Интервью Валерия Степнова

«Отправной момент – публикация в «Правде» «Иллюзия ускорения» 18 мая 1986 года. Лично я и мой коллега Владимир Сомов, которого прислали из редакции на помощь для подготовки этой статьи, – мы базировались только на данных областного статистического управления. Никакой политической подоплеки под эту статью мы не подводили. По крайней мере, мы с ним. Цифры были очень убедительные. В 11-ой пятилетке, по сравнению с 10-ой, и объем сельскохозяйственного производства в Волгоградской области упал на 18%. Вот это и было поводом для того, чтобы обратить внимание на положение дел в сельском хозяйстве и эффективность руководства сельским хозяйством обкомом партии. Правда уже после публикации этой статьи, спустя какое-то время, мне рассказывали, что, будто бы, эту статью Афанасьеву (главред. «Правды» – М.А.) заказал Лигачев (секретарь ЦК, член политбюро – М.А.) для того, чтобы тормознуть выдвижение Калашникова в ЦК и дальше, ну сначала секретарем ЦК, а потом в политбюро. Это было намерение Горбачева. Они оба работали в Ставропольском крайкоме партии, были дружны, и даже, как мне рассказывал коллега, вместе ходили на охоту. Ну на здоровье – пусть бы и ходили.

Мне в то время представлялось, что мы взяли абсолютно достоверные факты. Мы анализировали вот это увлечение Волгоградской областью этими гигантскими животноводческими комплексами, которые везде строили, в которые вбухивали огромные средства, но для будущих животных, которые тут должны были откармливаться, в области не было кормов. Те, которые вот были, и тех кормили прелой соломой, закупленной где-нибудь на стороне по осени. Не было своих кормов. Размахнулись с мелиорацией – колоссальные там были масштабы, – а от нее в заволжских районах началось засоление почв в связи с тем, что там солончаки и соляные пласты лежат не глубоко. Мало-мальски сведущие в сельском хозяйстве знают, что повышение солености почвы на 0,1 процента – это все. Поскольку вызывает снижение урожайности на 30%. То есть за три года пашню можно угробить совершенно. К чему дело и шло. В Среднеахтубинском районе, в Волго-Ахтубинской пойме, имея в виду, там мелиорация была сопряжена с заболачиванием. Некоторые озера удавалось осушить, вроде бы, – начинали пахать. Но, прежде чем там вырастали помидоры или капуста, там буйно разрастался тростник. Корни резали плугами, растаскивали по пашне, в общем, происходило такое непроизвольное расселение тростника.

В-третьих, вообще демонстрировалась показуха. В некоторых районах агрегаты смонтировали – это огромные такие поливальные установки, которые перегораживали поля, а воду к ним не подвели. Большую нелепость, конечно, придумать трудно. Восприятию человеческим разумом это не поддается. И, естественно, механизаторы, которым приходилось, чтобы вспахать поле, делать зигзаги, вокруг этих агрегатов, а потом и на комбайнах, чтобы убрать хлеб… Опять же зигзаги… Но тем не менее, когда интересовались в районах: «Ну чего вы наделали? – Ну чего мы наделали, нам приказали – мы поставили». А денег ни на трубы, ни на насосы у нас нет.

Иногда эта мелиорация принимала ну просто какие-то вот гротескные формы. Альберт Орлов, Альберт Николаевич, по-моему, не помню сейчас уже, будучи первым секретарем Среднеахтубинского района, показывал мне то, что я назвал «сообщающиеся сосуды». Это два соседних озера, из одного воду качали в другое, в надежде, что вот осушат, будет почва, пригодная для пахоты. И никому в голову не приходило, что вся Волго-Ахтубинская пойма лежит на подстилающих песках. Плодородный наносной слой в виде ила очень невелик. Дальше идет песочек чистенький. И все озера в Волго-Ахтубинской пойме – это, практически, сообщающиеся сосуды. И когда из одного сосуда усиленно качают воду в другой, соседний – сутками причём. Насосы были, проведена была специальная электролиния туда… Ничего вразумительного на этот счет Орлов мне сказать не мог – только так вот говорил: «Надо, у нас политика. Вот надо, надо, у меня распоряжение…». И качал. Надо думать, за послушание, потом был назначен Калашни ковым председателем облисполкома. Это вместо Шабунина – делового, энергичного, принципиального.

