Глава 5
Тануки и самурай

– Это чушь, бред, безумие… – бормотала я, ощупывая покрытую мхом, травами и корнями землю, на которую упала.

После снежного смерча и галлюцинаций с превратившимся в человека Нао я ненадолго потеряла сознание. Всё, что я видела перед этим, очень легко списывалось на шок и страх, но, открыв глаза, я всё-таки ожидала увидеть заснеженную дорогу между Сакурой и Флекни. Ожидала, что даже безумным и необъяснимым видениям есть какой-то предел. А теперь, глядя на незнакомый густой лес без единого намёка на снег вместо дороги, я окончательно уверилась в том, что сошла с ума.

– Тебе конец, Мина, – с рваными вдохами рассмеялась я. – Тебя, наверное, уже поместили в Бетлем^[13], и всё это происходит в твоей голове. Хотя нет… В Бетлеме слишком дорогое содержание. Дешёвый приют для душевнобольных наверняка есть и в окрестностях Флекни. Тут, вероятно, шаг вправо, шаг влево, и я наткнусь на мягкие стены.

Решив проверить свою теорию, я медленно встала на ноги и сделала несколько шагов вперёд. В темноте, в моём видении всё ещё была ночь, сложно было не споткнуться о торчащие из земли корни, но если всё это происходило в моём больном сознании, то реального вреда падение причинить не могло.

Ну, так я думала. А потом упала.

– А-а-а! Чёрт, чёрт, чёрт, дерьмо, как же больно!..

Острая коряга до крови оцарапала предплечье и заставила меня вспомнить все бранные слова, которые я когда-либо слышала. К сожалению, их было не так уж много, и унять боль они помогали слабо.

«Я просто прилягу здесь и подожду, пока врачи что-нибудь со мной сделают. Дадут настойку или просверлят голову, как в страшилках, которые рассказывали в деревне…» Такое решение казалось единственно верным, потому что поверить в реальность происходящего я не могла. «Это не английский лес. Я была в лесу не раз, и там пахнет иначе. Я не дома. А если я теряла сознание на дороге во Флекни, то как я могла оказаться не в Англии? Правильно. Никак. Значит, всё это не реальность».

Перевернувшись на спину там же, где упала, я поёрзала на неровной земле. Коряга, уже близко знакомая с моей рукой, теперь упиралась в бок, но я упрямо не шевелилась, позволяя видению исчезнуть. Вот только оно, зараза, не исчезало.

«Так, Мина, соберись. Когда реальность перестала быть реальностью? Когда ты нашла миссис Тисл? Нет… С чего бы кому-то убивать её?! Значит, она жива. Скорее всего, галлюцинацией был уже сон с тем незнакомцем, показавшим мне тёплый холод. Нет, ещё раньше! Со снега в августе! – я закрыла глаза, мысленно соглашаясь с самой собой. – Думаю, дело было так: ты пришла к Финну и стала женщиной. А потом у тебя началась истерия^[14]…»

Я вспомнила статью, которую подглядела в отцовской газете. Там описывалось расстройство, связанное с какими-то исключительно женскими органами. Миссис Тисл тогда отругала меня за такое чтиво и сказала, что это выдумки глупых и ничего не понимающих мужчин. Я с ней согласилась, но теперь вполне могла поверить в то, что связь с Финном вызвала у меня истерию и привела к галлюцинациям. Хотя верить миссис Тисл мне хотелось намного больше.

«Финн, скорее всего, позвал на помощь, – решила я. – И даже если не позвал, меня всё равно нашли и отправили на лечение. Значит, оно скоро подействует, и я приду в себя».

Подобные размышления казались не менее глупыми, чем попытки моего тела и всех чувств убедить меня в реальности происходящего. Ну и что, что какой-то жучок заполз мне на руку? Он был ненастоящим, а значит, можно было не пугаться и не кричать. Я должна была оставаться неподвижной, чтобы не позволять разуму верить в иллюзии.

К сожалению, подумать было проще, чем сделать, и, когда что-то, шурша в траве, подползло к моей голове, я с писком вскочила на ноги и начала бешено тереть всё тело и голову, чтобы скинуть неизвестных насекомых. «Их нет, ничего этого нет…»

Где-то недалеко раздался звериный вой. Мурашки страха покрыли уставшее тело, и я непроизвольно попятилась прочь от звука. Вой повторился ближе, и к нему добавился хруст ломаемых веток, как будто кто-то действительно пробирался ко мне через тёмный лес.

Мне оставалось только решить, кому верить: папиной газете и статье про истерию, возможно – возможно! – вызывающую галлюцинации, или миссис Тисл, которая всегда говорила мне принимать решения, исходя из фактов.

