Осень

По урожаю. Картоха хороша у нас всегда. С кулак такая картоха. Надо копать вдвоем: один втыкает лопату в землю, а другой тянет куст за ботву на себя, потом первый поднимает второго, стряхивает с него слой земли и картоху, которая с кулак, и полведра сразу набирается. Можно меняться, чтоб веселее было.

Кабачки тоже хороши. Тут главное – кабачок не упустить. Сорвать его в положении «цукини с цветком для вашей пиццы», а не оставлять на пару дней дозревать – это ни в коем случае. Они, кабачки, почуяв свободу, за два дня вырастают до размеров среднего крокодила. Зеленые полоски дополняют образ. И волшебные слова «сделаем икру на зиму» портят настроение всем членам семьи на неделю. Даже соседям портят, если они не заперли двери вовремя.

А вот с огурцами было в этом году плохо. Махонькую бочку только засолили, литров на пятнадцать.

– Пройдемся по деревне, соберем на сорокалитровую, – прошу я Таню, и мы идем.

Если у хозяйки огурцов много, она выходит с ведром и говорит: «Как раз хотела отдать скотине, девать некуда». И тут главное прикинуться полной скотиной – сорвать розу там без спросу, объесть смородину или повалиться на газон. Отдают с благодарностью.

«Ешь не хочу, милая, впрок пойдет».

Помидоры отличные. «Воловье сердце», «бычий лоб» – здесь других сортов не выращивают. Не поймут свои же, стыдно будет из парника выйти. А тут брутальные такие, висят на ветках, пыжатся. Как гири. Срываешь и прокачиваешь трицепс заодно. А не то что черри там какие-нибудь. Неудобно даже.

А про яблоки я говорить не могу. Мы обходим эту тему молчанием. Просто делаем сок каждый день по несколько часов. В полной тишине.

* * *

В нашей деревне в сентябре праздник сбора винограда. Я даже помыла ноги, дважды. И включила Челентано. Всем известно, что мять виноград можно только ногами и под песни Челентано. Это закон любого виноградаря – если он не выполняется, ни один уважающий себя поселянин не даст и полушки за вашу трехлитровую банку с жидкостью цвета свеклы. Ладно, до ног дело не дошло, ограничились Челентано, руками и марлей. Виноград во Владимирской области? Да запросто. Северные сорта тоже очень сладкие и крупноплодные. Привозит и сажает у нас в деревне виноград брат Федя, а уж ухаживаем и собираем урожай мы с Таней. Вся деревня восхищается, когда в августе тазы – буквально тазы! – винограда гордо проносятся по улице. Хоть в чем-то мы, москвичи, можем быть зачинателями мод. И правда – через год уже только ленивый деревенский житель не просил у нас черенок винограда. В общем, скоро на юг никто ездить не будет, ведь пить вино из собственного винограда на собственной террасе можно и в обнимку с любимым котом.

Федя, кстати, решил уже, как мы назовем наши сортовые вина, когда выйдем на промышленный уровень. Так как наш винодельческий регион (говоря языком сомелье, ковистов, дегустаторов и прочих виноградарей) располагается в долине реки Жаровка, первое вино будет носить название Côtè de Jarovka. Красное сухое, скорее всего. Полнотелое (конечно!), маслянистое, с ярко выраженной танинной структурой и отчетливыми, легко узнаваемыми ароматами красных фруктов. А второе, несомненно, будет белое. Назовем

«кислинг». По аналогии с рислингом и со скидкой на северные сорта винограда, не отличающиеся сладостью.

А сбор винограда в деревне Т. происходит так. Рано утром девица неопределенного возраста отправляется на виноградник. Там она сначала срезает гроздья ножницами, как в красивом видео из «Инстаграма»^[1] знаменитости. Потом рвет руками, зубами, ломая кусты, падая и покрываясь пятнами виноградного сока. Через полчаса она чувствует, как болит спина, и сильно жалеет, что уже не юного возраста.

