Глава 28
Цена милосердия

Джоэл не помнил, как спустился по лестнице, покинув кабинет Умана Тенеба: шаги отзывались ударами часового колокола. Но недалеко от ворот серого куба угрюмой Цитадели не к месту напомнила о себе хромота, намекая, что измочаленное клыками сомнов тело еще не до конца пришло в норму.

– Джо! – ойкнул рядом Ли, ловко подхватывая под локоть.

– Я в порядке. В порядке, – твердил свой извечный девиз Джоэл, мягко отвергая помощь. Обычно это немагическое заклинание означало, что он как раз совсем не в порядке. И Ли это прекрасно выучил за годы их знакомства.

– Мио! Лови рикшу! – крикнул он подбежавшему третьему напарнику. Мальчишка звонко окликнул рыжего возницу. И рикша снова появился по первому зову.

– Да он нас точно караулит, – удивился Джоэл, когда к пропускному пункту прикатил все тот же одноглазый тип.

– К вашим услугам, господа. Вдвоем поедете? – похоже, не вникая в суть дела, услужливо начал рикша, но его тут же перебил Ли:

– Один, все тот же господин. Только быстрее! Быстрее, милейший! Как насчет соревнования? Кто быстрее домчится до квартала Ткачей, а?

– Деньги плати, какое соревнование, – обиделся рикша.

– Само собой.

– Ли, быстрее давай! – гаркнул Джоэл, неуклюже забираясь в нехитрый экипаж. – Гони, рыжик, гони, родной!

«Если бы не нога, я бы бежал быстрее рикши, быстрее Ли…» – подумал он с сожалением. Впрочем, не следовало сокрушаться о своих немощах, пока он мог делать что-то для города и друзей. Грэм и Бим в куда более плачевном состоянии приносили Вермело огромную пользу. А он с помощью Джолин, похоже, предотвратил государственный переворот.

Успеть бы только спасти ее… Успеть бы! Единственное сознательное желание билось раненой птицей в тесной клетке, как желтая канарейка, погибшая в пасти облезлого кота. Успеть бы отвратить такую же участь от невиновной Джолин!

Рикша живо вскинулся и побежал, громыхая крупными колесами по брусчатке, с двух сторон за ним следовали Ли и Мио. Джоэл с горечью отметил: «Безумный кортеж, будто я важная птица из квартала Богачей». Вспомнился жирный судья, необъятную тушу которого еле волок несчастный возница. Джоэл, похоже, считался легкой ношей для их личного рикши. Парень явно наслаждался участием в большом непонятном для него деле. Он просто бежал. И вокруг мелькал проклятый любимый город.

Дома вились лианами, вцепляясь в разум преувеличенной реальностью грубых контуров. Серое небо нависало нелетней мрачностью, как будто все вокруг предвещало нечто ужасающее. Гибель мыслимых и немыслимых миров свилась в едином опасении не успеть, прибыть к выпотрошенной пекарне. Встретить оголенную пустоту стен и потухшей печи.

– Гони! Тройная плата, – кричал Джоэл, и ему вторили напарники, а рикша, задыхаясь, шипел:

– Быстрее никак!

«Извини, брат, за такую жестокость. Но если в этот день ты домчишь вовремя, то до конца твоей или моей жизни буду платить тебе вдвое больше при каждой встрече», – подумал Джоэл с легким чувством вины, но вслух не сказал. Губы словно смерзлись, спеклись от нервного ожидания.

Спицы жизни плавили время, закручивались колеса циферблатов. Утлый экипаж несся наискосок от Цитадели в квартал Ткачей, в этот узел пространства, свитый жизнью и смертью. В эту обитель неизменной скорби, которую представился шанс разрушить. Или пасть в бездну вместе с возлюбленной. И Джоэл не боялся исхода, но страшился неумолимого времени, глядящего циферблатом с высокой башни на весь город, где бойко шли стремительные аресты.

– Ну, понеслось дело, – выдохнул Ли, глянув в сторону ближайшего беленого домика.

На их глазах конвой выволок наружу сухонького старика, в котором узнавался один из клиентов Джолин. Его быстро упаковали в собачий экипаж с глухой клеткой, завязали рот черным кляпом и повезли на восток к гарнизону. Напоминанием о сытом покое осталась одинокая красная герань на подоконнике. Она мелькнула в общей круговерти пятном свежей крови, но Джоэл не испытывал сочувствия или вины.

