Цитаты из книги «Тайна леди Одли»

Какие радости оставались у Лукреции Борджиа и Екатерины Медичи, когда страшная грань между невинностью и грехом была найдена, и погибшие создания одиноко стояли с внешней стороны? Лишь ужасные радости мести, вероломные восторги остались этим несчастным женщинам. С какой презрительной горечью, должно быть, взирали они на легкомысленное тщеславие, мелкие хитрости, жалкие грехи обычных преступников. Возможно, они страшно гордились чудовищностью своих преступлений, этой «божественностью ада», делавшей их величайшими из всех грешников.

изящных апартаментах, чем полуголодная швея на своем чердаке. Она была несчастна из-за раны, слишком глубокой, чтобы ее можно было излечить такими лекарствами, как богатство и роскошь; но ее несчастье было неестественно, и я не вижу возможности воспользоваться фактом ее горя как аргументом в пользу бедности и лишений. Резные работы Бенвенуто Челлини и севрский фарфор не могли дать ей счастье, потому что уже не волновали ее. Она перестала быть наивной, и чистое удовольствие, получаемое нами от искусства и красоты, стало ей недоступно. Шесть или семь лет назад она была бы безмерно счастлива обладать этим маленьким дворцом Аладдина, но она покинула ряды беззаботных созданий, ищущих удовольствия, и забрела далеко в глубь пустынного лабиринта греха и вероломства, ужаса и преступления; и все сокровища, собранные для нее, давали ей лишь одну радость – швырнуть их на пол и топтать, уничтожая в жестоком отчаянии.

Я бы стала проповедовать старое давно известное учение и надоедливо толковать об избитой морали, если бы воспользовалась случаем и выступила против искусства и красоты, поскольку госпожа была более несчастна в своих

В этой комнате можно было заметить множество признаков того, что она принадлежит изящной женщине. Рояль госпожи был открыт, на нем разбросаны ноты, роскошно переплетенные собрания сцен и фантазий. У окна стоял мольберт – свидетель таланта госпожи с акварельным наброском Корта и садов. Сказочной красоты вышивки из кружев и муслина, шелка всех цветов радуги и искусно окрашенная шерсть были разбросаны в беспорядке в роскошном покое; зеркала, изобретательно расставленные в противоположных углах мастером-драпировщиком, многократно отражали изображение госпожи – самый прекрасный объект в этой очаровательной комнате.

Понемногу власть госпожи все больше чувствовалась в доме, и Алисия видела, как отец постепенно удаляется от дочери через пролив, разделяющий ее и леди Одли, пока не оказался наконец на противоположном берегу пропасти и холодно смотрел на своего единственного ребенка через все увеличивающуюся бездну.

Она выкладывала свою неприязнь постепенно, до тех пор, пока разрыв между ею и падчерицей, увеличиваясь понемногу с каждым днем, не превратился в огромную пропасть, через которую уже невозможно было перелететь голубю мира.

Между двумя женщинами не было открытой войны – лишь вооруженный нейтралитет, нарушавшийся время от времени короткими дамскими стычками и мимолетными словесными перепалками.

Раскаяние жены, стоящей у порога дома, в который она больше не имеет права войти, не сравнится со страданиями мужа, закрывающего дверь перед этим дорогим умоляющим лицом.

Да сжалится над ним Господь, когда виновное создание, обманув его, бросается со своими слезами и горестными жалобами к его ногам в самозабвении и раскаянии, муча его видом своих страданий, надрывая сердце своими рыданиями, терзая его грудь своими стонами.

Она намеревалась использовать не это оружие, но, возможно, никакая хитрость не послужила бы ей лучше, чем этот одиночный взрыв горя. Он потряс ее мужа до глубины души. Он озадачил и ужаснул его. Он ослабил могучий ум этого мужчины до беспомощного смятения и растерянности. Он ударил по слабому месту в натуре этого порядочного человека. Он воззвал непосредственно к любви, испытываемой сэром Майклом Одли к своей жене.