8

Нe знаю, как я пережила следующие дни. Впрочем, нет, знаю. После разговора с Вардом я действительно стала вести дневник, куда записывала все странные события своей жизни. Я сохраняла все на ноутбуке в документ «Креативное письмо (домашка)» на случай, если отцу или Анне взбредет в голову проверить мои файлы.

Суббота 27.09. Видела на улице старуху с тележкой из магазина, забитой всяким хламом. Слегка чокнутая (без конца бормотала себе что-то под нос), грязная, вся в бородавках, на подбородке волосы длиной сантиметров пять. Подумала: неужели у всех женщин в старости на подбородке вылезают эти жуткие волосины? Если да, то надеюсь, человечество придумало, как с ними бороться, я так ходить не хочу. Внезапно раздался шум, я уже слышала его в церкви. Люди кричали: «Ведьма! Ведьма!» – и кидались в нее камнями и палками. Я испугалась, ужасно испугалась, что они сейчас набросятся и на меня тоже, у меня появилось странное чувство, будто я обязана помочь этой старушке, хоть она и была слишком грязной, чтобы к ней прикасаться. И тут на меня кто-то налетел, какой-то толстый детина. «Глаза разуй, девочка, – сказал он. – Спать у себя в кровати надо». Я обернулась и увидела, что старушка только что завернула за угол, все было в порядке. Да и улица снова выглядела как обычно. Никакой шумной толпы, лишь люди, торопливо проходящие мимо с таким видом, будто им нет никакого дела друг до друга.

Воскресенье 28.09. Съездила в пансионат. Пабло сидел в большой комнате и рисовал вместе с остальными ребятами с синдромом Дауна. Компания была большая, они громко пели веселую голландскую песню с простым мотивом «Heb je even voor mij?»^[4] Пабло улыбнулся мне так, будто мы виделись только вчера, но не захотел бросать свою работу и идти ко мне. Собственно, рисовал он очень недурно, в стиле Карела Аппела^[5]. А он довольно сильно похож на Эрро из моих снов, но ничего удивительного, такие ребята всегда похожи друг на друга. Клевые у них воспитатели, общаются с ребятами как с обычными людьми. Скорее всего, здесь он получает гораздо больше внимания, чем ему доставалось бы у нас дома.

Вечером я прочитала в интернете, что это странное ощущение – как будто ты за всем наблюдаешь через стекло – может возникнуть из-за употребления наркотиков или пограничного расстройства личности. Но наркотики я не принимаю, так что вариантов остается немного. Хотя быть «пограничником», бордерлайнером – тоже так себе удовольствие, это расстройство полностью ломает твою жизнь, если верить сообщениям на форумах.

Понедельник 29.09. Сон. Я лежала в крытой телеге. Здесь же было несколько коз. Рядом со мной сидел стражник. Он периодически трогал меня, но я чувствовала страшную усталость, поэтому все, что он делал, казалось чем-то далеким – как будто это происходило с кем-то другим. Та красивая девушка, которая оклеветала меня, точнее Майте, тоже ехала с нами. Она без конца жаловалась, что это несправедливо; что господин Вайе или Валле (так это звучало, по крайней мере)обещал ей, что с ней будут хорошо обращаться. В руках у меня была фляга, которая по всей видимости, была для меня очень важна. Я все пыталась отпить из нее, но каждый раз вспоминала, что она опустела, и чувствовала себя несчастной и покинутой. Телега подпрыгивала: видимо, мы ехали по дороге, вымощенной булыжником. Вскоре мы остановились и внутрь повозки ворвался яркий луч света, который больно ослепил меня. Кто-то крикнул: «Подъем!» Охранник, сидевший рядом, начал тянуть меня за руки, но я сопротивлялась. Он и так всю дорогу лапал меня. Снаружи стояли два солдата. «Смотри-ка! – сказал один. – Две молоденькие ведьмочки-красавицы, мы не против таких гостей. Куда лучше, чем эти старые бабы с обвисшими сиськами до пупа».

«Я не ведьма», – хотелось сказать мне, но я так устала, слишком устала, чтобы говорить.

Нам помогли выбраться из повозки, мне и этой Марии Гарсии, или как там она себя назвала. Ноги подкашивались, я еле шла, но солдаты толкали нас вперед, сначала через большие ворота, затем наискосок через большую площадь, где стояло высокое здание в готическом стиле. По площади ходили небольшие группы женщин с ведрами и швабрами, все в одинаковой серой одежде. В сопровождении солдат мы подошли к двери и вошли в длинный коридор, где пол был выложен красным камнем. Стены были обиты темным деревом, сверху – высокие окна. Там пахло как в церкви, ладаном, наверное. Нас отвели в какую-то комнату, за большим столом сидел старик в хабите. Вдоль стены стояли шкафы со старинными книгами и папками бумаг. Нас усадили рядом на деревянную скамью. Эта Мария Гарсия продолжала ныть по поводу своего Вайе или как там его, утверждая, что ей положено особое обращение. «Я сдала тридцать четыре человека, – говорила она. – За это меня должны вознаградить». Тридцать четыре человека! Какая же она дрянь. Наверняка, тридцать четвертая – это я (т. е. Майте).

«Вывернуть карманы», – приказал старик. Мария заупрямилась, поэтому мне пришлось первой, но все, что у меня было, – это та фляга. Он понюхал ее и удивленно спросил: «Подано? (или типа того) Откуда это у тебя?»

