Цитаты из книги «Земля»

Пауза длилась… А затем снаружи и внутри меня с геометрической прогрессией начали нарастать дискомфорт и тревога. Я раньше почувствовал, чем понял, что Денис Борисович провёл что-то вроде запрещённого континуального удара ниже пояса.

Вокруг меня не обычный котлован – это ушедшее под землю осквернённое, срытое кладбище.

Вот изнуряющий душу шорох достиг дна и пропал – нечто спустилось и колышется за моей спиной. Я чую запах, который ни с чем не спутать. Это пахнет мертвечина.

Теперь я помнил этот кошмар – а на самом деле никогда и не забывал его, он хранился в той области ума, что видит сны. Он всегда был одинаков. Снились лето, полдень и предстоящий труд. Я на дне неглубокого котлована. Обросшие сорняком склоны в окаменевших бороздах – следы экскаваторного ковша. Они похожи на ископаемые оттиски исполинских лап. Кое-где фигурные обломки из старого кирпича, доски, шматы рубероида, словно кто-то большой и хищный растерзал беспомощное жилое существо. Моё одиночество свежо, ещё недавно рядом находился напарник, но как сквозь землю провалился, стоило мне отвернуться. А я всё равно делаю вид, что он рядом, продолжаю громко общаться с пустотой, чтобы не показать котловану, насколько мне страшно. И тогда в сон медленно начинает просачиваться гниль.

Запах был давним моим знакомцем, неоднократно снился во время службы, но пробуждение всегда заканчивалось благословенной амнезией. Я неизменно просыпался за миг до кромешного – будто успевал захлопнуть дверь перед земляной пастью кошмара, а снаружи оставались лишь вскипевший на адреналине страх и свинцовое удушье в груди, которое

Я снова ошибся. Наличествовал другой запах – стойкий и неизменный. Он обладал возможностью переливаться всеми смрадными гранями, ничто не мешало ему в зависимости от ракурса прикидываться то дерьмом, то рыбной помойкой, гарью, протухшим мясом, кишечными газами. Собранный воедино, он обретал какое-то страшное благородство и зловонное достоинство.

От этих беспричинных, с вытаращенными глазами куплетов веяло чудовищным, очень тревожным бредом. А вокруг стоял сокрушительный запах прогнившего дачного септика – того самого, который мне довелось выкапывать на первом году службы летом.

привиделись мне. Снова резко тряхнуло, по горлу вверх-вниз прокатился ком внезапной тошноты – то ли от вестибулярного и временно́го надругательства, то ли от невыносимо гнилостного запаха сточной трубы.

Но чёрт с ней, с вонью. Необъяснимое творилось и с разговором. Он словно расслоился, пополз в разные стороны, как те самые разнонаправленные поезда, что

Со зрением тоже творилось странное – точно феноменальный ворюга смахнул с моих глаз линзы и молниеносно подменил их на новые с диоптриями наобум. На какой-то миг я сделался беспомощно близорук, но вскоре опять стал видеть. Только в правом глазу всё было излишне чётким, а в левом как будто чего-то недоставало. И вездесущая вонь, как хамелеон, в очередной раз сменила окраску. Теперь она была не дизельно-технической, а канализационной.