«Факты таковы… – думала я, вслушиваясь в уже совсем близкий вой. – У меня болят горло и рука. Если я не готова поверить в то, что чей-то когтистый палец побывал у меня во рту, то горло болит от крика. А это значит, что я должна была кричать по какой-то причине. Теперь рука. Руку я поранила, упав на землю. Вряд ли, будь я в обители для душевнобольных, они оставили бы в моей комнате что-то, обо что можно пораниться. Значит… Значит…»

Мысленный разбор фактов стал абсолютно бесполезным, когда между толстыми стволами деревьев, всего в паре шагов от меня, появилась тёмная фигура очевидно хищного зверя. Сказать, кого именно, я не могла, потому что уже бежала. Бежала, задыхаясь, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь.

Низкие ветки цеплялись за тонкий батист сорочки, разрывая его. Я понимала, что такими темпами могу вскоре остаться совсем без одежды. Но страх за свою жизнь был сильнее стыда и мыслей о том, как я буду выглядеть, когда поднимется солнце. Для меня главным было увидеть это самое солнце.

Звериный вой то отдалялся, то приближался. Я была лёгкой добычей. От меня пахло кровью, и даже испачканная сорочка всё ещё оставалась кое-где белой, а значит, выделяющейся в ночи.

Спасение пришло внезапно. Мимо меня пронёсся какой-то зверёк размером с собаку. Мне казалось, что у животных должно было быть хорошее чутьё на опасность, но эта тёмная фигурка неслась прямо навстречу вою.

Не надеясь на то, что хищник переметнётся на добычу поменьше, я продолжала бежать столько, насколько хватило сил. Постепенно вой начал отдаляться, пока совсем не стих. Получилось ли у его обладателя поужинать, я не знала и старалась об этом не думать.

Пытаясь восстановить дыхание, я остановилась на более-менее ровном месте, напоминавшем поляну, и упёрлась руками в колени. Чувства обострились из-за страха, и вместе со стучащей в ушах кровью я слышала все шорохи леса, дёргаясь от любого близкого ко мне.

«Хорошо. Предположим, что этот лес реален. Тогда, наверное, я была без сознания дольше, чем мне показалось, и за это время меня похитили те же бандиты, что украли маму и графа. В таком случае, миссис Тисл действительно мертва… – горло сжалось от подступающих слез, но я не позволила себе издать ни звука, ведь моё дыхание и без того было слишком громким. – Меня похитили, увезли в какой-то лес, поняли, что я не представляю ценности, и бросили тут на съедение зверям».

Без участия страшных шёпотов в Сакуре, незнакомца с голубыми глазами Нао, странной снежной бури и недолгой остановки времени, подобная теория уже казалась более вменяемой. В неё я и собиралась верить, ведь она давала мне надежду на то, что я всё ещё была где-то в Англии и могла добраться до какого-нибудь обжитого места. Но в таком случае мне надо было придумать, как дожить до утра.

«Блуждать по лесу ночью – самоубийство, – понимала я, медленно осматриваясь. – Хорошо хоть, что мне тепло, иначе пришлось бы искать способ развести костёр».

Несмотря на целые полки прочитанных книг о приключениях, я понятия не имела, как добыть огонь на практике. Оставался один вариант: искать убежище. Но он, опять же, упирался в блуждание по лесу, которое я уже окрестила самоубийством. «Что, если залезть на дерево? Вот у этого, кажется, крепкие ветки внизу…»

Стараясь не представлять, какие жучки, паучки и прочие мелкие гадости могли путешествовать в темноте по коре, я ухватилась за ветку, росшую на уровне моей груди. Упираясь ногами в ненадёжные сучки и отростки на стволе, я с горем пополам смогла подтянуться и ухватиться за ветку повыше. Она уже была достаточно толстой, чтобы на неё можно было сесть. Руки, не привыкшие к таким упражнениям, сводило и ломило от боли, а нежная кожа мгновенно покрывалась ссадинами и мозолями. Внебрачная дочка графа всё же оставалась дочкой графа, воспитанной в тепличных условиях, и в диком лесу была обречена.

«Не-а. Нет. Я сейчас заберусь ещё на веточку повыше и там дождусь утра… А уж потом меня либо найдут полисмены, либо я сама набреду на какую-нибудь деревню». К счастью, исполнить первую часть этого плана мне удалось.

Оказавшись на обломанной ветке приличной толщины, я села на неё верхом, подоткнув под себя оборванный подол сорочки. Он совершенно не защищал от заноз и жёсткости, но давал мне призрачное ощущение безопасности от соприкосновения с уже названными мелкими гадостями.

