Глава 11 (36) Разговор с Амалией

К. стоял перед огромными окованными железом воротами, над которыми развевались графские стяги с уже знакомой ему пугающей тварью. Ткань полоскалась на ветру, и казалось, что животное трясёт над ними своими женскими грудями и шевелит длинным жёлтым хвостом. Вправо и влево от ворот в бесконечность уходили каменные стены, прерываемые кое-где дозорными башнями. К. и не думал, что Замок, на самом деле, такой огромный, из Деревни он всегда казался ему подобием жалкого городка с единственной круглой башней. А тут…

И когда Замок успел так измениться, он помнил его совсем другим, подумалось К., и в этот миг внутри за стенами ударили колокола, обозначая его прибытие, и их тяжёлый двойной удар пронзил его слух и душу, словно всколыхнув воздух судорогой великого нетерпения и гнева. К. не дрогнув, дважды ударил в ворота в ответ, и они повинуясь, со скрипом неторопливо разошлись, пропуская его внутрь, и выпуская изнутри на свободу последние раскаты колокольного грома.

Он прошёл сквозь линию ворот; наконец-то, он попал в Замок! Все препятствия и трудности остались позади, но впереди ожидали новые препятствия и новые трудности. Мало было просто попасть внутрь Замка, теперь надо было победить там всех, кто будет ему противостоять, чтобы защитить и подтвердить свои законные права, которыми он, без сомнения – и К. это чувствовал сам – обладал. Всю свою жизнь он сражался, чтобы только достигнуть этих железных ворот и пройти сквозь них, битвы на пути закалили его, сделали неуязвимым к невзгодам, и теперь он был готов драться дальше. Но за воротами его ожидало странное зрелище, вместо замковой площади, на которой его должны были ожидать новые противники, он увидел лишь вход в пугающий своими размерами лабиринт со стенами вздымающимися, конечно, не так высоко как замковые (те вообще уходили в поднебесье), но все же достаточно высокими, чтобы не дать ему проложить прямой путь прямо через них к одинокой круглой башне встававшей выше всех в центре лабиринта. К. сразу узнал эту башню, круглую с маленькими оконцами, с карнизом из неровных ломких зубцов, башню, которую он увидел издалека, когда в первый раз приехал в эти места. Там – и он это знал точно – и находилась цель его затянувшегося путешествия.

К. бестрепетно шагнул под своды лабиринта – вот он каков, оказывается, этот таинственный Замок внутри – никогда он такого бы даже и не подумал, а впереди уже вставали новые врата освещённые почему-то лишь одними факелами, как будто в Замке так и не начали пользоваться электричеством.

Со стороны послышалось зловещее шипение, и перед К. появилась та самая грудастая тварь, но уже в своём живом обличье.

«Кто ты, посмевший подойти к вратам Закона?» – прошипела она человеческим ртом, груды белого мяса свисали с её боков, а желтоватый длинный хвост её, извиваясь кольцами, хлестал по каменным плитам пола.

«Сначала скажи мне, кто ты, – бестрепетно ответил К., – а потом уже спрашивай гостя».

«Я привратник, я первый страж этих врат», – прошипела тварь, а её человеческие глаза, неподвижные, похожие на глаза Гизы, в которых, казалось, вращались только зрачки, вперились в К. вызывающе и настойчиво.

«Меня зовут К., и я пришёл взять своё по праву, – отчеканил он, – пропусти меня».

«Ты лжёшь! – отвечал привратник, – ты взял себе чужое имя, дабы проникнуть сюда. Но в этом твоя ошибка! Пока ты не назовешь своё настоящее имя, тебе не пройти».

«Кто же я тогда? – удивленно вопросил сам себя К., и чей-то голос еле слышно прошелестел ему в ухо, – ты Карл, ты новый граф Вествест».

«Вот видишь, – ухмыльнулась тварь, насторожив свои чуткие львиные уши, – напрасно ты пытался меня обмануть. Проходи, но помни, около следующих врат тебя ждут другие стражи, а уже третий из них даже мне внушает невыразимый ужас».

К. смело сделал шаг в открытые для него врата, но нога его не нашла опоры, и с криком он полетел вниз в темноту.

