Три рассказа для непьющих

1. Заседание политбюро

Вечер, кажется, удался. Компания была своя, годами сложившаяся, в меру весёлая, в меру пьющая. Ну, в общем, всё как у всех. И августовский вечер 2001 года в Абрамцеве на даче у ведущего оператора одной частной, но весьма известной телекомпании России, Арсена Александровича Икразова, набирал обороты. Застолье становилось шумным, но пока нити управления столом и людьми хозяин дачи Арсен не терял. Его несло всегда после третьей, особенно если, как сейчас, например, после второй он «полирнул» содержимое желудка портвешком, да не просто, а из Португалии, «Порто», значит, потом немного добавил пивка, и к третьей кристалловской речь уже была бесперебойная и отличалась лёгкостью необычайной.

А уж если Арсентьич (так любовно звали его друзья) выступал, да ещё и был в ударе, да ещё и впереди спиртного виделось немерено, и знал он, что ещё и у гаража имеется бутылка, резерв, так сказать, Главного командования – мытищинская сорокоградусная «Золотой снопок» – то уж остановить его никакой возможности просто не предвиделось. Да и кому? Бойцов-соперников достойных-то и не было. Лёха – седой молчун, профессор Перфильев Николай Абрамович – конечно, боец, но пока Арсен в форме, ему делать нечего. Нойман – слушатель, а Марк тоже в застолье опасен, но он, во-первых, не любит хамства, а во-вторых, мало пьёт – тоже не боец.

Дамы не в счёт. Поэтому вечер набирал обороты. И хорошие. Уже прошли четыре-пять кристалловских, уже хозяйка, гостеприимная Юлия Ивановна, толкала Арсена и со словами: «Арсен, побереги себя!» – сама активно принимала заморские вина и настоечки домашние, коими славилась в округе и у дачных специалистов по делам горячительным.

После пятой, да и с пивом, Арсен прервал на минутку беспрерывный спич обо всём и всех и вышел. «Ссать пошёл», – меланхолично отметил Лёха, друг Арсена с давнишних пор. И был прав. Арсен проделывал эту операцию с некоторой даже долей элегантности, но не у крыльца на сей раз, на что ему часто указывали гости и особенно дамы, а в некоем отдалении, у прекрасной пушистой разлапистой среднерусской ели, от которой и шла узенькая тропочка в чащобу, где находились и умывальник, и душ, и другие некие хозяйственные и выгребные приспособления, которые все в этом рассказе нам без надобности. А отметить необходимо то, что тропка эта прямо выводила гуляющего сквозь лесок к калитке, а уж от калитки и до платформы – рукой подать. Всё, в общем, чрезвычайно даже удобно.

Ну, Арсен, естественно, писал у ели и мельком, уже сквозь некий хмельной туман с определённой долей гордости оглядывал свои земельные владения, которые по закону Думы нашей уже вроде бы переходили в собственность владельца. Как вдруг… Вот-вот, читатель, всё так и начинается – «как вдруг», увидел Арсен на тропке двух человек. Вечерело, сидели уже с четырёх часов дня, и в эдаком полусумраке, полухмеле, полудурмане увидел Арсен всё-таки явственно двух военных в фуражках с синими околышами, с ремнями, ромбами в петлицах, с кобурами. «Что за чёрт мне мерещится, как из фильмов сороковых годов, нет, надо больше не пить!» – пронеслось в голове у Арсена. А военные-то подошли, взяли под козырёк и так очень вежливо доложили, что они за ним, что заседание начинается через один час двадцать минут, что по осевой и со спецсигналом они успеют.

– Какое заседание, какой спецсигнал? Да что же это? – не успел быстро сообразить мутной от выпитого головой Арсен, как был вежливо, но крепко взят под локти, быстро проведён по тропке через калитку на дорогу, где стояла, блистая свежим лаком, чёрная «Эмка» с неподвижным водителем.