Они делали все правильно, все верно. Если бы еще осталась вера в то, что Уман не скрывал улики в обмен на спасительный документ для рабыни пекарни. Если бы осталось доверие к власти, к тем, кому служили, положив всю жизнь на окровавленный алтарь. Но о такой роскоши охотники уже не мечтали. А для лихорадочной пьянящей надежды хватало и призрачного шанса спасти Джолин. И Джоэл задыхался от предчувствий, прокручивая в голове наспех сочиненные версии грозных тирад для представителей гарнизона, хотя понимал, что будет действовать по обстоятельствам.

«Они тебя не получат! Ни за что, Джолин!» – твердил он, пока колеса грохотали по мостовой. Каждый оборот чудился непростительно медленным, как утрата драгоценных самоцветов, в которые обратились вязкие секунды до встречи. Джоэл сжимал в похолодевшей руке приказ о защите свидетеля по делу Цитадели. В ноге предельной тревогой пульсировала боль, пронизывающая до сердца. И оно замирало смертной тоской, нависшей, как непроницаемые лиловые тучи, сгущавшиеся над кварталом Ткачей.

«А если все потерпит крах? А если я опоздал?» – судорожно думал Джоэл.

Странными пятнами возникали причудливые образы себя со стороны: вот он взбирается на кинжалах по стене темницы гарнизона, вот подпиливает решетки и освобождает свою принцессу из заточения, спасая от злых драконов. А потом убегает с ней в горы, чтобы обрести вечное счастье. Вероятно, Уман понимал, что его подчиненный способен ныне и на такой шаг, готов бросить все. Значит, верховный не совсем еще очерствел и закостенел среди бесконечной волокиты и интриг. Хватило бы только красноречия… В этот день в борьбе правых с правыми сила ничего не решала.

Вскоре показалась пекарня, рикша остановился у начала короткой Королевской улицы со словами:

– Дальше не поеду, господа. Там военные. А мое дело маленькое, мне неприятности не нужны.

– Вот, держи плату, – не считая потраченных денег, ответил Джоэл. – Сдачи не надо.

Слова срывались с пересохших губ измученным лаем. Джоэл спрыгнул с экипажа и едва не завыл, когда неудачно перенес нагрузку на правую ногу. Он и забыл! Забыл все на свете, когда увидел, как люди в форме вышибают дверь пекарни.

– Всем на пол! На пол! Лицом вниз! Руки за голову! – послышались грубые возгласы изнутри. Истошный женский визг подействовал как зажженный фитиль пушки. Подобно разрывному ядру, Джоэл кинулся вперед. Да так, что за ним едва поспевали слегка уставшие от бега Ли и Мио. Мальчишка тяжело дышал, но, похоже, больше от нервов и непонимания происходящего. Он-то не присутствовал при разговоре с Уманом. Зато Джоэл с Ли четко знали, что успели вовремя.

Они ворвались в пекарню вскоре после грубого визита людей гарнизона. Свороченная с петель дверь тоскливо заскрипела от ветра, а внутри предстал в полумраке тлеющей печи настоящий хаос: сломанная мебель, рассыпанная мука, смешанная с нанесенной грязью от сапог. Все говорило, что закончились мирные дни этого аккуратного болота.

Пекарь и его жена распластались на полу, как им и велели, но осыпа́ли всех вокруг проклятьями. Двое солдат волокли с верхнего этажа отчаянно упирающегося плачущего мальчишку – внука Зерефа Мара. И только одна Джолин молча выполняла все указания.

– Вы арестованы! – констатировал один из безликих солдат, намереваясь защелкнуть на белых запястьях Джолин наручники. Будто ей не хватало синяков еще и от этих металлических браслетов. Джоэл бешено взревел:

– Оставьте ее!

Солдаты замерли и резко обернулись на сумасшедший голос. Джоэл смутно догадывался, что исход этого дня означал для него сохранение рассудка или утрату всякой нормальности в случае неудачи. И вот настал тот миг, которого он так боялся и которого так ждал. Но все наспех отрепетированные заготовленные речи разом исчезли из головы. Остался только измусоленный листок от Умана.

– Вы не имеете права! – возмутился один из стражей бастиона. Смоляно-черные длинные тонкие усы на молодом лице недовольно встопорщились, придавая ему сходство с тем соседским котом, который растерзал несчастную певчую птицу. На нее теперь слишком походила пленница проклятой пекарни. Губы ее безмолвно пошевелились, будто произнося имя Джоэла, хотя он не был в этом уверен. Только исступленно смотрел в ее окаймленные слезами испуга синие глаза. Она робко приподнялась, нарушая приказ лежать лицом в пол.

– Имею! – громыхнул Джоэл.

– Кто вы вообще? – с недоверием прошипел страж бастиона.