«Проснись, К., проснись, тебе снится дурной сон», – услышал он чей-то знакомый голос и с трудом приоткрыл глаза, не в силах шевельнуться, его словно сковал жестокий паралич. В полутьме он увидел нависающую над ним женскую грудь, и чуть было не закричал снова от страха, ему показалась, что ужаснувшая его тварь последовала за ним в явь из глубин его сна.

«Тише, тише, К.,» – услышал он снова голос и узнал по нему Ольгу; приподнявшись на локте она лежала с ним рядом с голой грудью и ласково гладила его по голове, шепча успокаивающие слова. Было раннее утро, он был на печи в доме семьи Варнавы под шерстяным одеялом почти без одежды, и Ольга была рядом с ним.

Как он сюда попал? Почему они вместе? Разум К. не успевал задавать вопросы, но ему и так уже было понятно, что с ним снова произошло нечто ужасное и непоправимое.

Словно пузырьки со дна болота в его памяти начали всплывать первые воспоминания прошедшей ночи. Как и было задумано Ольгой, когда на кухню вернулся Варнава, они втроём уселись за накрытый стол и принялись за нехитрый ужин. Варнава выглядел расстроенным, видно, ощущая свою вину перед К., и почти не притрагивался к еде. Им обоим пришлось приложить огромные усилия, чтобы подбодрить Варнаву, причём для К. это было особенно трудно, он знал, что форменным образом обманывает своего посыльного, говоря ему какие-то ничего не значащие слова, и постоянно переглядываясь с Ольгой, как будто они вдвоём замышляют какое-то ужасное злодейство. Его удивляла и сама Ольга, на вид совсем простоватая девушка, не чета всегда задумчивой Амалии, но как же она тонко вела разговор со своим братом, время от времени поглядывая на К., и не забывая наполнять его стакан вином, кивала на Варнаву, как будто хотела дать понять К., как близко они к своей цели – получению вожделенного для К. письма. И делала она это так настойчиво и успешно, что К. вовсе и не потребовалось притворяться пьяным, последнее, что он запомнил, это Амалию стоявшую в дверях и смотревшую на него тревожным взглядом.

«Что тебе снилось, К.?» – участливо спросила шёпотом Ольга, дотрагиваясь рукой до его лба.

«Мне? Что я опять не тот, за кого себя выдаю, – с трудом пробормотал К., – Ольга, что произошло, и как мы здесь с тобой оказались?» – «Ты сильно захмелел и уснул прямо головой на столе, – тихо проговорила она, – и я кое-как с трудом вместе с братом уложила тебя на печи». – «А где сейчас Варнава?» – немного приподнявшись, спросил он. «Варнава уже давно ушёл в Замок».

Она вдруг увидела, что К. как-то странно таращится на её грудь и поспешила прикрыться.

«Подожди, Ольга, – К. сел на лежанке, его сразу замутило, видно, вино оказалось для него слишком крепким, но несмотря на это, К. всё же помнил, зачем его пил, – а письмо, где письмо, которое ты обещала тайком вытащить у своего брата?» Ольга отвела взгляд в сторону. «Как бы я отдала тебе письмо, если ты уже беспробудно спал? – печально спросила она, – мне самой пришлось его прочитать». – «Ты его запомнила или успела переписать для меня?»

Выходит, мимоходом пришло в голову К., Ольга ухитрилась прочитать все письма, которые здесь ему хоть кто-нибудь, хоть когда-либо отправлял.

«Да, я запомнила его на память. Это письмо, действительно, адресовано тебе, К., оно от госпожи из Замка». – «Но ты скажешь мне, о чём оно?» – его насторожила странность Ольги, она словно через силу выговаривала для него слова.

Она вдруг резко повернулась и опрокинула его на спину, прижавшись к нему своим длинным горячим телом так крепко, что он ощутил биение её сердца.

«А ты останешься здесь со мной, если я тебе его прочитаю?» – молящим шепотом спросила она К., впиваясь в него взглядом своих голубых глаз, уже не робким, но чего-то страстно ищущим. «Остаться здесь с тобой? – переспросил он ошарашенно, – что ты имеешь в виду? Жить у вас в доме?» Ольга в ответ слегка нахмурилась, и слегка отстранившись, провела пальцами по его щеке.

