Нори пока ещё не знал, что ей нужно, но на всякий случай держался в стороне, у входа в помещение барбакана.

– Ты ни на что не годишься, Нори, – презрительно сказала Талька, выпрямилась и повернулась к нему.

– Собираешься унижать меня весь дозор? – обиженно спросил её сын гончара.

– Нет. Я собираюсь научить тебя хоть как-то держать меч.

Нори удивлённо приподнял брови и подошёл ближе.

– Правда? – неуверенно спросил он.

Сабир с аналогичным удивлением смотрел на напарницу.

– Да, – ответила Талька и пригласила его жестом за собой.

– А мне ты уроки не предлагала! – возмутился Сабир.

– Ты в них не так остро нуждаешься, – бросила через плечо Талька и вернула своё внимание к новобранцу.

Сабир с удивлением наблюдал за ними, и оказалось, что Талька не врала – она действительно тренировала Нори следующие два часа прямо на крепостной стене: боевые стойки, хватки, базовые комбинации и движения. Нори внимательно слушал её и старательно повторял всё показанное, но вывод в конце этой тренировки был не слишком воодушевляющим:

– Уже лучше, – бодро начала Талька, но тут же снова окаменела, принимая свой обычный вид. – Хотя в бою с реальными людьми всё это может не пригодиться, потому что ты умрёшь от первого же удара. Однако полученные за сегодня навыки и знания существенно снизят такую вероятность. Ты ещё плох, но уже не безнадёжен.

Сабир вдруг вмешался со стороны:

– Цени эти слова, с её уст не срывалось ничего лучше за последние несколько месяцев. Я от неё вообще ни одного комплимента в жизни не слышал.

Нори улыбнулся и сказал ей:

– Спасибо, Талька. Знаешь, а ведь я сначала подумал, что ты бездушная тварь и…

Сабир тут же усмехнулся:

– Так и есть.

Женщина удостоила его безразличным утомлённым взглядом и снова повернулась к Нори:

– Не обольщайся, я тренировала тебя исключительно из практических соображений. В бою может возникнуть ситуация, в которой моя жизнь будет зависеть от твоей. Не хотелось бы, чтобы ты облажался и подставил меня.

– А… понятно, – Нори кивнул и посмотрел в окно барбакана.

Солнце уже давно село и по всему Тагервинду зажглись огни. Нори вышел наружу, встал у внутреннего края северной стены, посмотрел в сторону города и увидел, что к барбакану приближалась крытая повозка, которой управлял лысый мужчина в потрёпанном жилете. Талька тоже вышла и, посмотрев вниз, хмыкнула:

– Ещё один бежит из города. Я уже подумываю последовать их примеру…

Нори узнал того мужчину – это был отец его возлюбленной, Мирты.

– Я сейчас! – крикнул он и побежал вниз.

Сабир принялся крутить лебёдку и наматывать цепи, открывающие ворота, на катушку, а Талька осталась стоять на месте и смотрела за бегущим вниз по ступеням Нори.

Мужчина на повозке не сразу понял, кто к нему приближается, и поначалу даже испугался, но потом прищурился и вскрикнул:

– Нори! Младший Нори!

Из-за его плеча выглянула молодая черноволосая девушка с вытянутым худым лицом, это и была Мирта. Она увидела Нори, бегущего ей навстречу, и выскочила из повозки. Когда он подбежал ближе, полный тревоги и запыхавшийся, она взяла его за плечи и посмотрела ровно в глаза.

– Стафорт не врал, ты правда записался в стражу? – с волнением спросила она.

Её голос дрожал, как и её тонкие розовые губы. Нори аккуратно положил ей на плечи свои руки и ответил:

– Да, это так. Неужели ты тоже уезжаешь?

Мирта на секунду обернулась на повозку отца, затем заговорила виноватым тоном:

– Прости, прости меня, я сама не знала, что так будет! Но пойми, ради друзей было бы глупо оставаться в городе, который скоро осадят. Отец едва ходит из-за его колена, а больше у нас в семье нет ни воинов, ни тех, кто… мог бы принести какую-то пользу.

– Ради друзей… – с досадой повторил Нори, пытаясь превозмочь бурю эмоций внутри себя.

