Первые проработки ОКБ-1 С.П. Королёва по лунной тематике относятся к 1954 году. В докладной записке М.К. Тихонравова «Об искусственном спутнике Земли» (ИСЗ) имеется раздел «Проблема достижения Луны». Таким образом, сначала обе темы – спутник и Луна – рассматривались вместе. Но вскоре они были разделены. Переход от научно-технической проработки к плановой задаче создания спутника произошел с принятием Постановления Совета Министров СССР № 149-88 «О создании объекта “Д”» от 30 января 1956 года, а к задаче достижения Луны – с принятием Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О создании объекта “Е”» от 20 марта 1958 года, предусматривавшего разработку «космических ракет (объектов «Е»), обеспечивающих получение второй космической скорости и попадание в Луну (1-й вариант), а также облет вокруг Луны (2-й вариант)». Тогда С.П. Королёв и М.К. Тихонравов подготовили документ «Предварительные соображения о перспективных работах по освоению космического пространства», в третьем разделе которого говорилось об облете Луны человеком [Вершинина Л.П. Работы ОКБ-1 по исследованию Луны. 1954–1964. – Киров, 2019. – С. 11–13]. Интересна последовательность предлагаемых работ: сначала достижение длительности полета человека, необходимой для полета к Луне, затем облет Луны, изучение планет автоматами, создание межпланетных станций. И только после этого предлагалось начать работы по пилотируемой экспедиции на Луну. 10 декабря 1959 г. было принято Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 1388-618 «О развитии исследований по космическому пространству», в котором ставились задачи только по начальной части записки С.П. Королёва и М.К. Тихонравова. Затем прошел ряд обсуждений в государственных органах и министерствах, после чего вышло более взвешенное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 715–296 «О создании мощных ракет-носителей, спутников, космических кораблей и освоении космического пространства в 1960–1967 годах» от 23 июня 1960 года с пятью подробными приложениями. Предложения о высадке человека на Луну в нем уже нет. Работы по лунной экспедиции прекратились, едва начавшись. Но в приложении № 3 «План проектных и экспериментальных работ по созданию тяжелых межпланетных кораблей» была предусмотрена разработка эскизного проекта корабля для облета Луны (головной исполнитель – ОКБ-1), хотя упор был сделан на автоматические межпланетные станции (приложение № 2).

США. Начало

В мае 1945 года оказавшийся в США Вернер фон Браун подготовил доклад для американской армии о возможности создания искусственного спутника Земли. В октябре того же года Военно-морские силы (ВМС) США предложили свой вариант спутника. 9 апреля 1946 года Совместная комиссия армии и ВМС по аэронавтике обсудила идею спутника, но, не придя к определенным выводам, решила вернуться к проблеме через месяц, 14 мая. Немедленно генерал-майор Кертис Лемей, руководитель научно-исследовательского направления в Военно-воздушных силах (ВВС), решил провести независимое изучение вопроса. Три недели группа РЭНД, сформированная как подразделение компании «Дуглас Эйркрафт», занималась мозговым штурмом, исследуя возможные применения спутников для ВВС США. Доклад РЭНД «Предварительный проект экспериментального орбитального космического корабля» был готов 2 мая 1946 года (Report No. SM-11827). В нем описывались метеорологические, разведывательные спутники и спутники связи. Следующий доклад, теперь уже «РЭНД Корпорэйшн», под названием «Использование спутников для разведки» вышел в апреле 1951 года.

В 1952 году для президента Г. Трумэна был подготовлен специальный доклад «О проблеме искусственного спутника Земли», причем президент подробно обсуждал его со своим личным научным консультантом физиком, бригадным генералом Уоллесом Грэмом. Грэм познакомил Трумэна с инженером-химиком Аристидом Гроссом, работавшим в рамках Манхэттенского проекта создания атомной бомбы. Президент Трумэн поручил Гроссу изучить глубже проблему спутника. Выполняя указание президента, генерал-майор Кеннет Николс, бывший заместитель генерал-лейтенанта Лесли Гровса, возглавлявшего Манхэттенский проект, организовал встречу Гросса с учеными, работавшими в области исследования космоса, а также В. фон Брауном. Гросс выполнил задание Трумэна, но докладывать о выполненной работе ему пришлось уже президенту Эйзенхауэру 24 сентября 1953 года [Батурин Ю.М. Космическая дипломатия и международное право. – Звездный городок, 2006. – С. 16].

В сентябре 1954 года были сформулированы новые предложения В. фон Брауна по малому спутнику. Впоследствии военные остановились на этом проекте, планируя внести его в программу Международного геофизического года (МГГ), но от него потом отказались в пользу проекта «Авангард». Проект «Авангард», начатый в марте 1955 года, разрабатывался ВМС США и в августе 1955 года победил в конкурсе, опередив два других проекта – проект сухопутных сил «Орбитер» и проект ВВС.

