Хочу уже тихо выскользнуть, но родитель переводит на меня взгляд. Уголки его губ приподнимаются, а около усталых глаз появляются лучики морщинки. Он уже не молод и давно мог позволить себе выйти на пенсию, оставив хирургию и больше времени проводить на природе и рыбалке, на которой до этого он не так уж часто и бывал.

– Вернулись уже? – спрашивает папа, посмотрев на наручные часы, удивленно присвистывает: – Позднова-то.

– Детское время, пап. Савва поехал покататься. А мама дома?

– Уже легла. Хочешь посидеть со мной? – интересуется отец, указывая на стул напротив. – Расскажешь, как у тебя дела с твоей любимой начертательной геометрией. Может, я усну побыстрее.

– Смешно. – Кривлю губы, понимая, что папа просто шутит.

Мнусь на пороге в нерешительности. Через пару метров меня ждет уютная постель в собственной комнате, остывший чай с мятой и поставленная на паузу серия про Чикатило.

А потом меня внезапно осеняет:

– Может быть, лучше ты мне расскажешь страшилку на ночь? – произношу я и прикрываю за собой дверь.

Опустившись в кресло, подбираю под себя ноги.

Папа с любопытством на меня поглядывает. Я редко интересуюсь его работой, можно сказать, вообще ничего не спрашиваю. С того самого момента, когда в двенадцать лет получила открытый перелом руку, и решила, что вид фонтанирующей из раны крови точно не то, что я хочу видеть каждый день своей жизни, когда вырасту. С химией отношения у меня тоже сразу не сложились.

– Сегодня в больнице не было ничего интересного, дочь, – улыбается папа.

Снимает очки и закрывает ноутбук, показывая, что он весь во внимании.

Рисую пальцем узоры на своих штанах и не знаю, как начать. Из головы не идет образ озлобленного на весь мир парня с вечеринки.

Матвей Громов.

Злой, наглый и дикий. Неадекватный. От таких хорошие девочки держаться как можно дальше, а плохие наоборот стараются быть как можно ближе.

Не отношу себя ни к тем, ни к другим. Я стараюсь быть просто нормальной. В меру своих возможностей.

Но если я скажу, что этот хам и наглец меня не заинтересовал, то совру. Возможно, в другой жизни, мы могли бы подружиться. А пока я просто хочу удовлетворить свое любопытство. Сплетни от Таи – это одно, получить информацию из первых рук – совсем другое.

– Помнишь в том году вертолет упал. Ты оперировал какого-то Громова, не знаю имени. Говорят, его отправили долечиваться в Германию. Он… поправится?

Папа сводит брови и тяжело вдыхает.

Глава 6

Громов

Вечеринка у Айса заканчивается, когда уже начинает светать. Большая часть гостей сваливает по домам. Те, кто уже не в состоянии передвигаться, остаются внизу в гостиной или занимают места в очередь к белому другу.

Клим, выцепив себе какую-то одноразовую цыпочку, поднимается по лестнице на второй этаж. Хата у него двухуровневая, что удобно. Комнат всем хватит. Он засовывает руки под короткую юбку извивающейся и глупо хихикающей девчонки с видом победителя. Его возвращение на родину вышло запоминающимся. Готов поспорить, что в альма-матер только об этом и будут трепать на следующей неделе. На что Клим, конечно, и надеялся. Любит, сучонок, быть у всех на виду, как и занимать первые места, выигрывать споры, быть победителем по жизни.

Обвожу мутным взглядом комнату, прикидывая, куда мне уложить свое тело, чтобы отключиться от реальности. Пить изначально не планировал, но накидался. Каюсь. Текила течет по венам как живительная влага, наполняя жизнь давно забытыми красками. Или всему виной не мексиканское пойло, а что-то, точнее кто-то еще?

Лера.

Образ девчонки вспыхивает перед глазами так явно, что приходится до боли зажмуриться.

Не могу понять, чем зацепила. Но что-то в ней есть такое неуловимое, что тянет к ней. Словно аркан на меня накинула. Хотя видно, что ей мое внимание скорее неприятно, чем наоборот. Да и она не в моем вкусе. Мелкая, с каскадом темных волос, рассыпавшихся по плечам тяжелыми волнами, с острым, как бритва, языком и, я уверен, офигенной фигурой, спрятанной под ее странной бесформенной одеждой. Такое ощущение, что Лера и в самом деле сняла шмотки с какого-то пацана, выше и тяжелее ее в разы.

Не удержался и шлепнул ее по упругой заднице. Потрогать хотелось. Обратить на себя внимание. Знал, что схлопочу по роже. Только увидеть, как глаза мегеры вспыхивают настоящей адреналиновой злостью, а не жалостью, с которой на меня последнее время смотрят все чаще, хотелось увидеть сильнее.

Черт. Это что? Улыбка растягивает мои губы?

На фиг.

Дергаюсь и падаю с дивана, на который успел приземлиться.

С усилием тру лицо руками и, мотнув головой, встаю с пола. Заруливаю на кухню и подрезаю из холодильника недопитую бутылку текилы. Пока Айс трахается, а он никогда не делает этого в своей постели, считая дурным тоном водить девок туда, где спишь, поднимаюсь к нему в комнату и занимаю кровать.