«Жить со мной, – уточнила она, – а где – это совершенно неважно. Если хочешь, мы можем уехать с тобой отсюда, мне в Деревне уже оставаться незачем. За родителями ухаживает Амалия, нас она к ним не подпускает, а Варнава теперь стал официальным посыльным, у него будет всё хорошо, и значит, дела всей нашей семьи тоже должны пойти на лад в скором времени; но мне не хочется ждать, я самая старшая, мне уже давно пора самой решить свою судьбу. Я долго думала об этом вчера. Помнишь, я говорила тебе, что твой приезд ознаменовал первые перемены в жизни моей семьи, и теперь я подумала, а почему бы именно и не в моей жизни не должны случиться, благодаря тебе, эти перемены?»

«Подожди, Ольга», – снова сказал он растерянно, пытаясь осторожно, но безуспешно отодвинуться. Похоже, Ольга искусно переиграла его, использовав в своих целях, и хотя К. с похмелья ещё мало что понимал, и к тому же, совсем ничего не помнил из того, что случилось с ним этой ночью, ему не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы успеть сообразить, что вряд ли они вдвоём без одежды просто так провели ночь рядом друг с другом. Выходит, не успевал К. выкрутиться из одних обязательств к здешним женщинам, как тут же запутывался в других. Всё-таки, здесь в Деревне женщины вели себя, пожалуй, слишком нахраписто и прямолинейно в достижении своих целей, К. уже далеко не в первый раз убеждался в этом на своём опыте. Амалия, как он помнил, говорила, что Ольга влюблена в него, но тогда К. совершенно не воспринял это всерьёз и не предпринял никаких предупреждающих действий. Пожалуй, наоборот, он слишком потакал Ольге, сидел с ней рядом часами здесь у печки, чуть ли не в обнимку, и тратя драгоценное время на разговоры, говорил о своей симпатии и участии в делах их семейства – вот, Ольга и сделала слишком поспешные выводы, а сделав их, перешла, как ей, видно, казалось, к следующему логичному шагу – соблазнению К., даже не дожидаясь каких-либо ответных шагов с его стороны. А он было поверил Ольге, что она собирается просто помочь ему по доброте душевной, выкрасть на время письмо у своего брата, хотя скорее всего, у неё и в мыслях этого не было; вернее было, но только как дополнительная часть её плана, чтобы удержать его рядом с собой в дальнейшем. Безусловно, открыв такие махинации, К. следовало сильно обозлиться на Ольгу, но как он ни старался, пока у него ничего не получалось, слишком молящим и беззащитным был сейчас её взгляд. Казалось, что она пошла на это преступление ради своих чувств к нему – можно ли их было назвать любовью, кто знает? – и теперь словно ожидала от него справедливой оценки своих грехов.

В любом случае, он оказался сейчас в очень затруднительном положении, слишком неожиданно это всё произошло и без всякого соответствия его планам. Но были ли эти планы осуществимы для него в одиночку? И осуществятся ли новые, если он останется с Ольгой, дав ей право принимать решения за него, или, всё-таки, ему надо продолжать идти своим путём, ни на кого не оглядываясь?

«Послушай, Ольга, – произнёс он как можно мягче, – тебе не кажется, что ты слишком торопишься в своих действиях? Я очень хорошо к тебе отношусь, и может быть, при благоприятных обстоятельствах и был бы готов стать твоим мужем; ты же это имела в виду, а не какие-то любовные шашни, верно? Но ты забываешь, что у меня до сих пор есть невеста, – эти слова К. произнёс довольно нерешительно, как будто и сам себе не верил, – хотя она пока и отказывается ко мне возвращаться. Да и с Варнавой всё не так просто, как кажется. Насколько я понял, господин Харрас только пообещал твоему брату содействие, но пока же Варнава официально посыльным не устроен, ведь так? Да, и зная, сколько Замок может тянуть с этим делом, даже я, как человек здесь новый, не стал бы сильно обольщаться. Вспомни, как вы были счастливы с Варнавой два года назад, когда он в первый раз попал в Замок, и что случилось потом, когда радость ушла, и начались дни наполненные тоской и безнадёжностью».

Взгляд Ольги несколько секунд ещё блуждал по лицу К., как будто она не расслышала его слов или не поняла их как следует, но вдруг потух, словно вся её жизненная сила вытекла из её только что живого мощного молодого тела. Она медленно отодвинулась от него, села на краю лежанки, даже не пытаясь прикрыться, и сгорбилась, словно её мышцы, а не только К. – и те от неё отказались.