В начале 50-х годов XX века США были особенно озабочены получением разведывательной информации по военно-техническому развитию Советского Союза. Полеты разведывательных самолетов «У-2» вдоль границ СССР давали недостаточно сведений, и встал вопрос о типах летальных аппаратов, которые могли бы осуществлять наблюдение всей территории страны. Участники этих обсуждений предупреждали, что решение о «вторжении» в пространство над советской территорией и нарушении государственного суверенитета потребует утверждения политическими властями на высшем уровне. Даже проникновение беспилотных летательных аппаратов в воздушное пространство другого государства представляло собой очевидное нарушение международного права. Поэтому в этот период США активно искали международно-правовую основу для запуска и эксплуатации разведывательных спутников. Президенту Д. Эйзенхауэру требовалось найти мирный предлог для пролетов американских спутников-шпионов над советской территорией.

28 марта 1955 года Совет национальной безопасности США рекомендовал президенту отстаивать введение принципа Свободы космического пространства (Freedom of Space) для того, чтобы «при запуске на орбиту малых искусственных спутников создать прецедент для разграничения «национального воздушного пространства» и «международного космического пространства».

Обратите внимание на то, что такая мощная держава, как США, в разгар холодной войны думала о международно-правовых основаниях для запуска спутника. По поручению президента представители Пентагона на полигонах внимательно следили, чтобы «эти ученые» не поставили бы на ракету под головной обтекатель какую-нибудь «штуку», которая могла бы совершить полет по орбите.

Политические круги в Вашингтоне были серьезно озабочены принципом «свободы космического пространства», правовые последствия введения которого изучались и Государственным департаментом, и другими ведомствами. При этом особо подчеркивалось, что программа запуска такого спутника не должна выглядеть военной, насколько возможно. Это соответствовало политической философии Эйзенхауэра того времени – не возбуждать соперничество супердержав без необходимости.

Итог начального этапа

Итак, была ли «лунная гонка» на начальном этапе полетов в космос?

Академик Б.В. Раушенбах, не политик, а один из крупнейших специалистов космической отрасли и ближайший сотрудник С.П. Королёва, называл этот процесс «спортивно-романтическим». Он вспоминал: «Спортивный характер процесса имел две стороны. Во-первых, все мы, работавшие в области создания космических аппаратов, испытывали эмоции, близкие спортсменам, – прийти первыми к финишу. Ведь одновременно нечто похожее делалось в США, и всем нам хотелось не пропустить вперед наших американских коллег. Это было совершенно искреннее чувство соревновательности. Во-вторых, результаты соревнования имели и политическое значение: в случае успеха руководство страны могло пользоваться завоеванным интернациональным престижем и поэтому щедро помогало нам. Романтический характер придавало нашей деятельности то, что все делалось впервые. Ничего не было известно, отсутствовал какой-либо предшествующий опыт, и мы чувствовали себя мореплавателями времен Колумба, отправившимися открывать новые земли» [Раушенбах Б. Пристрастие. – М., 1997. – С. 376]. И еще: «…Соревнование это было и политическое, но нам было не до политики, нас интересовало соревнование разработчиков. У них мыслили разработчики, и у нас они мыслили, и вот, не вступая в прямой контакт, мы изредка обменивались информацией на ученых конференциях и при этом старались – и они, и мы – все-таки обойти друг друга. Очень увлекательно. И до сих пор увлекает. Не потому, что у них одно правительство, а у нас другое, тогда и у них принимали решения, и у нас ЦК требовало «животы положить» на алтарь Отечества. То был спортивный интерес, всегда приятно кого-то обставлять» [Раушенбах Б.В. Постскриптум. – М., 2001. – С. 142]. Такой спортивно-романтический взгляд на происходившее действительно был характерен для научно-технических руководителей и инженерного состава обеих стран.

Чтобы избежать международных дискуссий по поводу «свободы космического пространства» администрация президента Эйзенхауэра в тот период запретила правительственным чиновникам какие бы то ни было публичные обсуждения космических полетов. В СССР аналогичный запрет обусловливался соображениями секретности. Атмосфера молчания никак не способствовала пропаганде космической гонки, но ее провоцировало политическое мышление.

Роберт Макнамара, видный американский государственный деятель, министр обороны в администрациях Кеннеди и Джонсона, в небольшом сборнике своих лекций «От ошибок к катастрофе: как выжить в первый век ядерной эры» [McNamara R. Blundering into Disaster. Surviving the first century of the nuclear age. – New York, 1986] проводит мысль о том, что вся существовавшая терминология гонки вооружений не оставляла иной интерпретации развития событий: Соединенные Штаты либо впереди, либо позади, то есть «выигравшие» или «проигравшие». По сути, это мышление характерно для игры с нулевой суммой (zero sum game), в которой каждый выигрыш одной стороны означает проигрыш другой и наоборот. Отсюда появилось и представление о космической гонке, и о лунной гонке как ее части. Хотя реальность была много сложнее.