«Мне дал его человек из монастыря, тот, в белом, – ответила я. – От боли и горя из-за Эрро». Сказав это, я поняла, что не знаю – правда это или нет. Может, мне дал его сотрудник пансионата? Может, это наркотик? Я вдруг увидела, что Пабло лежит рядом со своей картиной. Кто-то толкает его ногой и говорит: «Парень умер». Что было потом, я забыла. Помню лишь, что снова оказалась на улице, на той же большой площади, в таком же унылом платье, как те женщины.

Проснувшись, я тут же захотела позвонить в «Святую Марию», но не сделала этого. Два раза за неделю, они подумают, что я сошла с ума. Может, я действительно сошла с ума?

Вторник 30.09. За ужином Анна трижды спросила, не оглохла ли я. «Просто задумалась», – ответила я. Я все еще чувствовала смертельную усталость, и все – их разговоры, Франциска, накрывавшая на стол, звонок на домашний телефон – казалось чем-то совсем далеким. Отец то и дело поглядывал на меня со смесью беспокойства и раздражения во взгляде и в очередной раз стал спрашивать о наркотиках. И когда я взбесилась, что логично, он внезапно спросил, как дела с Вардом. «Хорошо», – сказала я. «Но недостаточно хорошо, чтобы осчастливить нас и Создателя присутствием в церкви?» – спросила Анна, и голос ее был острее ножа, которым я резала свой стейк. «Увы, но нет», – ответила я. Я даже не злилась, у меня на это не было сил. Все, что они говорили, проходило мимо меня, как будто их показывали по телевизору, а я слушала вполуха, параллельно играя в телефон. Как же я рада, что четверг уже завтра.

9

Я проснулась в мрачном настроении, как будто знала, что сегодня произойдет что-то ужасное. Мне без конца являлись новые сумасшедшие видения: из тостера показывались языки пламени, а когда я проехала на красный, меня догнал этакий современный полицейский на велосипеде, только на нем была не привычная форма, а длинное красное платье, короткая накидка и маленькая красная шапочка. Это длилось всего секунду: я перепугано уставилась на него, и его странный головной убор тут же превратился обратно в обычный голубой велосипедный шлем.

– Да не нервничай ты так, в тюрьму я тебя не посажу, – сказал он. – О чем задумалась-то? Влюбилась небось?

Я отделалась предупреждением.

Зайдя в «Альберт Хейн»^[6] около школы, я купила несколько баночек «Ред Булла». Надо быть бодрой и энергичной, а то начну еще смотреть в никуда прямо посреди урока. Каждый раз, почувствовав, что мысли куда-то уплывают, я со всей силы тыкала себя ручкой, пока кожа на руке не покрылась красными точками. Но видения никуда не делись. Люди за окнами класса ни с того ни с сего превратились в тех заключенных из моего сна, что хватались за решетку. На учителе физкультуры вместо его футболки «Асикс» вдруг оказался какой-то кожаный жилет в красно-коричневых пятнах.

Большой перерыв я провела в одиночестве, сидя в туалете. Нельзя, чтобы кто-то заметил, что со мной происходит. Сидя на холодной крышке унитаза и разглядывая серые мраморные плиты на полу, я шептала сама себе: «Вард мне поможет, и все пройдет. Вард мне поможет, и это пройдет».

Наконец-то время пришло. Мне даже не пришлось звонить, потому что, когда я – за десять минут до начала сессии – поднялась на крыльцо, на улицу вышел человек: мужчина в бежевом плаще и с сумкой для ноутбука в руках, ничто в его внешности не выдавало сумасшедшего.

Я взбежала вверх на три пролета. Последняя лестница, выкрашенная в желтый, казалась не очень надежной, поэтому по ней я поднялась спокойным шагом. И тут услышала разговор.

Сначала голос Варда:

– Но мы же не можем это исключать?

Потом Элли-хиппи:

– Даже если это альтер, тебе стоит сперва узнать побольше о ней самой и причине возникновения видений, прежде чем попытаться перейти к интеграции.

– Ты права, но…

Короткая пауза.

– Чего ты боишься, парень?

Парень! Да ему почти пятьдесят, дамочка.

– Ну, я боюсь… У меня появилось впечатление, что она уходит все дальше. Что мы «подкармливаем» ее галлюцинации.

– Так и есть, мы возвращаем ее к источнику. Логично, что она видит все больше. Ей надо идти дальше, Вард. А ты что предлагаешь? Чтобы она сидела на нейролептиках всю оставшуюся жизнь?

И снова пауза. Затем послышались шаги, судя по всему, Варда.

– Пора бы ей уже прийти.

– Не переживай, никуда она не денется. Сделать чаю?

– Как хочешь… Но ведь это нелегко. В смысле… Ты можешь себе представить, каково это – вдруг потерять контроль над собственными мыслями? Я бы…

– Сошел с ума, – весело ответила хиппи. – Но это все потому, что ты у нас такой весь правильный и у тебя всегда все должно быть разложено по полочкам. Разумеется, это непросто, понимаю. Но лучшее, что мы можем сделать, – убедить ее, что видения приходят извне, что это временно. И что с ней самой все в порядке.

– Мне бы твой оптимизм. – Голос Варда прозвучал по-настоящему мрачно. Также мрачно, как я почувствовала себя в тот момент.

Ноги перестали слушаться. Мне казалось, что от каждого шага поднимается шум на весь дом, но все равно спустилась по лестнице, вышла на улицу и позвонила в дверь, как обычно. Я чувствовала себя лгуньей, но ничего лучше не придумала.