* * *

Поздней осенью я остаюсь на краю деревни почти одна. Как-то так получилось. Ну потому что осень, наверное. Дачники, они ж как: собрали кабачки – и в Москву, за сытой жизнью и сметаной для кабачков. А я осталась. Как выживать? Световой день сокращается. В соседних домах свет не горит, фонарей тоже нет у нас в деревне – а зачем? Ради меня, что ли? Так я в темноте не гуляю по вечерам под ручку с – не знаю – бродячими кошками. Прямо представляю, как я звоню в Горэлектросеть.

– Але, это вас из деревни Т. беспокоят, мне нужны фонари на улице, нам с котами темновато ночью.

– Нет, девушка, котам нормально.

– Да? Простите тогда.

Ну не за себя же просить.

Еды на огороде уже нет. То есть во время обеда не выбежишь на улицу за огурцом или помидором. Пшеницу не обмолотишь, хлеб не сделаешь. Все, осень поздняя. Отопление – сама обеспечиваю, потому что печки. За дровами сходи, коры ножиком надери, подожги с пятого раза. Да-да! Прочитайте этот текст детям, объясните, что где-то в подвале вашего многоэтажного дома сидят гномики и кидают маленькими ручками дрова в огромную печь, чтобы согреть батареи, – пусть ценят хотя бы.

Питьевая вода – на родник сходи. И надо успеть до темноты, до шести вечера, а то ж по звездам я не сориентируюсь. С гусями еще надо поговорить, потому что язык – это мышца, если ни с кем не разговаривать, она атрофируется. Залезешь утром в душ, и вдруг – э, мэ – все! Задушена песня, только на «аааа» теперь, без слов. Я обычно гусям говорю что-то бодрящее:

«у тебя вся спина белая» или «шнурок развязался». Они ж доверчивые, жуть. А по ночам так тихо, знаете. Слышно, как рыбки в аквариуме дышат, как мышка на чердаке асбестом давится, а за окном первый снег на землю падает. Колотит о землю, спать невозможно. Одичаю я, приезжай, милый дедушка, будет хоть с кем мышке промывание желудка сделать. Остаюсь твой внук Ванька Жуков.

Зима

Вы, наверное, читали рассказы Джека Лондона? Как там входная дверь к утру покрывалась льдом изнутри? В хорошую зиму у нас она покрыта льдом постоянно. Потому что если в Москве минус пятнадцать, то здесь минус двадцать, а ночью и все двадцать пять. Гонка за дровами превращается в навязчивую идею. Топить в такой мороз нужно два раза – утром и вечером. Поэтому каждый день мы возим тачки дров из дровницы в дом. Руки стали сильные, черные и мозолистые. Такую руку не стыдно протянуть для рукопожатия в сельском магазине или в кружке по домоводству для трактористов.

Вода у нас есть, и холодная, и горячая, – стоит котел, но питьевую воду мы берем из родника. В небольшом овраге, всего через дом от нас, прекрасный источник. Деревня наша вытянулась змейкой вдоль бывшей реки, ныне это ручей с метр шириной. Ручей никогда не пересыхает благодаря множеству ключиков, бьющих из земли то там, то здесь. Практически у каждого домовладельца, если поискать, найдется на участке свой персональный родник с чистейшей водой. Но один родник особенно мощный: вода под сильным напором выходит из земли и попадает в трубу – приручен и облагорожен. Родник этот – местная достопримечательность. За водой приезжают и из окрестных сел, и из ближайших городов. А в ночь на Крещение сюда настоящее паломничество. Потому что «днесь вод освящается естество».

* * *

Но мороз – это ладно, а если снегопад… Я расскажу, каково это – утро в деревне в снегопад века. Просыпаешься от того, что чувствуешь: нос холодный. Идешь печку топить. А, нет, дров не запасла с вечера. Подходишь к входной двери – раз, два, а дверь приморозило. Со всей дури плечом шарахнешь – щелочка приоткрылась. Руку сложишь мышиной лапкой и начинаешь так скрести в щелочку. Как пошире просвет станет – открываешь дверь и встречаешь сугроб. Из-за сугроба выглядываешь на улицу: что там? А там по-пушкински: под голубыми небесами, великолепными коврами, блестя на солнце. Снег. Ну, берешь лопату и продираешься к дровам.