«Я знаю в чём тут дело, – печально и глухо сказала Ольга, глядя куда-то в пространство перед собой, – ты не хочешь меня брать, потому что все эти два года, я отдавалась слугам на конюшне. И это служит для тебя препятствием, хотя ты знаешь, что делала я это не от большого своего желания, а от того, что у меня не было других возможностей бороться за свою семью. Или всё ещё хуже, может быть, ты считаешь, что я, вообще, не должна была даже задумываться о такой возможности, а не то, чтобы осуществлять её целых два года. В тех местах откуда ты родом, К., наверное, женщины ведут себя по другому и им проще умереть или дать погибнуть от нищеты своей семье, чем продать свою добродетель, поэтому ты здесь подходишь к ним с той же меркой, и лишь презираешь меня за мои поступки, хотя на вид, до сих пор, искусно это скрывал. И ты наверняка подумал сейчас, что я решила применить это оружие и в твою сторону, вознамерилась совратить тебя, чтобы добиться каких-то благ от тебя или поддержки. Что ж, ты прав и я заслужила такое отношение, надо признать».

К. сел с ней рядом, свесив ноги с лежанки, набросил Ольге на плечи измятый платок, который он извлёк из под себя, когда выбирался из под одеяла, и погладил её по опущенным безжизненно плечам.

«Я, как ты выражаешься, не беру тебя вовсе не по этой, явно выдуманной тобой, причине, – как можно мягче сказал он, – а потому, что я всегда видел в тебе прежде всего друга, а не любовницу. Правда, если бы мы встретились при других обстоятельствах, то, может быть, я действительно попросил бы твоей руки, ты весьма привлекательная девушка, вовсе не хуже своей сестры, ты зря всегда ставишь себя на второе место после Амалии. И ты, тем более, зря так переживаешь, я не назову твой поступок в отношении меня совращением, хотя, конечно, это было очень неожиданным – проснуться вместе в одной постели; просто ты несколько поторопилась в своих действиях, даже не обговорив их предварительно со мной. Я тогда бы объяснил тебе, Ольга, что несмотря на всё мое к тебе прекрасное отношение, мы не сможем быть вместе, потому что у меня уже есть невеста».

«Твоя невеста сейчас спит с Иеремией в одной кровати! – Ольга повернула к нему своё искажённое сердитой гримасой лицо и одним сильным движением сбросила его руку со своего плеча, – да, и ты, К., сам ничуть лучше, развлекаешься с дамами из Замка, пока Фрида тешится с твоим бывшим помощником. Если у тебя есть, как ты говоришь, невеста, то как ты тогда можешь делать исключение для госпожи из Замка, а мне морочить голову и строить из себя святого недотрогу? Как ты смеешь ставить себя выше в таком случае и даже читать мне мораль? Ты делаешь ровно то же самое, достигаешь своих личных целей через помощь женщин, которых ты тащишь себе в постель так же, как я делаю это на конюшне на постоялом дворе, проводя там ночи со слугами, с единственной разницей, что вот уж их-то тащить в кровать не надо, они туда рвутся сами, как свиньи к корыту. А я почему-то втемяшила себе в голову, что мы похожи друг на друга, что нам хорошо было бы держаться вместе. Но это, впрочем, неудивительно, я слишком глупа и доверчива, а ты, К., двуличный и лживый человек, не зря про тебя в Деревне идёт такая молва, что ты умеешь подлаживаться к людям, а потом оставлять их ни с чем».

«У меня даже нет своей постели, как ты наверняка должна была бы знать, – возразил К., – куда бы я мог кого-то тащить. Как ты можешь только придумывать на ходу такие глупые небылицы?»

«Тем хуже для тебя, – враждебно ответила Ольга, – иначе бы ты давно уже достиг намеченных тобой высот, а то бы и превзошёл их с избытком. И кстати, – добавила она с горечью, – что касается этого письма из Замка, которое ты так вожделеешь, что ж, можешь радоваться, твои любовные приключения продолжаются, она тебя ждёт. Действительно, зачем тебе тогда любовь какой-то простой деревенской девушки?»