– Э, погодите, куда, да я… да мне… – пытался дискутировать Арсен, но сопровождающие как-то ловко вытерли ему платком рот, дали нашатыря крепчайшего разлива и вдобавок побрызгали «Красной Москвой», незаменимым и славным мужским (равно как и женским) одеколоном сороковых годов уже, увы, прошлого столетия. И пока Арсен Александрович с трудом, как он сам любит выражаться, «въезжал в ситуацию», машина лихо влетела в Боровицкие ворота Кремля и остановилась у уголка. «Где я?» – замирая, шептал себе Арсен. Но соображать было некогда, скоро он был доставлен по красным ковровым дорожкам на второй этаж. Оказался Арсен в большом, но не огромном, дубом обшитом кабинете, где за длинным столом сидели двенадцать-пятнадцать человек, не молодых, но и не старых, так, в среднем возрасте людей, и во главе в торце сидел И.В. Сталин.

Икразов даже не обмер, не лишился чувств. Некая закалка и тренировка чувств на телевидении давала возможность в обморок не падать. Он просто ущипнул себя, потом уколол чем-то, дёрнул за ус и даже применил экстраприём – зажал яйцо – ничего не изменилось. Правда, на эти его ужимки Председатель собрания Сталин сказал спокойно и ровно: «Ну вот, последний, теперь все в сборе; как, начнём работу, товарищи?»

– Да, да, – дружно закивали все, и Иосиф Виссарионович подытожил:

– Итак, плановое заседание Политбюро считаю открытым. Повестка дня у вас имеется. По повестке будут замечания?

– Нет, нет, – дружно снова произнёсли присутствующие, а Арсен совершенно неожиданно для себя какой-то фистулой тоже произнёс «нет». Каганович, сидевший рядом, быстро и строго взглянул на Арсена. Икразов перестал понимать что-либо вообще. Его бросало то в пот, то в холод, сердце колотилось со страшной силой. Председатель объявил: «Итак, по первому вопросу: итоги выполнения плана оборонной промышленности и перспективы на 1941 год – кто у нас? А, нарком Ванников. Прошу».

Нарком Ванников коротко, чётко и ясно доложил, сколько всего наработано: танков, пуль, гильз, снарядов. Чего не хватает: бензина, керосина, сапог, автомобильного транспорта, авиации и ещё очень многого. Немного спорили. Арсен почти не соображал, но сидел прямо, за стул держался двумя руками. Каганович, как мы уже говорили, сидевший рядом, бросил записку: «Арсен, выпей боржома, тянет от тебя сивухой с портвейном на всё Политбюро».

«Боже, откуда он меня знает, Боже, что это всё значит?» – думал Арсен уже в каком-то даже отчаянии. Но боржома выпил. А речь, тем не менее, шла о новых наработках в оборонной промышленности. Спор зашёл о каких-то ракетах, которые бьют по площадям очень эффективно, как заметил Ванников.

Но тут же вмешались Ворошилов и маршал Кулик. Они в два счета доказали, что наши 45 мм, 70 мм и гаубицы не чета этим «ракеткам».

– Помнишь, товарищ Сталин, как под Царицыным мы из пушки в избу ударили. И где изба – от бабки только одна нога да кофта нашлась. Га-га-га, – загоготали Ворошилов, Кулик да ещё кто-то. – А тут – по площадям!

– Да. Это преждевременно, – резюмировал Сталин. – А кто это у нас разрабатывает?

– Мой зам. наркома по новым видам вооружений и технологиям Перфильев Николай Абрамович, – ответил Ванников.

– И сколько денег уже потратили?

– Уже за миллион рублей, товарищ Сталин, – ответил Ванников. Стало тихо, но вдруг в этой тишине раздался налитый какой-то непонятной злобой голос Кагановича.

– Да это форменное вредительство! Да миллион, да по площадям! У нас угля не хватает, рельса со времен Николашки, а здесь миллион – на ветер.

Возникло молчание, и вдруг сухой чёткий голос Молотова, немного заикаясь, произнёс:

– Я предлагаю за вредительство зам. наркома, как его… Перфильева арестовать и расстрелять. А тему закрыть.