Присасываюсь к стеклянному горлышку, большими глотками принимая в себя обжигающую жидкость.

Когда мой мозг начинает тормозить, а глаза закрываться, откидываюсь на подушки. Меня ждет сон без сновидений. Последняя трезвая мысль, мелькающая на периферии сознания перед отключкой: «Коротышку лучше выкинуть из башки и забыть. Не до нее сейчас. Надо сосредоточиться на Окс».

Утро у нас с Климом начинается в четыре часа дня с минералки и выпроваживания оставшихся гостей за дверь.

– Вот это вписка была, чуваки. Будет еще? Когда? – интересуется лохматый тип, набрасывая на плечи черную кожанку.

– Держи. Подпишись на закрытый паблик, там будет инфа. И девчонкам с потока раздай, красивым, – подмигивает парню Клим, засовывая тому в руки флаер с информацией о сообществе.

Лениво наблюдаю за тем, как друг поднимается по студенческой социальной лестнице. Браво. Мой мальчик.

– Без вопросов. Бывайте! – Парень выскальзывает за дверь и с громким хлопком закрывает ее за собой.

Мы с Климом синхронно морщимся.

Он подгребает к дивану, устраивает свою задницу в полутора метрах от меня и с наслаждением запрокидывает голову на спинку.

– Слышишь это? – спрашивает он, не открывая глаз, после минутного молчания.

– Что? – недоумеваю я, прислушиваясь.

Может, кто-то до сих пор выворачивает свое нутро в толчке на первом этаже?

– Тишину!

Запульнув в блаженную рожу Ледовского диванную подушку, усмехаюсь и тут же кривлюсь от простреливающей боли в висках.

– Удивительно, что сегодня я все еще жив.

– Рано ты собрался двинуть кони. Мы же только забились на новых телок. Спорим, через три недели блонда будет моей? – почти победоносно улыбается Клим, демонстрируя ровные зубы.

В школе они у него плясали, как грибы на поляне. Три года брекетов и постоянных хождений к ортодонту наградили его голливудской улыбкой, от которой у девчонок подкашиваются коленки.

– Я – пас. Слишком легкая добыча, нет азарта.

– Гонишь, – фыркает друг. – Не хочешь блонду, давай ее подругу разведем. Спорю на котлету – целка.

Сжимаю кулак.

При упоминании Леры кровь в венах начинает бурлить. Сверлю Клима взглядом, мысленно проделывая дыру в его черепе. Если он увидит хотя бы проблеск моей заинтересованности в девчонке, сорвется с цепи и не побрезгует ее завалить.

– Неинтересно, – произношу, как можно ровнее. – На пацана похожа, а я не по мужским задницам. Пожрать осталось че? Сдохну с голоду.

Шарю взглядом по разгромленной гостинке в поиске коробок с пиццей. А у самого внутри кишки в узел заворачиваются. Пусть только попробует тронуть Коротышку. Пусть только посмотрит в ее сторону. Отправлю назад, к стоматологу в кресло, вставлять вместо родных зубов виниры.

– Не-а. Щас домработница прикатит срач убирать.

– Пора сваливать, а то Марья Захаровна пройдется своим веником по нашим задницам вместо этого ковра… – Усмехаюсь, вспоминая тучную женщину, которая убирает дом Ледовских не первый год.

– Дело говоришь, – легко соглашается Клим.

Он встает и направляется в прихожую, где надевает кожаную куртку и снимает с крючка ключи от машины. Подбрасывает их, а затем швыряет в меня. Выбросив вперед руку, ловлю их.

– Хочешь погонять?

– Еще спрашиваешь! – Надеваю кроссовки и, набросив на голову капюшон толстовки, прохожу мимо друга, не в состоянии скрыть довольную лыбу, что раздирает мой рот. – Погнали, – киваю Айсу на выход из квартиры.

Друг пропускает меня вперед и с громким хлопком закрывает дверь.

Я по трассе за рулем не ездил несколько месяцев и соскучился по этому ощущению до дрожи в руках. Аж пальцы покалывает, как хочу подержаться за руль, вжать педаль газа в пол и увидеть, как стрелка на спидометре зашкаливает за сто двадцать километров в час. Тем более машина у Клима что надо. Его отец не скупится на дорогие игрушки единственному наследнику.

После того как меня лишили прав на год за вождение в нетрезвом виде, на машине я гонял всего пару раз. И то, чтобы позлить мать и поиграть на ее нервах, тачку брал тоже у нее. В основном гонял на байке, по закрытым гоночным трассам мотокросса. Чувакам, которым принадлежит местный мотоклуб и трэк за ним, по фигу на мои права категории В. Они вообще на многое готовы закрыть глаза, так как в свободное от безделья время я часто провожу у них мастер-классы, развлекая народ экстремальными и эпатажными трюками, иногда веду инструктаж новичкам и подрабатываю в гараже на ремонте.

Вопреки своему щедрому предложению, перед тачкой Клим обгоняет меня и, вырвав болтающиеся на указательном пальце ключи, прячет их в свой карман.