Поначалу всё шло неплохо. Я сидела, прислушивалась, много думала и строила теории о произошедшем. Потом совершила ошибку – опёрлась спиной на ствол. Уставшее тело немного расслабилось, и не менее уставшую голову начал туманить сон. От падения меня спасло только то, что, засыпая, я ударилась головой о ветку, которая росла чуть левее и выше меня.

«Мина, соберись!» Похлопав себя по щекам, я немного отодвинулась от ствола, чтобы не было соблазна снова расслабиться. А между тем, ночь казалась бесконечной.

Лес полнился звуками. Под моим деревом изредка пробегали животные. Разный по звучанию вой, далёкое уханье, какое-то кряхтение и иные звуки дикой ночной жизни стали моим кошмаром наяву. Я уже не сомневалась в реальности происходящего – уж слишком сильно болело всё тело. Глаза слезились от рези, а живот голодно урчал.

Когда небо за кронами деревьев немного посерело, я думала, что заплачу от счастья, но у меня не было сил даже на это. «Утро… Утро наступает».

Мне вспомнились утра в Сакуре. Я их ненавидела. Миссис Тисл всегда будила меня слишком рано, а если не будила, то я сама по привычке просыпалась в то же время и мысленно костерила гувернантку за эту выучку. Но теперь наступление утра казалось мне самым прекрасным событием на свете.

Ночной лес засыпал, но просыпался новый – утренний, и звуки менялись. К своему ужасу, я всё ещё не слышала поблизости ничего похожего на гомон пробуждающейся деревни Флекни, а увидеть дым из домовых труб из-за густых крон было невозможно.

Зато теперь я могла лучше рассмотреть лес, в котором оказалась.

Широколиственные деревья причудливым образом смешивались с хвойными, утопая в зарослях незнакомых мне кустарников вперемешку с мшистыми проплешинами. Восходящему солнцу едва удавалось пробиваться через пышные кроны, но даже в редких тонких лучах лес становился неестественно зелёным.

Однако не этот вид заставил меня зажать рот ладонями. Не он вызвал в груди новую волну страха и непонимания.

Это сделали горы.

«Меня в Шотландию, что ли, увезли? – думала я, вглядываясь в белеющие вершины высоких гор. – Наверное, это Шотландское Нагорье… Точно оно». Такой вывод почему-то не успокаивал. Подсознательно я понимала, что была уже не в Англии и даже не в Британии, но с наступлением дня разум снова отказывался верить в невозможное. Проще было найти лёгкое и логичное объяснение.

«Миссис Тисл говорила, что шотландцы – гостеприимный народ. Нужно попытаться найти кого-то, кто сможет мне помочь». Решив двигаться к такой цели, я начала сползать с ветки.

Мышцы задеревенели, ушибы ныли, а ссадины и порезы зудели. Признаков воспаления, к счастью, не было – не хватало ещё сгореть от лихорадки в глухой чащобе.

Снова ударившись всем, чем только можно было, я всё-таки оказалась на земле. В утреннем свете моя сорочка выглядела не просто жалко, а ужасающе: окровавленные лоскуты делали меня похожей на призрака из какой-нибудь страшной и поучительной истории для детей, призванной отпугнуть их от побегов в лес. И если ночью одним из самых мучительных чувств был голод, то теперь я познала жажду. Шершавый язык прилипал к нёбу, затрудняя дыхание, и мне казалось, что, если я немедленно не сделаю глоток воды, то упаду замертво прямо на месте.

«Ну и куда идти?.. Всё же одинаковое!» Больше всего я боялась начать ходить кругами и проблуждать в лесу до темноты. Единственным видимым ориентиром были горы, и после недолгих раздумий я пошла на них – это позволило мне хотя бы идти относительно прямо.

Обувь, не предназначенная для таких приключений, начала разваливаться ещё ночью и дико тёрла пятки и мизинчики. Пару раз я порывалась снять её, но понимала, что босиком вообще далеко не уйду. Пальто, которое мне на плечи накинул полисмен, судя по всему, потерялось ещё во время снежной бури на дороге во Флекни. Возможно, эта потеря была к лучшему. Во-первых, я избавилась от лишнего веса на плечах, а во-вторых, входящий в свои права день окутывал лес влажной жарой, из-за которой с моего лба градом катился пот.

– Эй! На помощь! Помогите! – кричать я начала почти сразу.

Мне уже было неважно, кто услышит меня: бандиты, полиция или кто-то из местных жителей. Я бы предпочла оказаться в участке и быть обвинённой в убийстве – в таком случае мне хотя бы не отказали бы в стакане воды.