Он хотел признаться ей в своих чувствах, но теперь сомневался, есть ли в этом смысл; и в то же время он ужасно беспокоился за Мирту и её отца после слов Сабира о мародёрах на границе. Нори глубоко вдохнул, крепко прижал Мирту к себе и заговорил полушёпотом ей на ухо:

– Слушай внимательно: на границах провинции сейчас мародёры и разведчики, езжайте куда-нибудь вдоль северного хребта, в уже захваченные земли, потому что здесь вас не пожалеют. Особенно тебя….

Мирта немного отстранилась, помотала головой и переспросила Нори:

– Что ты имеешь в виду? Почему «особенно меня»?

Нори сжал губы от напряжения, перебрал все свои мысли и выговорился:

– Ты… Ты самая прекрасная девушка из всех, каких я видел за свою бестолковую жизнь! Ты очаровательно поёшь, готовишь, ты умная и добрая… Будь у меня выбор, прожил бы с тобой всю жизнь и сделал бы для тебя что угодно! Но я… мой выбор уже сделан.

Мирта остолбенела, её дыхание ускорялось с каждой секундой, а по щекам покатились слёзы. Она ударила Нори по плечу своей худой ладонью и вскрикнула:

– А раньше ты почему мне этого не говорил?! Подлец, зачем?! Зачем сейчас? – после кратковременного срыва она вдруг бросилась ему на шею и крепко обняла. – Уезжай с нами. Со мной. Проскочим сейчас и поедем за горизонт, никто даже и не вспомнит о нас… ну? Поехали, прошу!

Нори крепко обнял её в ответ, сморщился и почувствовал, что сам готов зарыдать. Сквозь чёрные волнистые волосы Мирты он посмотрел на клетчатый чёрно-красный флаг с грифоном по центру, в свете факелов реющий над барбаканом. Чуть правее и ниже стоял чёрный неподвижный силуэт Тальки, которая по-прежнему наблюдала за ним.

– Я стану предателем, – дрожащим голосом прошептал он. – Врагом Тагервинда и… буду заклеймён на всю жизнь.

Мирта взяла его за лицо и продолжила умолять:

– Да кому ты нужен, глупый? Сын горшечника, простой бездельник с улиц, какой толк от тебя там, на стене? Поехали со мной… мы…

– Нет, – сурово отрезал Нори, заметно помрачнев после слов «сын горшечника».

Мирта вздрогнула, а он продолжил, подавляя эмоции в себе:

– Я теперь… солдат под знаменем Тагервинда. Меня записали на северную стену во время осады. Шаг без приказа – измена. А достойно отслужив и защитив город, я вернусь и… найду тебя, когда стану тем, кто заслуживает этого счастья.

Мирта заплакала и поникла головой.

– Дурак ты, а не солдат… – печально произнесла она.

– Значит, приду за тобой, когда стану умнее. И сильнее. И вообще, стану хоть кем-то. А пока я «сын горшечника», мне нечего предложить тебе, кроме любви и себя самого, Мирта.

– Но мне больше ничего и не надо! – простонала девушка, уже сделав первый шаг обратно к повозке.

– Сейчас, – серьёзным тоном ответил Нори. – А потом от меня будет требоваться гораздо больше. Я не хочу, как отец, потерять семью из-за собственной глупости! Езжайте на север, Мирта, по горным тропам! Если боги позволят, мы с тобой увидимся и будем вместе. А нет… значит, я останусь здесь, под стенами, защищая свой дом и честь.

Мирта снова подскочила к нему, крепко поцеловала в губы, развернулась и со слезами понеслась к повозке. Она забралась внутрь, ночная тень скрыла её, и лишь тихий плач доносился из-под тента. Через мгновение плеть стегнула коня, колёса заскрипели, и повозка поехала дальше. Слышался успокаивающий тон отца Мирты и её высокий, надрывисто высказывающийся голос, который вскоре потерялся в шуме города, стоявшего за спиной Нори. Тент повозки задёрнулся, но, когда она уже пересекла подъёмный мост и поехала прочь по единственной дороге, нежная рука отодвинула ткань, и влюблённые в последний раз взглянули друг на друга. Нори навсегда запомнил это белое острое лицо, освещённое жаровнями у моста. Окованные ворота начали закрываться с гулом и скрипом, который издавали в движении от собственной тяжести, а Нори стоял и смотрел, как повозка с его возлюбленной становилась всё дальше.