– Охотник Джоэл. А вы можете представиться, прежде чем сыпать указаниями? По протоколу! – наседал Джоэл, светя заветной табличкой.

– Сержант Чжэн к вашим услугам, господин охотник, – поумерил пыл военный. – Вы утверждаете, что это дело Цитадели?

– Да. У меня предписание верховного охотника Умана Тенеба. Джолин Мар – важный свидетель Цитадели по делу легендарного сомна и эпидемии превращений, – скороговоркой отчеканил Джоэл.

Заученные фразы вырывались сами собой, годы службы и чтение приговоров помогали в критический момент не думать над формулировками. Обычно он докладывал, в чем обвиняется несчастный гражданин Вермело, за что посажен в подвал Цитадели: скрыл сомна, спал днем, распространял контрабандные стимуляторы. И вот теперь представился случай спасти кого-то, а не отдать на верную погибель. Бесценный случай, искупление.

Джоэл заслонил собой Джолин, поднимая с пола, вырывая из рук конвоиров и не позволяя нацепить на нее наручники.

– Она пособник революционеров, – возмутился сержант Чжэн.

– Она жертва Зерефа Мара, – отрезал Джоэл. – У нас есть множество доказательств, что ее принуждали. Для начала приглядитесь – Зереф бил ее, угрожал ей!

Серое платье Джолин и впрямь расстегнулось на шее почти до груди. Несколько мелких пуговиц при аресте оказались выдраны с клоками ткани, левый рукав и вовсе оторвали по шву, как будто солдаты нарочно превращали опрятных граждан в оборванцев-преступников, облаченных в грязные лохмотья.

В открывшихся прорехах белела светлая кожа Джолин, сплошь покрытая старыми шрамами и свежими синяками. Вероятно, Зереф Мар раскрыл ее и готовился учинить расправу над предательницей, когда гарнизон ворвался в пекарню. Все они успели вовремя. Вовремя! Джолин осталась жива и почти невредима.

Теперь она робко стояла за спиной Джоэла, прижимаясь к его плечу. И он ощущал себя предельно счастливым. Какой-то части сосредоточенного разума чудилось, будто они вдвоем застыли на краю пропасти. Каменный уступ отчаянно крошится, но они ждут, что вот-вот перекинется чудесный мост на ту сторону.

– Эта белобрысая сучка клевещет на меня! Я к ней не притрагивался! – возмутился Зереф Мар, которому уже сковали руки за спиной и заставили подняться. Его перекошенное раскрасневшееся лицо полыхало от гнева. Джоэл опасался, что именно теперь проклятый пекарь выдаст ту тайну Джолин, из-за которой она так долго скрывалась и отнекивалась, отвергая помощь. Но, возможно, не было никакой особой тайны, кроме пособничества революционерам. Джоэл только на это и надеялся: слишком хотелось верить, что напряженный день избавит от паутины всех неразгаданных секретов и неразрешимых противоречий.

– Лжец! – выкрикнула Джолин так громко и пронзительно, что гомонящая толпа в пекарне внезапно притихла, и подозреваемая продолжила глухо и беспощадно, низко опустив голову: – Он долгие годы мучил меня. Семь лет. Держал как… как рабыню! Все его клиенты – опасные преступники. А я ничего не могла с ними сделать, потому что иначе они убили бы меня. И жена его лжет, все лжет! Она занималась подпольным избавлением женщин от нежеланных детей.

– Неблагодарная тварь! Да как ты смеешь обвинять меня в этом?! – взвизгнула жена пекаря, едва держась на ногах. Белый чепец благостной старушки покрылся пылью и золой от горящей печи, словно обнажая истинную сущность хозяйки.

– Если бы не Джолин, вы не смогли бы арестовать и десятой доли всех революционеров, – продолжал Джоэл, замечая, что солдаты готовы выслушать внезапные признания. Сержант Чжэн перестал хищно коситься на Джолин, зато с ненавистью и презрением уставился на чету схваченных Маров.

– Вы не понимаете! Мы не те революционеры, которые устраивали бунт в трущобах. Я к этому не имею отношения, – заскулил Зереф, вероятно, понимая бессмысленность открытого сопротивления.

– Тогда кто вы? – удивился Джоэл.

– Секта Дирижабля! Дирижабль принадлежит народу! И только народу! – закатив глаза, благоговейно заголосил пекарь. И в его расширенных зрачках плясали отблески безумия. Впрочем, возможно, отразились искры в печи, где подгорала очередная партия булочек с секретами.

– Изымите свежие вещдоки, – кивнул на выпечку Ли. И солдаты с ним согласились.