– Пожалуй, но комиссию по проверке создайте, вдруг потом что-нибудь путное получится. Как? – сказал Сталин. Все дружно заулыбались.

«Как, как… – в голове У Арсена помутилось. – Я же с ним только что пил. Это что, его, Николая Абрамовича, а… да как же…» – бессвязно неслись мысли, даже нет, обрывки. А в бок толкал Каганович: «Ты что, Икразов, сегодня белены объелся, голосуй, видишь, тебя одного ждут».

– Да как же?

– Да ты что, мать твою! – прошипел Каганович, и Арсен приподнял руку.

– Как, его расстреляют?.. – пробормотал он.

– Как, как, в затылок, вот как, – засмеялся Каганович. – Ты сегодня, я вижу, с большого бодуна, ничего не соображаешь, молодец, – и Каганович хлопнул рукой Арсена по спине. Заседание продолжалось.

Второй вопрос был об автомобильной промышленности. Докладывал почему-то Микоян. Он уныло перечислил количество шлангов, шин, радиаторов и тормозных колодок, выпущенных промышленностью. И более активно рассказал о том, чего не хватало. Оказалось, не хватало всего.

– Хорошо, а скажи, Анастас, когда мы выпустим свои пиккарды? Я вот всё езжу на американском, стыдно, понэмаешь, а? – Сталин по-доброму улыбнулся.

– Не скоро, товарищ Сталин, году в 1945–1946, дай Бог.

– А кто у нас на автомобильном заводе этим ведает, а?

– Директор Нойман работает над отечественным автомобилем, – ответил Микоян.

– И как?

– Пока идут наработки, – вяло произнёс Микоян. – Корпус для него строим на шоссе Энтузиастов.

– Можно справочку? – раздался вдруг голос, и сидящий напротив Арсена лысый человек в пенсне сказал:

– Директор завода Нойман окончил автомеханический институт, был в командировке в Германии на заводе «Порше» и на одногодичной стажировке в Америке на заводах Форда.

– И что, после всего этого не может наш автомобиль сделать? – опять взвизгнул Каганович.

– Я предлагаю, – сказал спокойно Молотов, – за активный саботаж в автомобильной промышленности арестовать и расстрелять.

– Кто «за»?

«Господи, что же происходит? Володьку! Я же с ним сколько пил, я зимой ночевал у него, Господи, да что это?..»

Но Арсена уже жёстко толкал в бок Каганович.

– Арсен, опять заснул?

Арсен поднял дрожащую руку, по спине струился пот.

– Так, переходим к следующему вопросу. Итоги рыбной промышленности. Опять ты, Анастас. Ну давай короче, пожалуйста.

Анастас коротко прочёл сколько, каких и когда консервов выпущено, какая рыба и где продаётся.

– Ну а икра? – перебил его вдруг Хрущёв. – Вот у народа, например, есть икра красная, скажем, или чёрная?

– Эк куда хватил! – бормотнул Каганович.

– Да нет, Лазарь, не хватил, – услышал Хрущёв. – А о народе надо больше думать. Ближе к народу надо, ближе.

– Не ругайтесь, не ругайтесь, ребята. Ну так как? – спросил Сталин, улыбаясь. – Есть у народа икра?

– Нету, пока нет ещё, товарищ Сталин.

– Я предлагаю, – сказал Сталин, и глаза у него вдруг пожелтели, – за халатное отношение к своим обязанностям наркома рыбной промышленности, как его… Дергалёва Марка Яковлевича арестовать, ну и дать, скажем, лет пятнадцать. Пусть потрудится на свежем воздухе!

– Можно справочку? – произнёс опять лысый человек в пенсне. – Нарком рыбной промышленности давно проходит у нас как морально неустойчивый и даже, прямо говоря, неразборчивый. Но это не всё. Его родственники – дочь – находится и проживает в Париже.