Что касается политики. Вот это уже после публикации «Иллюзии ускорения» с редакции «Правды» мне рассказывали, что Горбачев очень болезненно воспринял это выступление «Правды». Он кричал на Афанасьева (главреда – М.А.): «Че ты делаешь! Ты бьёшь по своим!». Афанасьев ему объяснял, что у него нет ни своих, ни чужих, что у нас есть формула целесообразности, принципиальности, что мы и делаем. Калашников тоже топал ногами и требовал от Афанасьева «немедленно убрать Степнова из Волгограда!». Ну вот просто немедленно. Ну Афанасьев был человеком принципиальным. Он сознавал свою общественную значимость. Это академик, это автор известнейших учебников по философии. Это человек с большим именем. И ему вот это визжание Калашникова не то, чтобы было как-то безразлично, но он не считал нужным его немедленно выполнять.

Что касается причин отставки Калашникова, версии, которые там выдвигают, типа что понижение в должности Шабунина, режиссура хозяйственной элиты, использование печатного органа ЦК КПСС с намеком на «Правду», что вот хозяйственные элиты использовали ее… Это домыслы. Это просто-напросто домыслы. Ни у кого из хозяйственной элиты Волгограда и выходов-то на «Правду» не было. И вообще – сначала была публикация, а потом понижение (Шабунина – М.А.). Кстати говоря, я сам предлагал Ивану Петровичу Шабунину выступить: «Давай подберем, – говорю, – тему хорошую, я тебе помогу ее подготовить и выступим в «Правде». Нам будет приятно поглядеть на реакцию Калашникова. Не хочешь – давай я выступлю, но опять же – с тем, чтобы ты был героем там». У нас были, кстати говоря, хорошие товарищеские отношения. И я не случайно говорю на «ты», мы с ним давно «на ты» перешли. Что, впрочем, нам не мешало часто спорить так, что сыпались искры, когда мы стукались лбами друг с другом, отстаивая позиции. Расходились, но встречались потом опять по-дружески, потому что каждый понимал, что вот точка зрения у человека есть. Она имеет свое право на жизнь. Ну, то есть, я очень уважал Шабунина. <…>.

Что касается меня. После той майской публикации меня продержали год взаперти. В смысле, в «Правде» ничего из моих материалов о Волгограде не печатали. Ни из сельского хозяйства, ни промышленности. И говорили: «Старик, ну понимаешь, не будем дразнить гусей. Давай не будем. Давай не будем…». А год спустя предложили на выбор: Ленинград или Воронеж – дескать, надо переезжать. «Ты с Калашниковым не сработаешься. Он по-прежнему требует, чтобы тебя перевели. Мы знаем, что он даже к Горбачеву ходит с этой просьбой. Но Горбачев считает ниже своего достоинства заниматься каким-то корреспондентом и давать указания Афанасьеву». Я выбрал Воронеж, так как это была сельскохозяйственная зона, а я тяготел к сельскому хозяйству. И в августе 87-го года выехал в Воронеж. Но Волгоград я регулярно навещал. Встречался с друзьями.

И вот где-то в 1989-ом году мой добрый и старый друг Евгений Семенович Павловский, директор Института ВНИАЛМИ (Всесоюзный научно-исследовательский институт агро-лесомелиорации) показал мне совместное постановление обкома и облисполкома по реализации агро-лесо-мелиорации в Волгоградской области. Конечно, читал я его и с радостью, и с печалью, потому что к тому времени уже никто реализацией этого постановления не занимался. Накатывал 1990 год и мне было жалко, что так сразу разумно не поступил Калашников, когда приехал в 1984 году. Для реализации этой программы я не пожалел бы ни сил, ни времени. Но было уже поздно. Время ушло – я это понимал прекрасно – что никто ничего не сделает. И еще было обидно, что во время нашей первой встречи с Калашниковым, когда я пришел ему представиться -кто я, что я – я ему рассказал об этой системе, подготовленной в институте. И мне было удивительно, что он мой рассказ воспринял ну с каким-то раздражением. Это было довольно заметно. И вообще расценил как попытку журналиста учить его, первого секретаря обкома партии. Ну никакого желания учить его у меня, вот, честно говоря, не было. Я просто надеялся, что мы будем соратниками в реализации этого благого дела. Но не судьба! О последующих событиях я ничего сказать не могу, поскольку я в Волгограде не был ни непосредственным участником, ни даже не получал информации какой-то из первых рук. То есть, о последующих событиях ничего сказать не могу, да и, наверное, нет смысла».

