ни запрещенной литературы, никаких компрометирующих документов-материалов, отправили в пересылочный лагерь.
Общее положение было тогда следующим: после 8 сентября 1943 года, когда маршал Бадольо разорвал союз с Германией, подписал акт о перемирии с англо-американскими представителями по антигитлеровской коалиции, страна раскололась. Весь север Италии до Неаполя был захвачен оккупационными немецкими войсками. В местечке Сало Бенито Муссолини создал свою так называемую «Социальную Республику». У жителей-мужчин северных провинций возникла сложная дилемма: или идти в армию Сало, а это значит служить фашизму, Муссолини и в конечном счете Адольфу Гитлеру с перспективой оказаться на Восточном фронте, где, как все уже знали, был разгромлен Паулюс в Сталинградском котле (август 1942 – февраль 1943); или нелегально перебраться в Швейцарию, там сдаться и уповать на милость иммиграционных властей Берна, Лугано, Женевы.
По международным нормам и договорным соглашениям швейцарские пограничные службы имели право принимать только бывших военных, направлять их в лагеря так называемой «савойской кавалерии», а значит, не сдавать гитлеровцам, не отправлять в Германию и далее на фронт. Вновь прибывшие получили право на заграничное жительство.
А гражданские лица? С ними дело обстояло сложнее, ибо для их легализации нужен был какой-либо кантональный или федеральный закон, который бы разрешал или обусловливал пребывание безвизовых иностранцев на территории Швейцарии. И такой закон «изобрели», назвав массу гражданских переселенцев – «военными беженцами» или беглецами из мест военных действий. Под этот статус и под такую формулировку подпал и Луиджи Берлускони, оказавшийся как бы в одном списке с Королевой Италии Марией-Жозе Савойской и ее четырьмя детьми; с Эддой Чиано-Муссолини – старшей дочерью дуче, сумевшей перевезти в Альпийское государство не только всех своих троих детей, но и знаменитые дневники своего мужа, репрессированного дуче графа Галеаццо Чиано, экс-министра иностранных дел. Среди спасенных были издатели Арнольдо Мондадори, журналист и писатель Индро Монтанелли, будущие политики Луиджи Эйнауди, Аминторе Фанфани, чемпион по лыжному спорту Дзено Коло, актер Джорджо Стрелер, режиссер Дино Ризи, певец Джузеппе ди Стефано, писатель и поэт Пьеро Кьяра, предприниматели Карло и Франко де Бенедетти. Спасены оказались тысячи людей разных национальностей и вероисповеданий – католики, протестанты, православные, иудеи и мусульмане и даже три буддиста.
– Таким образом Луиджи Берлускони прибыл к нам, – говорила Труди. – Мне было тогда 23–24 года. Луиджи был блестящим (по тем временам), галантным человеком, он сразу завоевал (модное тогда слово) наши симпатии. Своей честностью, открытостью, искренностью и трудолюбием он просто подкупал. А еще он был исключительно музыкален. И это в моей семье, где папа Фриц считал себя невостребованным, но талантливым пианистом, все дети играли на скрипке и гитаре, а Луиджи дирижировал и пел. Сложился великолепный, незабываемый ансамбль. Засиживались допоздна, для Луиджи стелили постель в кухне, и он с удовольствием не возвращался на соломенную подстилку в школе, где размещался на полу вместе с 50 другими итальянцами-беженцами, эмигрантами.
– Особенно запомнилось поздравление на Рождество 1944 года. Прошли всего три месяца, как Луиджи обосновался в Аусвилле, под Берном, но мы его уже считали почти родным в нашей семье, – продолжала Труди. – Мы не знали, что с 18 октября 1943 года он вел своей дневник – разговор по душам с любимой супругой Розеллой, с Сильвьетто – старшим сыном Сильвио и дочерью Марией-Антоньеттой. Теперь-то я знаю, каким трогательным отцом был наш друг Луиджи.
Вот строки из дневника: «25 октября 1943 года приезжаем из Аусвилля в Эрсвилль. Только было прижились, осели… Но надо ехать. И куда? Известие о том, что Мария-Антоньетта выздоровела и выглядит молодцом, меня очень обрадовало, придало сил. А мой первенец, паренек Сильвьетто! Он становится настоящим мужчиной, и это меня наполняет гордостью. Сильвьетто, любимый, твой “папарино” – папашка – думает о тебе из своего швейцарского изгнания».
«Что тебе подарить? Не знаю. Лучше всего брата и назовем его – Паоло. Я это сделаю». И сделал, как обещал… (Отец Луиджи Берлускони ушел из жизни в феврале 1989 года). О нем хранят память не только родственники, но и банковские служащие и, конечно, те, с кем он уходил в 1943 году через границу в Швейцарию – Армандо Спалвери и Джино Роскале – отец Джанкарло Роскале – двоюродного брата Сильвио и бывшего директора сети магазинов «Станда», имевших свои филиалы во всех крупных городах Италии.
…Возвращение Луиджи Берлускони сначала в Комо, а затем в Милан совпало с концом весны. Город быстро стряхивал пыль и гарь со стен и крыш домов, выметал с улиц и площадей пепел отгремевшей войны. Луиджи и Розелла первым делом по-праздничному приодели детей и повели их на мессу в ближайшую церковь, поставили Христу и Святой деве Марии свечи. На последние деньги… И Всевышний услышал их молитвы. У Луиджи пошли дела в банке, из Швейцарии приходили дружеские письма, семья Берлускони незамедлительно отвечала Труди, помня, что пунктуальность, обязательность и внимание к добрым людям – признак не только хорошего тона, но и высокой внутренней культуры.