– Что по линии разведки? – спросил кто-то.

– Да нет, – досадливо ответил лысый. – Она там замужем за французом.

– Так как, товарищи? – спросил Сталин.

– Без ареста, – загалдели все разом, – расстрелять сразу, чтобы всем неповадно было. Ишь, во Франции дочь живёт! – шипели они со злостью, хотя нотки зависти и были заметны.

Теперь Арсен уже горел, как в огне. Он облизал сухие губы. Горло саднило, жгло в желудке. Голова же вдруг стала свежая и ясная.

«Так, и Марка нет – это всё», – подумал Арсен, как-то судорожно всхлипнул и проголосовал «за».

– Теперь ещё один вопрос. Нам товарищ Лаврентий Павлович говорил, что имеются интересные наработки у товарища Икразова по части новых методов пропаганды и информации. Он с нами не делился ещё. Это хорошо. Он скромный, но давайте послушаем его сейчас. Пусть расскажет товарищам, что он там выдумывает.

И вдруг Арсен, совершенно неожиданно для себя, чётко, спокойно, полностью владея и собой и темой, рассказал членам Политбюро 1940-го года созыва о телевидении, его организации, возможностях и перспективах. Все подавленно молчали.

– Да, Арсен, когда мы с тобой в Туруханске сидели, слыл ты за фантазёра. Всё Юле своей байки про светлое будущее рассказывал. Но сейчас, ну ты нас просто поразил! – произнёс задумчиво Сталин. – Давайте поручим ему первый этот аппарат сделать, ну, скажем, к лету 1941 года, а?

– Сделаю, товарищ Сталин, – неожиданно для себя произнёс Арсен. – Обязательно, – добавил он потухшим голосом.

– Всё, товарищи, пошли пить чай, – резюмировал Сталин. Все зашевелились, стали проталкиваться к двери в соседнюю залу.

– Пойдём ёбнем коньячку, – неожиданно над ухом прогудел Каганович. Но Арсен отрешённо стоял. Очень хотелось в туалет, а как это здесь сделать, он не знал. Выручил его всё тот же лысый человек в пенсне.

– Что, поссать? – доверительно, бархатным голоском спросил он. – Вон, по коридору, до конца и налево.

Арсен шёл по коридору, у дверей вышивались дежурные офицеры. Он повернул налево и… открыл глаза.

Он стоял у своей ели, писать уже перестал, хотя штаны ещё не застегнул и аппарат не убрал. И видел он, как по тропинке уходили сквозь хвойный ёлочный полумрак двое военных.

«Тихо, тихо, только спокойно», – уговаривал себя Арсен, застёгивая штаны. Он подбежал к калитке. По дороге, блеснув задним светом, уехала лакированная чёрная «Эмка».

«Боже мой, только спокойно», – говорил сам себе Арсен, затем побежал к дому.

В комнате сидели плотно. Правда, стол разбился уже на группы. Красавец Лёха с милой женой в окружении дам рассказывал, как он катался во Франции в Сен-Жерве на лыжах. Дамы ахали. А Перфильев, очевидно, очень долго в который раз объяснял Нойману, в чём смысл жизни. Нойман время от времени задрёмывал; это значило, что доза превышала шестьсот пятьдесят семь граммов крепкого напитка. Марк меланхолично жевал рыбку и томно взглядывал на соседку справа.

Арсен вбежал как ошалелый.

– Господи, ребята, Марк, Володя, Николай Абрамович, все живы!

– Да, напился, – спокойно констатировал Лёха.

– Да вы знаете, кого я сейчас видел? Сталина!

Все вдруг замолчали, а Юлия, всхлипнув, выбежала на кухню, долго капала что-то и умоляла Арсена выпить. Но Арсен вдруг разбушевался.

Нервное напряжение вылилось в безудержные танцы, пение, угрозы физических расправ. Время от времени он почему-то вскрикивал: «Вы бы с моё, сволочи, в Туруханске оттрубили!» Вечер набирал обороты.