Через пару минут, после ещё одного утомительного подъёма по лестнице, Нори вернулся под козырёк барбакана, где Сабир, пыхтя и краснея, накручивал цепи ворот на катушку лебёдки. Он подбежал, схватился за вторую рукоять и помог ему, а Талька так и стояла в стороне.

– Я думал, ты сбежишь с ней, – прокряхтел Сабир попутно.

– Может, и сбежал бы… – пожал плечами Нори, когда они закрыли ворота. – Но я и так слишком много раз в жизни бежал, отказывался, подводил… Решил, что пришло время вести себя достойно.

– Вот это слова настоящего мужика! – довольно воскликнул Сабир.

– И полного идиота, – подхватила Талька, подойдя к Нори, и вдруг едва заметно улыбнулась. – Но я тоже благодарна тебе за то, что не бросил нас и… остался защищать город.

Нори кивнул и улыбнулся на мгновение, но радость с его лица тут же сняли воспоминания о прощании с Миртой. Он вышел на стену и посмотрел за горизонт, где уже почти ничего не было видно из-за темноты. Где-то там мелькал огонёк повозки её отца, а ещё дальше, за невидимой стеной ночи, за десятками километров полей и лесов, к Тагервинду шла армия Ренамира.

Остаток дозора прошёл спокойно, а утром, когда Нори надеялся выспаться, у барбакана оказался сотник Белиад. За его спиной стояло ещё с дюжину человек, один из которых вёз за собой тележку с инструментами.

– Что такое? – спросил Сабир, подойдя к Белиаду.

Нори стоял поблизости и не успел даже заметить, как Талька улизнула куда-то прочь. «Впрочем, она и не записывалась к Белиаду» – подумал Нори и прислушался к происходящему рядом разговору. Белиад упёр руки в пояс и пояснял задачу:

– Гилмор назначил наше подразделение расширять ров. До полудня нужно накинуть полметра от стены и сделать более крутым ближайший к стене берег. Таг смоет всё, что оторвётся от земли, так что это будет не очень трудно.

Сабир задумчиво покивал, а Нори подошёл ближе и скромно поинтересовался:

– А… поспать нам не дадут?

– Ха! – кратко, но громко усмехнулся Белиад. – Поспать – это привилегия трусов и лентяев, юный Нори. Если повезёт, после рва отдохнёшь пару часов.

– Пару часов… – печальным шёпотом повторил Нори.

Он понял, что те сладостные ночи, занятые девятичасовым сном, остались позади. Возможно, навсегда.

Белиад вывел их за стены, распределил и раздал инструменты. Нори получил в руки двухметровый стальной лом и был поставлен напротив северной стены, под тем самым местом, где он смотрел на реку сверху вниз. Теперь Таг плескался и переливался прямо у его ног: грязный, шумный, но неостановимо сильный. Эта река загубила немало солдат, пытавшихся осадить Тагервинд, и унесла их тела в горы. Некоторые люди, вспоминая о Таге, говорили, что всё его дно усыпано человеческими костями, но из-за мутной воды и глубины в три метра определить это было довольно сложно.

Нори опустил треть лома в воду и почувствовал, как течение тянет инструмент в сторону. Белиад, стоявший недалеко позади, крикнул ему:

– Чего замер? Откалывай куски, ров сам себя не расширит!

Один из работников, приведённых сюда, вдруг обернулся и заговорил:

– Вообще-то, горные реки постоянно размывают почву и сами расширяют себя! Так появляются…

– Понырять хочешь, умник? – прервал его Белиад.

– Нет, командир!

– Ну так копай, чтоб тебя!

Нори увидел, что Сабир снял с себя кольчугу, шлем и рукавицы. Парень последовал примеру нового друга, крепко взялся за лом и принялся откалывать куски земли от края рва. С перерывами на завтрак и обед это длилось семь часов.