Папа мне рассказывал, как после той статьи по настоянию Калашникова в область из «Правды» прислали двух московских корреспондентов, которые должны были написать другую – «хорошую» статью об успехах первого секретаря обкома в сельском хозяйстве. Папе Калашников поручил повозить их по хозяйствам, познакомить с председателями соответствующих колхозов и совхозов. И папа их возил как секретарь обкома по идеологии. Он мне рассказывал, что те корреспонденты из Москвы прекрасно понимали, зачем это все, о чем поделились тогда с отцом в доверительной беседе. Поэтому делали они свою работу без энтузиазма, «для галочки», как говорится. Поскольку понимали, что вся правда (извините за каламбур) была уже написана в той майской статье в «Правде», а от них требуется написать сказку. Не знаю, появилась ли та, «хорошая» статья. Мне кажется, что так и не появилась – я бы ее обязательно увидел.

Вот так первый секретарь обкома расправился с собкорром «Правды» по своей области за единственную критическую публикацию. Такая же нетерпимость к иному мнению проявлялась по отношению к коллегам – секретарям обкома, не говоря уже о чиновниках рангом ниже. Там это все приобретало параноидальные формы.

Ставший после Валерия Степнова собкорром правды по Волгоградской области Юрий Щербинин рассказал мне, что Владимир Ильич Калашников пытался и ему указывать, что публиковать, а что нет. В частности, Юрий Александрович вспоминал, как в 1989 году он написал критическую статью и отправил ее в «Правду». У собственного корреспондента «Правды» был свой телетайп в квартире, и он напрямую передавал и принимал материалы из Москвы. В один из дней утром Щербинину звонит Калашников: «Зайдите ко мне». «Захожу к нему в кабинет, – рассказывает Юрий Александрович, – смотрю – на столе лежат гранки моей статьи, которую я накануне отправил в редакцию “Правды”. “Откуда у вас эта статья?” – спрашиваю я. “Оттуда”, – усмехнулся первый секретарь. – Эта статья не будет опубликована!»

И все-таки она была опубликована, несмотря на мощнейшее давление Калашникова. Я спросил Щербинина, а не заказал ли ту его статью кто-то из ЦК? «Да ну что ты, Миша, – рассмеялся Юрий Александрович, – никто мне ничего не заказывал. Все было настолько очевидно, и я написал ту статью по собственной инициативе».

Поэтому «Волгоградская революция» января-марта 1990 года явилась вовсе не результатом «заговора» против Калашникова, как это пытаются представить некоторые бывшие помощники Владимира Ильича и один бывший волгоградский политик «из демократов» (об этом я подробно расскажу несколько позже). Не «заговором» Анипкина «с целью сесть в главное кресло области», а результатом работы самого первого секретаря обкома.

Поэтому придется разочаровать любителей теории заговоров. Владимир Ильич просто оказался не тем человеком, кто мог быть первым секретарем обкома в переломное время. Он не умел руководить людьми и принимать адекватные управленческие решения. Не умел быть политиком, что тогда особенно требовалось от человека на его должности. Попытки найти что-то другое – пустое.

В той «февральской революции» в Волгограде сошлись сразу три фактора. Во-первых, конечно, общее недовольство людей дефицитом, очередями и «привилегиями партаппарата». Во-вторых, накопившиеся претензии к Калашникову не только со стороны высшего слоя партийно-советской номенклатуры, но и ряда жителей Волгограда и области. Ну и самое глубинное – столкновение разных поколений партийных работников. Более молодое поколение, давно имевшее право встать у руля в партии, получило возможность положить конец бесконечному правлению «пенсионеров» хотя бы в масштабах отдельно взятой области.