Таким образом, действительно шла гонка вооружений. Политика соперничества определяла если не все, то очень многое. Мышление игры «с нулевой суммой» формировало соревновательные инстинкты. Но президент Эйзенхауэр сдерживал их распространение на космическую область. Спортивно-романтический характер развития космонавтики на первом этапе поддерживал инженерно-конструкторский состав. Правда, политики интерпретировали достигнутые результаты в категориях государственного престижа. Но «лунной гонки», еще не было, потому что выбрать Луну как цель Соединенным Штатам еще предстояло. Да и можно ли было рассматривать как гонку параллельную деятельность двух держав, окруженную секретностью и молчанием, т. е. неизвестностью? Разве можно назвать соответствующим идее гонки решение руководителя одной из стран искусственно задерживать старт (спутника)?

НАСА выбирает Луну

25—26 мая 1959 года на заседании комитета по пилотируемым полетам было сформулировано: «Конечная цель – пилотируемые межпланетные путешествия, а ближайшая должна заключаться в высадке человека на Луну и возвращении его обратно» [Logsdon J.M. Project Apollo: Americans to the Moon. – In: Exploring the Unknown. Selected Documents in the History of the U.S. Civil Space Program. Vol. VII: Human Spaceflights: Projects Mercury, Gemini, and Apollo. – John M. Logsdon, Editor with Roger D. Launius. – Washington D.C., NASA History Office, 1996 (далее ExUn-VH), p. 388]. Именно 25 мая 1959 года стало датой рождения лунной программы. В тот раз комитет к полному согласию не пришел, но уже на следующем заседании в конце июня комитет все же решил выбрать миссию высадки на Луну в качестве долгосрочной цели в рамках программы пилотируемых полетов с промежуточными этапами – космической станцией на околоземной орбите и окололунной станцией. К концу 1959 года НАСА подготовило и в декабре опубликовало долгосрочный план. В нем говорилось, что деятельность агентства в 1960-е годы «должна сделать возможными пилотируемые миссии для исследования Луны и ближайших планет». В качестве сроков первых полетов к Луне назывались 1965–1967 годы, высадка на Луну планировалась на 1970-е годы. Целесообразность высадки человека на Луну продолжала обсуждаться в высших эшелонах власти. Официально программа так и не была утверждена, но все же в 1960 году было принято решение неофициально рассматривать лунную экспедицию как основной элемент для будущей программы НАСА, получившей название «Аполлон».

Программа «Аполлон» в мае 1960 года была представлена президенту США Д. Эйзенхауэру, который попросил своего советника по науке химика из Гарварда Джорджа Кистяковского проанализировать план НАСА в президентском Совете по науке. Для этого Дж. Кистяковский создал специальную группу под руководством Дональда Хорнига, профессора Университета Брауна. Заключение группы Хорнига было готово 16 декабря: «В обоснование пилотируемых программ положены эмоциональные аргументы и национальное честолюбие. Это не тот предмет, который можно обсуждать с инженерных позиций» [ExUn-VH, р. 389]. Выводы были следующими: запуск человека в космос на орбиту вокруг Земли – будет стоить 350 миллионов долларов; следующая задача – пилотируемый облет Луны будет стоить около 8 миллиардов долларов; главная цель, которая может быть достигнута к 1975 году, – высадка человека на Луну – потребует дополнительных расходов от 26 до 38 миллиардов долларов [ExUn-VII, р. 412]. Президент нашел, что запрашиваемые траты находятся за пределами разумного. 20 декабря 1960 года вопрос рассматривался на заседании Совета национальной безопасности. Реакция Эйзенхауэра была равнодушной: «Мне все равно, достигнет ли человек Луны» [Logsdon J.M. The Evolution of U.S. Space Policy and Plans. Exploring the Unknown. Selected documents in the History of the U.S. Civil Space Program. Volume I: Organizing for Exploration. – J.M. Logsdon, Editor with L.J. Lear, J. Warren-Findley, R.A. Williamson, D.A. Day. – Washington D.C., NASA History Office, 1995 (далее – ExUn-I), p. 378].

Хотя Д. Эйзенхауэр понимал, что Соединенные Штаты вступают в космическую фазу гонки вооружений с Советским Союзом, он не был заинтересован в выигрыше любой ценой, а лунный проект стоил очень дорого. Поэтому цель, выдвинутая НАСА, воспринималась администрацией президента Д. Эйзенхауэра по меньшей мере как спорная. Это оставляло НАСА в состоянии высокой неопределенности в отношении будущих проектов. И кто бы мог подумать, что эта неопределенность разрешится буквально через несколько месяцев с приходом в Белый дом президента Дж. Ф. Кеннеди, достаточно равнодушного к космическим исследованиям и получившего от своих советников ряд скептических суждений о предполагаемых пилотируемых полетах.