Так, гуси! Надеваешь енотовую шубу, специальную, на случай сильных морозов, прокапываешься к гусям. Полчаса работы, всего-то. Гуси орут и сбиваются к забору, потому что натурально думают, что это енот пришел. Лица-то не видно. Ставишь гусям еду. Опа – вода замерзла. Ведро под горячую воду – обратно к гусям. Отдираешь гусей от забора, прикидываешься человеком. Гуси жадно пьют, оглядываясь. Уходишь. Топишь печку.

«Будешь плохо учиться, пойдешь дворником работать!» – никогда в детстве меня эта фраза не пугала. И не от зловредности характера, в данном случае, по крайней мере. Дворникам я, напротив, завидовала. Шла рано утром в школу с тяжелым портфелем, плелась в печали даже, а не шла. И перед моим мысленным взором вставали они: все крики учителя, вся тоска математики, все будущее галерей и музеев на уроке истории.

Ничего хорошего не воображалось, да еще в такую рань. А тут они – дворники. Я наблюдала, как они, свеженькие, раскрасневшиеся на морозе, чистят снег.

«Вот великолепное времяпрепровождение! – думала я. – Вот отсутствие забот и радость жизни. Вот все шалости фей, все дела чародеев!» С каким бы удовольствием я бросила портфель и принялась кидать мягкий снежок! Потом дворник, красный с мороза, чуть пьяный от долгой работы, идет домой, долго пьет чай с ватрушками или там пышками, и так целый день – снег, пышки, снег. Мечта!

Кто ж знал, что в деревне мечта меня немилосердно настигнет? Снег идет третий день подряд. За ночь наметает примерно с полметра. И каждый день я осваиваю профессию мечты. «Доколе?» – спрашиваю я гусей и уток, которых зачем-то поселила в конце участка, за сто метров от дома, да еще в разных углах.

«Доколе?» – вопию я, расчищая гараж, чтобы поехать в магазин за горбушей, свежей горбушей. И это еще никаких пышек и ватрушек дома. Доколе? Но…

Все злей и свирепей дул ветер из степи… Все яблоки, все золотые шары.

Рождественский пост. Сказка на ночь

– А у них пост, – размышлял Марсик, лежа на крыльце и ловя пузом снежинки. – На нас это как-то отражается? Никак!

– Раньше они добрее были, косточку зароешь, можно месяц не вспоминать, а теперь? Каждая на счету! – жаловался в ответ дворняга Гошка и лязгал зубами.

– Касаемо нас, – ежик не терпел фамильярности в общении, особенно в касании, – даже просыпаться не хочется! Что нас ждет? Постные щи?!

– Постное они все сами съедают, подчистую! – выпучил глаза Гошка.

– А ты не части! Часто-часто что-то получаем, – прочирикал воробей и спикировал на перила.

Марсик облизнулся и даже попытался приподняться, но передумал – лежать было хорошо.

– Честь имею! – поклонился воробей. – Я чую, синички чахнут.

– Еще бы, сало-то все… иссякли запасы. Семечки жуют, а раньше лоснились воронам на зависть. – Гошка злорадно тявкнул и взвыл на луну.

– Противно просыпаться, – мямлил ежик из-под снега. – Кротик все глаза выплакал, сказывают.

– Чушь! Молод и не чуток! – отвернулся воробей и повалился в снег.

– Хорошо… – мурчал Марсик, переваливаясь на толстый живот, – пускай там у них пост, хорошо… сытно.

– Побреду, – отозвался Гошка, – побираться буду, не гордый.

А снег все падал и падал. Да еще изредка сквозь облака показывалась луна. Круглая, как головка сыра.