К середине дня Таг унёс на север огромное количество земли и заметно вырос в размерах. Нори устало сидел на его берегу с закрытыми глазами и уже не мог ни о чём думать. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя таким уставшим, как в этот момент, после дозора, а затем многочасовых работ. Его компаньоны и союзники в грядущей осаде уже расходились и возвращались по мосту в город, сотник Белиад пересчитывал людей и инструменты, а Сабир подошёл к Нори, сел рядом и опустил босые ноги с задранными штанами в реку.

– Да, парень, такова солдатская жизнь, – сказал он и в который раз похлопал напарника по плечу.

Уже едва не заснувший Нори, открыл глаза от этих слов и посмотрел на Сабира.

– Когда там… наша следующая смена? – бессильно промычал он.

– Ха, послезавтра ночью, малец! – Сабир смеялся и говорил так, будто в нём хватит сил расширить реку ещё в два раза.

Нори удивлённо смотрел на него, и в сравнении с этим крепким, бодрым мужчиной, осознавал свою слабость и недостаточную стойкость.

– Ты шёл бы в оружейную, снаряжение сдавать, – Сабир кивнул на меч в ножнах, лежащий на земле между ними.

Нори лишь бессильно покивал в ответ, взял оружие и поднялся. Шумный и тревожный город он пересёк, почти не глядя по сторонам, оружие и броню сдал так же бессильно и неосознанно – будто невесомый прошёл по каменному полу, а когда вышел за дверь казарм, вдруг почувствовал, что больше не испытывает к отцу той злобы, что была вчера. Нори даже захотел проведать его и рассказать о том, как, оказывается, тяжело служить в страже, и потому скорее отправился домой.

Отворив родную дверь, Нори сразу же слабым голосом заговорил:

– Отец, я… – и тут же прервался, потому что внутри никого не было.

Печь даже не мелькала тлеющими углями, лучины не были зажжены. «Сейчас день, он может быть в мастерской» – подумал Нори, про себя смеясь над одержимостью отца его работой. Он прошёл по улице и зашёл во вторую, не менее родную и знакомую дверь. Едва Нори пересёк порог мастерской, как тут же остолбенел.

Тело старшего Нори покачивалось на ветру в центре мастерской, повешенное на петле, привязанной к потолочным балкам.

– Отец! – вскрикнул Нори, подскочил к нему и принялся снимать, сдёргивать его вниз, но безуспешно.

Он схватил маленькую лопатку для глины, судорожно, неуклюже подставил рабочий стол к повешенному, встал на него и принялся рубить верёвку. Через несколько секунд окоченевшее тело старшего Нори рухнуло на пол, как мешок с дубовыми чурбанами.

– Отец! – дрожащим криком вопил Нори, разматывая петлю на вздувшейся сиреневой шее покойника.

Из последних сил он пытался привести родителя в чувства, не веря, что тот мог так внезапно его покинуть, но вскоре отчаялся, упал головой ему на грудь и просто зарыдал.

– Почему… – стонал Нори, сжимая в кулаках рубашку на мёртвом теле отца. – Неужели из-за меня? Из-за войны?

Нори вспомнил последние слова, сказанные отцу перед уходом в патруль, и от этого ему стало ещё больнее. Стыд, сожаление и горе наполнили его душу и сознание. Нори пробыл у тела отца около часа, и только потом, когда у него не осталось сил даже на скорбь, он поднялся и посмотрел в его стеклянные неподвижные глаза.

Нори вышел на задний двор, осмотрелся и приметил небольшое пустое место между мастерской и высокой стеной.

– Наверное, ты бы хотел остаться здесь… – тихим, слабым голосом сказал он сам себе и взял лопату у задней двери мастерской.

С каждым клочком вывернутой земли, с каждой пролитой слезой, Нори чувствовал всё большую тяжесть. Ему казалось, будто земля намеренно затвердела и не хотела принимать его отца, а руки всё ещё ужасно болели после расширения рва.

Сейчас, в условиях боевой готовности, никто не будет устраивать канонический похоронный ритуал, тем более для какого-то одинокого гончара. Обычно ближайшие члены семей сами выбирали места для захоронений, и выбор этих мест тоже был ограничен некоторыми законами, но, закопав отца за мастерской, Нори не нарушил бы ни один из них. Нужно было лишь закопать.