Она соскочила на пол и начала торопливо одеваться, её юбки и рубахи так и замелькали у неё над головой. К. хоть и был ошарашен таким неожиданным нападением и явно несправедливыми обвинениями с её стороны, но всё равно, словно забыв об этом, он жадно уставился на её крепкое молодое двигающееся тело и лишь с трудом заставил себя потом отвернуться и то лишь, когда Ольга уже почти совсем оделась. Ни сказав больше ни слова, и даже не взглянув на К., она выскочила из кухни, притворив за собой дверь.

К., оставшись один, тяжело вздохнул и огляделся. Сквозь маленькое оконце пробивался молочный утренний свет, выставляя напоказ всю убогую обстановку бедного жилища. К. спрыгнул с лежанки и занялся поисками своей одежды, опасаясь, что не только Ольга, но и остальные члены семейства Варнавы вдруг увидят его без штанов. Но все его вещи, аккуратно сложенные, нашлись на скамье возле стола, что явно демонстрировало вчерашний трезвый расчёт и хладнокровную прилежность Ольги, что бы там она ни говорила о своей внезапной любви к К. Потому что, если бы всё вчера, действительно, случилось в порыве страсти, то ему бы наверняка пришлось сейчас искать свои вещи разлетевшимися по всей кухне. Но, с другой стороны, такая враждебная реакция Ольги явно говорила о том, что она ожидала от К. несколько другого ответа на свои притязания, и может быть, в основе её расчета, всё-таки, были чувства к К., которые он, получается, попрал почти целиком и полностью. И понеся такие потери, он даже не узнал толком, что именно было в письме, которое Варнава давно унёс в Замок! Не говоря уже о том, что Ольга могла сейчас просто солгать ему из мести, а на самом деле, Матильда (и, ведь он даже не знает, Матильда ли это была или нет) писала ему совершенно о другом.

К. поспешно оделся, с трудом попадая дрожащими руками в рукава, а ногами в штанины. На столе ещё оставались не до конца убранные остатки вчерашнего ужина – видно, Ольга, успела только раздеть К. и аккуратно сложить его вещи, а остальное уже делала шаляй-валяй, чтобы только побыстрее успеть добраться до К., пока тот ещё подавал признаки жизни на лежанке. Сейчас К. мучила такая сильная жажда, словно внутри него сидел другой человек, который высовывал из его рта шею и голову и требовал пить, поэтому он обрадовался, когда увидел на столе кофейник с недопитым кофе. Он напился холодного горького кофе прямо из носика, так что в его голове сразу же прояснилось от холода и горечи, а назойливый человек внутри исчез без промедления, когда кофе ещё только добулькивал у него в горле.

Теперь, когда в голове у него наступила ясность, ему надо бы хорошенько поразмыслить, пока никто не мешает, что же ему делать дальше. Оставаться в доме Варнавы большого смысла не было, Ольга пока на него зла, и хотя К. не чувствовал за собой какой-то особой вины перед ней, всё же было бы лучше, пока не попадаться ей на глаза; быть может, позже её гнев пройдёт, и она поймёт, что совершенно зря сердилась на К., и всё её обиды на него лишь результат её собственных легкомысленных и поспешных действий. Умнее всего ему, пожалуй, было бы отправиться сейчас в школу, и раз уж он всё ещё как-никак школьный служитель, то можно, хотя бы сделать вид, что он выполняет в школе хоть какую-то полезную работу. К. напомнил себе, что должность школьного сторожа, пока для него последнее прибежище, и если его всё-таки уволят за небрежное отношение к службе, то идти ему будет уже некуда, да и кормить его на постоялом дворе перестанут, хозяйка там только и ждёт, когда он даст промашку. К. торопливо посмотрел на часы, ходики на стене показывали семь утра, и хотя гиря на цепочке почти совсем опустилась, судя по всему, сильно они не ошибались; значит, до занятий в школу он ещё успеет, а там работы не много, подмести и вымыть полы, если они сильно затоптаны. Главное, быть в это время при службе, чтобы школьный учитель не мог хотя бы упрекнуть его в отсутствии на рабочем месте. К тому же – К., наконец-то, вспомнил – ему надо поскорее выяснить, что случилось с его рюкзаком, и где он сейчас вместе со всеми его документами.