Первым, кто обратил внимание Джона Кеннеди на программу «Аполлон», точнее, на ключевую и самую дорогую ее часть – проектируемую ракету «Сатурн», был Ричард Нейштадт, консультант из его предвыборного штаба, который в записке, представленной президенту 23 декабря 1960 года, написал об этом мощном носителе: «Он требуется только для того, чтобы доставить человека на Луну и вернуть его обратно. Коротко говоря, «Сатурн» – проект престижа. Сам по себе он не нужен, кроме как для этой цели» [Neustadt R.E. Problems of Space Programs. In: ExUn-I, p. 414]. Цене национального престижа он посвятил в своей записке отдельную главу и, видимо, навел только что избранного президента на некоторые идеи. Никто до него не характеризовал для Кеннеди огромные расходы на честолюбивые цели столь ясно и убедительно. И никто не ставил вопрос об иных, кроме прямых денежных вливаний, способах сохранить достоинство государства.

Так встала проблема эффективности усилий США в освоении космического пространства. Группу анализа возглавил Джером Визнер, физик из Массачусетского технологического института, ставший впоследствии советником президента по науке. 10 января 1961 г. он представил президенту доклад, в котором весьма критически оценил руководство НАСА за приоритет, отданный пилотируемым полетам [Report to the President-Elect of the Ad Hoc Committee on Space. In: ExUn-I, p. 422], поддерживающим «популистское убеждение, что человек в космосе – наиважнейшая цель нашей невоенной космической программы» [Logsdon J.M. The Evolution of U.S. Space Policy and Plans. In: ExUn-I, p. 379], и назвав, в частности, программу «Меркурий» из-за ограниченного количества необходимых для ее осуществления носителей «второстепенной». Прочитав заключение Дж. Визнера, Кеннеди вспомнил записку Р. Нейштадта. По всему выходило, что если нельзя выиграть соревнование, надо «выйти из гонки», а еще лучше завершить ее, превратив в совместное предприятие, то есть найти какой-то компромисс. Начался этап, который никоим образом не может быть описан в терминах гонки (и его вообще нет в представляемой книге).

СССР + США?

У Дж. Кеннеди в голове уже сложилась модель выхода из ситуации, в которой значительная часть расходов легла бы на Советский Союз, а победителя называть не пришлось бы. Для тех, кто особо озабочен престижем, оставался своего рода «фотофиниш» – как в XIX веке лошадь, победившую на скачках, определяли с помощью фотокамеры, так можно было назвать и «победителя»: астронавт или космонавт первый ступит на Луну? Это была интересная стратегия.

20 января 1961 года в своей инаугурационной речи президент США Джон Ф. Кеннеди послал Советскому Союзу сигнал: «Будем вместе исследовать звезды…» [Инаугурационные речи президентов США от Джорджа Вашингтона до Джорджа Буша (1789–2001 годы) с историческим комментарием. – М., 2001. – С. 431]. Вскоре он поручил своему советнику по науке подготовить предложения по сотрудничеству с Советским Союзом в области космических исследований. 13 февраля Кеннеди направил уже лично Хрущёву телеграмму, в которой поздравил его с запуском советской автоматической станции к Венере. И Хрущёв через два дня ответил ему, упомянув о предложениях, сделанных Кеннеди в инаугурационной речи.

В это время Кеннеди еще колебался в отношении будущей космической политики и пока не утверждал финансовые запросы НАСА, но события резко сократили ему время для размышлений: 12 апреля 1961 года первый в мире космический полет триумфально совершил Ю.А. Гагарин.

В поздравительном послании, направленном Хрущёву в связи с полетом Ю.А. Гагарина, Кеннеди написал: «Я искренне желаю, чтобы в своем продолжающемся познании космического пространства наши страны смогли работать вместе на благо всего человечества». Этому предложению предшествовал серьезный, продуманный документ, подготовленный за неделю до старта Ю.А. Гагарина: «В качестве первого шага к неограниченному сотрудничеству США и СССР могли бы выбрать высадку с научными целями небольшой группы (около трех человек) на Луну, а затем возвратить их на Землю…» [Draft Proposals for US-USSR Space Cooperation. April 4, 1961. – In: Exploring the Unknown. Selected Documents in the History of the U.S. Civil Space Program. Vol. II: External Relationships. – John M. Logsdon, Editor with Dwayne A. Day and Roger D. Launius. – Washington D.C., NASA History Office, 1996 (далее ExUn-II), p. 146].