Сделав яму глубиной в полметра, Нори осел на землю, и единственным, что не давало ему упасть, был черенок лопаты, за который он держался обеими руками. Он повернул голову направо и посмотрел на тело отца у стены мастерской, которое ожидало погребения и уже начало издавать неприятный запах и привлекать мух. Нори закрыл глаза и начал истощённым шёпотом молиться, чтобы всё это оказалось плохим сном, и он снова, как раньше, спал девять часов, бездельничал или помогал отцу, гулял по вечерам со Стафортом и собирал цветы для Мирты. Какими бы усердными ни были его молитвы, реальность оставалась всё той же.

Солнце уже начинало понемногу садиться за горизонт, когда Нори всё же нашёл в себе силы выкопать яму и опустить туда тело отца. Он смотрел на него сверху, из мира живых, и больше не пускал слёз. Лицо Нори стало твёрдым и печальным, а в слегка прикрытых от сонливости глазах виднелась чёрная скорбь.

– Прости меня за всё, отец, – тихо сказал он, закрыл глаза и тяжело вздохнул. – Увидимся однажды.

Он вонзил лопату в кучу земли, чтобы закопать последнего своего родственника, но вдруг над городом разнёсся звон тревожного колокола. За ним последовал низкий гул рога. Долгий звук шёл будто с небес, но что он значил – Нори пока не знал. Он замер на секунду, отпустил лопату и прошёл через мастерскую на улицу. Со стороны дворца приближался всадник, который кричал во всё горло:

– Все в оружейную! Занять боевые посты! Всем занять боевые посты!

Нори смутился, помотал головой и закрыл за собой дверь мастерской. Он шёл по улице и видел столь же удивлённые, ничего не понимающие лица окружающих людей. Гонец на коне, уже почти сорвавший голос, увидел неспешность и непонимание людей – он остановился, выпученными глазами оглядел толпу и истошно заверещал:

– На нас напали, все к оружию, остолопы!

Толпа зашевелилась быстрее, Нори пробился к казармам, дождался своей очереди в оружейную и, войдя, увидел того самого стражника, выдававшего ему оружие и доспехи в первый раз.

– А, новенький! – обратился он. – Боевой пост?

– Что? – непонимающе переспросил Нори, окружённый гомоном.

– Боевой пост! – повторил стражник. – Что делаешь во время осады? Быстрее!

Нори помотал головой, замялся, но ответил:

– Э-э, котлы, северная стена, снаряды подавать, не знаю…

– Поддержка, понял! – крикнул оружейник, взял с вешалок два ремня, меч и геральдический сюрко, один из толстой стопки таких же.

Он выдал всё это Нори и сказал:

– Броня только лучникам, кавалерии и авангарду, прости. А теперь отойди в сторону, переодевайся там!

В нетерпении кто-то оттолкнул Нори в сторону и оставил его стоять с оружием и сюрко на руках. Люди кричали друг на друга, спорили, толкались, некоторые скептически оглядывались, не веря, что осада уже началась, а другие были настолько напуганы, что приставали ко всем с расспросами и стонали: «Гилмор сказал, что через неделю! Как же так?!». Нори накинул сюрко, затянул одежду ремнями и поправил ножны с мечом. Он медленно прошёл по коридору, протискиваясь через очередь в оружейную, и заглянул в кабинет командира Аргуса – там никого не было. «Наверное, теперь надо идти на северную стену» – с беспокойством подумал Нори, вышел из казарм и отправился туда.

Один из домов на центральной улице горел, но пожар был вызван внутри, а не горящими снарядами осадных орудий. Тагервинд паниковал. Всюду было какое-то движение, всюду чувствовались тревога, возмущение или медленно закипающий гнев по отношению к врагу. Нори ускорился, быстро дошёл до стены и поднялся ровно туда, где должно было быть его место. Здесь уже стоял строй лучников, замерших в ожидании приказа, а подразделение поддержки подносило бочки с новыми стрелами и готовило в барбакане жаровню под котлом с маслом.

– Нори! – послышалось вдруг где-то рядом.

Нори обернулся и увидел сотника Белиада, который тут же продолжил:

– Хорошо, что ты пришёл. Стой здесь и жди команды, скоро понадобишься!