И в письмах итальянцы всегда оставались и остаются итальянцами, никогда не упустят удобного случая, чтобы поблагодарить друзей, рассказать им о своих успехах. Семья Берлускони на все лады восхищалась, хвалила маленького Сильвьетто, который был первым учеником в классе и заводилой в детских забавах, во многих школьных интересных начинаниях. Он где-то прочитал, что в далекой России с первых послереволюционных лет (1918) проводят «субботники». Нельзя сказать, что у десятилетнего миланского подростка возник интерес к Родине Октября, но в ее хозяйственном и идеологическом опыте Сильвио узрел возможность получения экономического эффекта – прибыли. Он собрал мальчишек, организовал в одно из воскресений уборку улиц и неплохо заработал. Занятие это ему, правда, скоро наскучило, и он направил свою энергию в другом направлении – стал заниматься школьным репетиторством, выполнять (конечно, небесплатно) домашние задания за нерадивых и бездарных, но обладавших средствами учеников. А почему бы и нет? Дураки они и есть дураки. Пусть платят! Дураки всегда нужны!
Получаемые деньги он учился ценить, зря не разбазаривал, экономил даже на мороженом и карамельках, хотя каждый праздник не забывал сделать подарки матери Розелле, отцу и младшей сестренке Марии-Антоньетте, которая к тому времени уже пошла в местную начальную школу.
Мать, вспоминал позже Сильвио, еще во время войны нашла работу у друзей в компании резинопромышленников «Пирелли». До службы она добиралась более двух часов (и столько же обратно), ездила поездом, на рейсовом автобусе, а затем шла пешком. В любую погоду, даже сильно простуженная и больная. А как быть? Надо было кормить детей и престарелых родителей. Соседи уважали добрую Розеллу и называли ее «маленькой героиней». И она действительно была такой. Однажды, кажется, в 1943-м, Розелла спасла, рискуя своей жизнью, еврейскую женщину, которую выследил и пытался арестовать эсэсовец. Немец сбил с ног Розеллу, уперся дулом винтовки в ее грудь. Мать не испугалась и крикнула: «Попробуй выстрелить! Тебя люди разорвут на куски! В клочья разнесут!»
…И разнесли бы… Эсэсовец предпочел исчезнуть подобру-поздорову, оставив Розеллу и ее подзащитную. Эта история стала широко известна в пригороде Милана, но Розелла ее никогда сама не рассказывала и только слегка смущенно улыбалась, когда об этом говорили соседи и чужие люди… А иногда лишь добавляла:
– Да будет Вам! Поступила так, как поступила. Так же действовал бы любой человек, окажись он на моем месте…
– Любой, да не любой, – реагировали окружающие. – Во Франции, например, в 1944-м одна вооруженная девушка на мосту дала отпор эсэсовскому офицеру и стала героиней Франции. Почти Жанна Д’Арк. А Вы одна, без оружия, да еще и в положении. Это ли не подлинный героизм современного цивилизованного человека… И еще во время такой войны!
– Вот именно что цивилизованного, – рассуждала Розелла. – А что такое современная цивилизация? Это комплекс форм внешнего и внутреннего поведения человека. Француженка Мадлен Риффо стреляла в гестаповца – это выражение мести, я же защитила еврейку, зная, что той, в случае ареста, угрожала депортация, лагерь, мученическая смерть. Та и другая реакция были естественным отпором насилию, несправедливости, – реакция, на которую должен быть способен любой человек. Просто не каждому это удается проявить.
У Розеллы на этот счет возникло и развилось целое философское кредо. Но в дискуссии она не вступала; не ее, секретарское, мол, это дело. А в боевых ячейках движения Сопротивления она не состояла, хотя всей душой поддерживала тех, кто противостоял германским и итальянским фашистам, или ушел, как ее муж Луиджи, в трудную эмиграцию за границу.
Эту историю Луиджи узнал еще на вокзале в городке Комо, неподалеку от швейцарской границы, где сын встречал отца среди тысяч репатриантов.
Семья вновь стала единой и счастливой. Луиджи вернулся на работу в банк Карла Разини. Хозяин очень ценил и уважал Луиджи как самого компетентного и доверенного «своего человека», которого в конце финансовой и организаторской карьеры назначил даже генеральным директором одного из главных банковских подразделений – кредитования вкладчиков и партнеров.
Эта банковская специальность и должность отца вскоре поможет молодому Сильвио Берлускони при закладке и становлении собственного дела, при получении значительных кредитов. Но пока Сильвио хорошо понимал: только глубокие и широкие знания дают возможность двигаться вперед в материальном, социальном и культурном отношении как отдельному гражданину, так и всей стране в целом. И Луиджи из Саронно (так любил в моменты откровения называть себя – по месту рождения – отец) внимательно следил за каждым шагом сына в начальной, затем в средней школе и в гимназии маэстро Салезьяни, что размещалась на миланской улице, где когда-то много веков назад бывал великий Коперник.
Устроить сына в это престижное учебное заведение было непросто.
О проекте
О подписке