– Стачки на заводах – ваших рук дело? – продолжил свой спонтанный допрос Джоэл. Он понимал, что это уже не дело охотников, и все же чувствовал, что расследование появлений Вестника Змея неуловимо связано с Зерефом. Но пекарь все равно не ответил. Джоэл силился понять, сколько групп революционеров орудует в Вермело. И не понимал.

«Как будто действует несколько враждующих лагерей. Если это секта Дирижабля и они пытаются присвоить его, у кого же он тогда сейчас? И где? Где в трущобах можно спрятать дирижабль?» – только оставалось недоумевать Джоэлу.

– Люди должны услышать, люди должны прозреть! Послушайте вы, палачи, это вы губите Вермело! Вы, охотники! И ты, Джолин, неблагодарная тварь, спуталась с одним из них! – закричал Зереф Мар. Для сохранения секретности пришлось замотать его широкий рот черным кляпом.

«Дирижабль… Значит, тот тип возле Айгрежи был прав. Страж Вселенной был прав. Да какой Страж? – одернул себя Джоэл, когда факты разрушали мистические теории. – Наверняка их подельник, которого не взяли в долю и попытались от него избавиться. Надо было и его арестовать сразу. Значит, дирижабль. Они хотят улететь за стену? Но зачем? Там ведь только смерть и… Разрушающие».

– Увести этого безумца! – прорычал вслед новым арестантам сержант Чжэн, затем пригладил усы и благосклонно ухмыльнулся. – Так и быть, Джоэл, пока что ваша подопечная остается как свидетель. Но вы понесете ответственность по всей строгости как соучастник, если она продолжит свою революционную деятельность, подрывающую покой Вермело.

Джолин теснее прижалась к спине Джоэла. Доносилось ее прерывистое, нервное дыхание, мнилось, что слышны частые удары сердца загнанного в угол маленького зверька. Хотя она оказалась не беспомощной, теперь ее судьба зависела только от милости охотников. Джоэл надеялся, что она не посчитает его новым Зерефом Маром, ее охранником и мучителем в одном лице.

– За пекарней будет вестись круглосуточное наблюдение со стороны Цитадели. Письменное подтверждение вам вскоре передадут. Джолин даст все требуемые показания, – заверил Джоэл.

– Вы поручаетесь за нее лично?

– Да, по приказу верховного охотника.

– Хорошо. Она ваша, – крайне двусмысленно хмыкнул конвоир, но добавил: – Ваша ответственность.

– Зереф Мар, вы обвиняетесь в пособничестве революционерам. А ваша жена – в оказании подпольных медицинских услуг без соответствующего разрешения, – кратко зачитывал предварительный приговор один из солдат. – Вы имеете право просить о замене смертной казни пожизненным заключением. Права хранить молчание у вас нет, как и права на адвоката.

Запрет на молчание разрешал побои и пытки до тех пор, пока подозреваемый не даст признательных показаний. Суровый закон Вермело не предполагал защиту тех, кто покушался на спокойствие и целостность города. У последних остатков человечества не хватало ресурсов и сил на ложное милосердие: любая ошибка в отлаженной системе выстроенного общества грозила уничтожением, исчезновением самого людского племени. Другое дело, что не всегда признательные показания означали безукоризненную правду, не всегда хватали тех, кто действительно совершал преступление. К счастью, в виновности Зерефа Мара не оставалось сомнений, и Джоэл без колебаний сам бы пересчитал гадкому пособнику революционеров все его гнилые зубы.

– Что? Каких медицинских услуг? Ничего не понимаю! – все еще верещала жена пекаря, прикидываясь доброй слабой старушкой, незаконно оклеветанной беспутной работницей.

– Вы и сами все знаете. Вы делали аборты проституткам, у нас есть свидетельницы, – рыкнул на нее Ли, выступая вперед. – Я сам видел разрезанного младенца в Ловце Снов!

Такое зрелище им обоим предстояло еще нескоро забыть. Но тот воплотившийся кошмар не подсказал, кому именно принадлежит сон. Жене пекаря, а возможно, одной из впавших в беспамятство ее клиенток. А возможно, и Джолин… Об этом думать не хотелось. Ох, как не хотелось даже предполагать такой вариант.

– Вы ничего не знаете! – возмутилась старуха, осклабившись. Теперь она, растрепанная, в порванном платье, закономерно напоминала злобную ведьму из сказок.

– У нас есть два свидетеля и одна потерпевшая, – отрапортовал конвоир и обратился к Ли: – Благодарим, господин охотник, за ценные сведения.