– Есть здесь кто-нибудь?! Ау! Ау-у-у! – эхо моих завываний разносилось далеко, но ответа не следовало.

Я шла, шла и снова шла, пока солнце поднималось в зенит и уже намного проще проникало между деревьями, напекая голову. Казалось, всё и так было против меня, так ещё и противная кусачая мошкара постоянно кружила рядом.

Наконец, когда мой путь стал совсем невыносимым, я нашла поваленное дерево и села на него, чтобы порыдать.

– М-миссис Т-тис-сл… А-а-а-а-а! Моя-я-я миссис Тисл! Прост-т-тите меня-а-а-а! Мама-а-а! Мамочка-а-а, я буду послу-у-ушной, только найд-ди меня, пожалуйста-а-а!

От солёных слёз, соплей и завываний пить захотелось только больше, и я оставила это бесполезное занятие. Если никто не отзывался даже на крики о помощи, то вряд ли какой-то здравомыслящий человек пошёл бы в лесу на плач банши^[15].

«Думай, Мина, думай. Попробуй прислушаться. Если здесь неподалёку горы, то может быть и какая-нибудь горная речушка с чистой водой. Вода – это жизнь. У рек строят деревни. Найди воду и ты выживешь». Новый план казался ещё лучше прошлого, по крайней мере, с учётом жажды, ставшей моим главным мучением. Прикрыв глаза, я прислушалась, надеясь уловить журчание хотя бы ручейка. Сосредоточиться было непросто, а пение птиц и стрекот насекомых постоянно отвлекали.

В какой-то момент мне показалось, что я слышу шум речного течения, но это с той же вероятностью мог быть звон усталости в ушах. А вот шорох, раздавшийся всего в шаге от меня, явно был реальным. Я резко открыла глаза, боясь пошевелиться.

Прямо передо мной сидел зверёк. Размером он напоминал ту тень, которая спасла меня ночью от хищника, то есть походил на охотничью собаку. Какие-то собачьи черты у зверька и правда были, но серовато-чёрный окрас и круглая морда с вытянутым носом явно принадлежали еноту.

– Тише, маленький… Тише… Только не нападай на меня…

В ответ на мои слова енотобака (именно так я решила мысленно окрестить его) спокойно и очень по-человечески склонил голову. А на голове у него была странная конусообразная шляпа из соломы. «Собака-енот в шляпе, – глупо подумала я. – Или енотная (еночая?) собака в шляпе?.. Нет, я, конечно, сошла с ума, но не до такой же степени!» А между тем вежливый енотобака решил окончательно убедить меня в моей невменяемости.

Он снова опустил голову, будто кланяясь, потянулся лапкой себе за спину и достал малюсенькую флягу, привязанную к пухлому свёртку из непонятных гладких листьев. Положив всё это передо мной на землю, он отпрыгнул, махнув пушистым хвостом, и замер в паре метров от меня.

– Что это? – прошептала я.

Енотобака, конечно, не ответил. Потому что звери не умели говорить! И не носили шляпы! И не кланялись! И не давали людям фляги с какими-то свёртками!

Я истерично хихикнула, зажимая рот ладонью. «Нет, ну, если это предсмертный бред, то должна быть и иллюзия воды, верно? Значит, хоть посмертно напьюсь…» Не давая себе возможности передумать, я медленно подняла с земли подношение.

В маленькой фляге, перетянутой такой же соломой, из которой была сплетена шляпа енотобаки, действительно булькнула жидкость. Горло непроизвольно дёрнулось в глотательном рефлексе. Быстро поддев ногтем пробку, я прижала прохладное горлышко к губам. В рот полилась спасительная влага. Её было мало – всего три или четыре глотка, но эти капли возвратили меня к жизни. И ещё целую минуту я трясла уже опустевшую флягу над языком, чтобы ни одна капля не пропала зря. Енотобака неподвижно наблюдал за мной, но мне показалось, что маленькие блестящие глазки сузились в довольном выражении.

– Ты ангел? – тихо спросила я, прижимая флягу к груди.

– Ех, ех, – проворковал мой спаситель, опускаясь на четыре лапы, хотя до этого передвигался почти как человек – на двух.

Сложно было сказать, звучал ли его ответ, как утверждение или несогласие, но в нём точно не было животной агрессии. Поэтому, недолго думая, я взяла в руки и таинственный свёрток. Под гладкими листьями оказался клейкий холодный рис, слепленный в треугольную лепёшку. Принюхавшись, я не почувствовала никаких подозрительных запахов, но касаться угощения, а это явно было угощение, не спешила.