Калашников перевел папу из секретарей обкома первым секретарем Волгоградского городского комитета КПСС осенью 1988 года поскольку понял, что Анипкин представляет другое поколение партийных руководителей с иным способом мышления. Я уже приводил свидетельства, как папа и до перестройки пытался вести демократическую дискуссию внутри руководящих партийных структур на уровне обкома. Став руководителем Волгограда (а в то время первый секретарь горкома и был руководителем города), папа в полной мере раскрылся как демократически ориентированный и, не побоюсь этого слова, прогрессивный руководитель. Вот как он пишет об этом в своих воспоминаниях:

«Именно в ходе этих выборов (выборы в народные депутаты РСФСР – М.А.) я попробовал на практике осуществить то, о чем давно уже думал. Меня выдвинули кандидатом в депутаты России. Но ведь не просто меня, Александра Анипкина, а коммуниста, секретаря горкома. Значит, я должен и в своей предвыборной программе, и в своей деятельности отражать интересы той партии, которую представляю. Но какие именно цели преследует эта организация, на каких решениях будет настаивать в новом парламенте республики? Это всё было неясно, потому что партия-то у нас не была ориентирована на свободные выборы! И никак не хотелось ее идеологам перестраивать ее в партию парламентского типа. А без этого уже было нельзя. Вот я и решил, что, по крайней мере, в рамках своей партийной организации мы можем разработать предвыборную платформу, чтобы люди знали, с чем коммунисты идут на выборы, а тогда уже решали, доверять их кандидатам или нет. Я и обкому предложил так сделать, но поддержку получил опять от одного Катунина. Всем остальным это казалось нелепым.

И вот собрали мы в горкоме ученых, специалистов, разработали проект платформы, долго спорили, обсуждали везде, в печати опубликовали. Заодно выяснили, что же людей больше всего беспокоит на сегодняшний момент. Это было хорошее время, потому что не чувствовалось той постоянной грани, которая отделяла партийную организацию от беспартийных, больше того, мы тесно сотрудничали с другими политическими партиями, только появлявшимися, с так называемыми неформалами. Собирались в горкоме, разговаривали, не соглашались, расходились, опять собирались, но были как-то вместе. Дело доходило до того, что представители новых партий и неформальных объединений, когда у них возникали трудности с помещениями, средствами, еще чем-нибудь, обращались за помощью в горком партии, хотя во всех своих предвыборных выступлениях ругали коммунистов нещадно. Но, видимо, не коммунистов, а ту самую партийную систему, из которой деятельность тогдашнего горкома сильно выбивалась. Я до сих пор считаю, по опыту этой предвыборной кампании, что были моменты, когда можно было попытаться решительно реформировать партию, были и люди хорошие, и идеи. Но – на местах. А система принятия решений была жестко централизована. И если нам удалось добиться относительной самостоятельности от обкома, то ценой больших усилий и в постоянной борьбе.

И еще в это время ввели мы телефон прямой связи, по которому любой житель Волгограда мог позвонить любому партийному руководителю города и обратиться со своими проблемами. Разные это были звонки. Бранили нас, конечно, настойчиво обращались по вопросам снабжения водой, теплом, жильем. Мы по каждому звонку что-то старались сделать. Но были и такие, кто искренне хотел помочь, давал советы, ободрял. Перестали отделяться от людей – и жизнь пошла быстрее.

После выдвижения меня кандидатом в народные депутаты России сразу же последовала из обкома команда в райкомы мою кандидатуру не поддерживать. История начала повторяться, но на сей раз в более жесткой форме, так как были немедленно выдвинуты альтернативные кандидатуры из партаппарата—секретари обкома Хватов и Роньшин. ¹⁷ Но время было уже другое, опыт выборов был уже у всех, начали активно выставлять кандидатов другие политические движения и организации, в конце концов по моему избирательному округу баллотировалось одиннадцать человек. И как бы все это кончилось – неизвестно, но тут мы действительно убедились, что время «верхушечных» решений прошло, решать стал народ. Я был избран народным депутатом РСФСР в нелегкой предвыборной борьбе после второго тура голосования».¹⁸

Я прекрасно помню то время. Сентябрь 1989 года. Папа инициирует большую дискуссию по выработке платформы Волгоградской партийной организации к выборам всех уровней – не только в народные депутаты РСФСР. У него не было политтехнологов, имиджмейкеров – тогда их ни у кого не было, но он сам прекрасно знал, что надо делать. Осталась запись его прямого телевизионного выступления по областному ТВ, где он подробно рассказывает о дискуссии по выработке той политической платформы.¹⁹ Я помню, с каким искреннем удовольствием он занимался этой работой. Папу увлекала возможность сделать так, как он это видит, а он видел КПСС партией парламентского типа.

Номер газеты «Вечерний Волгоград» с информацией о пленуме Волгоградского горкома, на котором обсуждался итоговый проект Предвыборной платформы. 14 ноября 1989 года.