* * *

Сегодня полезла менять лампочку в ванной, и меня тряхануло током. Это новое милое потрясение пошло мне на пользу, конечно. Я стала живее и благожелательнее. Вообще, если живешь в деревне, тебя часто потряхивает. То, пока несешь дрова до дома, упадет полено на ногу – бодрость и пробуждение жизненных сил. То, пока чистишь дорожки от снега, на голову свалится сугроб с крыши – морозная свежесть и радость. То утром, когда принимаешь душ, вдруг замкнет насос, и на тебя польется кипяток – новые навыки и развитие реакций. Гораздо больше возможностей для личностного роста. Я обсудила это открытие с гусями. Нет, а с кем еще? Если я выйду на улицу, то превращусь в йети, пока кто-либо пройдет мимо меня: по деревенской улице люди ходят только в одном направлении – за водой. И то не все, и то раз в сутки. Я, конечно, могла бы позвонить соседке, но у гордых северян не принято беспокоить человека, смотрящего на огонь. А зимой мы только и делаем, что топим печки и смотрим на огонь. Гуси прогоготали что-то о том, что в любом случае находят меня привлекательной. Так что трудности деревенской жизни – это прекрасно. Я постоянно в тонусе и намного бодрее городских. Глаз искрится, волосы ровнехонько дыбом, спинка прямая и не разгибается, носки врозь (шерстяные) – все отлично у меня.

* * *

Единственный минус зимы в деревне (не считая еще нескольких единственных минусов) – толстеешь от малой подвижности. Как это стало заметно? Во-первых, то самое серенькое пальто, которое я носила с института, вдруг стало оттопыриваться и трещать при резких движениях. Впрочем, я все же надела его однажды, когда выезжала в город, и это был тот самый единственный раз, когда в метро на меня безотрывно смотрел мужчина, при этом он сидел рядом, а не напротив. Честно? Я пересела.

Во-вторых, друзья стали говорить, что у меня женственная фигура. «Ты расцвела!» Они всегда боялись меня задеть, бедняги… И, наконец, мы с Таней купили весы. Красивые весы с котами, которые делают зарядку. Поставили на пол, потом запаковали в пакетик, чтоб не пылились. Марсик взвесился, взвыл и кинулся на подоконник. А мы пока взвешиваемся частями, чтоб не травмировать психику. Рука – пять килограмм, нога еще пять, потом соберем пазл. Хотя как взвесить сердце? Хотя как взвесить сердце… полное тревог?

В первом классе у меня уже была история, печальная история, поэтому я знаю, как вес может свести на нет самые радужные перспективы в отношениях. Это была первая любовь, он поднимал мои краски, которые я расшвыривала на уроке изо, мы оба были очкариками, в общем, прекрасная пара. И вот он захотел совершить нечто большее – подвиг в духе рассказов про Чука и Гека, или что там читают в первом классе? Однажды на перемене, увидев, как я поднимаюсь по лестнице, он подбежал ко мне, вскричал: «Я тебя донесу» – и поднял на руки. Собственно, на этом история любви и закончилась. Когда через несколько секунд, весь красный от натуги, он опустил меня на пол со словами «тяжеловата», я поняла, что отныне краски мне придется собирать самой. Нет, тогда-то я еще была худой, форма висела на мне, как на вешалке, и на природоведении я вполне подходила в качестве пособия по анатомии скелета. Но… как важно, чтобы тебя смогли поднять по лестнице! Тяжелая кость, тяжелая кость…

Надо что-то делать, короче. Зарядку, что ли, с дровами вместо гантелей?

Лес

Вокруг нас поля, но за и между полями – леса. Дремучие, почти муромские. Осенью начинается грибная охота.

Белые растут семьями, подосиновики стадами, черные грузди кланами и т. д. Холодильник приспосабливается – кастрюли с солеными груздями-подосиновиками-белыми исчезают в нем бесследно.

Осенью во мне проснулись древние корни, и я, сразу исключив охоту и рыболовство, занялась собирательством. К собирательству добавилась женская страсть запасать. Собранные грибы метались в кастрюльки, ибо соленые грибы – это то, что украшает мою жизнь. У кого-то бриллианты, а у меня соленые грибы, в основном грузди, по-местному – зеленухи.