Хмуро сверлю взглядом смазливую рожу этого придурка. Это че за развод такой?

– Хватит губы обиженно дуть, принцесса, – усмехается Айс, постукивая пальцами по крыше сверкающего под мелкой моросью дождя «Порше Панамера» последней модели. – Короче, есть условия.

– Ну?

– Я тебе это на сутки дам. – Он гремит ключами в кармане куртки. – И полный бак залью. Спрашивать не стану, куда покатишь и что будешь делать. Можешь хоть в соседнюю область скататься, мне все равно. Только…

– Только? – Вопросительно приподнимаю брови.

Это реально какой-то развод. И что мне мешает сейчас послать лучшего друга в задницу вместе с его навороченной тачкой и всеми четырьмя ее хромированными дисками? Завалиться к Оксанке и, уткнувшись носом в подушку, пахнущую тошнотворно сладкими духами, попытаться уснуть на ее кровати.

Адреналин.

Я давно не испытывал этого выкручивающего вены чувства. А с брелоком от «порше» в руках и полной свободой действий легко смогу организовать себе новую дозу «гормона страха», а там может и дофамин подтянется и будет мне совсем хорошо.

– Только мать твою навестим. Она все мозги моей проела. И теперь они долбят мой мозг в оба клюва.

– Всего-то? – Усмехнувшись, обхожу машину и киваю Айсу, чтобы открывал двери. – Давай прокатимся.

Мать я не видел пару недель. Каждая встреча с ней похожа на хорошо спланированную промоакцию. Она посещает психолога, который, по ее словам, помогает ей лучше понять и принять мою позицию.

Моя позиция заключается в том, что я не хочу ее видеть. Как и не хочу видеть ее нового мужика. Ни принять, ни порадоваться за них как-то не получается. Единственное, чего я хочу, – это разбить Сергею нос. Пока отцу в Германии собирают по кусочкам позвоночник и заново учат его ходить, говорить и даже просто поднимать руки, моя мать не нашла для себя лучшего успокоительного, кроме как трахаться в супружеской постели с его лучшим другом…

Ну а я теперь трахаю дочь этого самого друга. Вот такой круговорот секса в природе.

Достаю из бардачка солнечные очки Клима и вешаю себе на нос. Планирую немного вздремнуть, пока едем до коттеджного поселка, где мы выросли. Мать не любит выезжать в город, так и живет там, среди сосен, ближе к природе.

– Не знаешь, что ей надо? – Спрашиваю, решая подготовиться к очередной встрече с родительницей.

Скорее всего, опять начнет лечить мне мозг. И рыдать. Ненавижу слезы. Женское проявление слабости и манипуляции. Распознать, где настоящие, а где хорошо отыгранное, чистое актерское мастерство, почти не реально.

– Понятия не имею.

– Окей. Разбуди, когда подъедем.

Откинув голову на сиденье и сложив руки на груди, прикрываю глаза. Сижу неподвижно несколько секунд, пока под закрытые веки не просачивается образ взлохмаченной Коротышки. Вспоминаю нашу первую встречу, как мастерски она вытащила из моего кошелька последние несколько тысяч, и усмехаюсь. Девка – огонь. А затем неожиданно для себя выпрямляюсь и, нащупав ремень безопасности, вставляю его в замок.

***

Поспать толком не удается, в голове роем кружат различные мысли. Пару раз пытаюсь набрать отца. Просто чтобы он ответил, у него для этого есть рядом специальные люди. Говорит он мало, коротко и невнятно. Но и этого сейчас не делает. Звонок проходит один раз, а все последующие перекидываются на голосовую почту.

Зато градом сыплются сообщения от Окс, на которые у меня нет никакого желания реагировать. Я с ней в настоящие отношения не играю. Она девка неглупая, явно понимает природу нашего союза, но удобно закрывает на это глаза. Присылает фотку из примерочной, где на ее идеальной фигуре красуется новое красное белье. Кружевное, прозрачное и развратное.

Присвистнув, приближаю фотографию, чувствуя в штанах явное шевеление.

Может, и загляну к ней сегодня на часок-другой. Потрахаемся разок другой. С меня не убудет.

– Че там у тебя? – лениво интересуется Айс, держась за руль одной рукой. – Порнушка?

– Почти.

Я нежадный. Поворачиваю телефон экраном к другу.

– Хороша, – резюмирует он, бросив быстрый взгляд на мобильник. – Познакомишь?

– Нет, это для личного пользования.

Ржем.

Машина плавно подкатывает к знакомым железным воротам, за которыми начинается ухоженная территория знакомого мне с детства дома, и смех как-то сам собой затихает. Застревает в горле тошнотворным комом. Ни проглотить, ни выблевать.

– С тобой сгонять? – напряженно закидывает удочку Клим.

Чувствует вину, что притащил меня сюда. Раньше он не был замечен в тесном общении со своей матерью и в наши семейные дела нос особо не совал. Может, потому, что находился в Штатах, или потому, что до прошлого года у меня в жизни все было зашибись.

Это уже потом все как снежный ком со свистом полетело с горы. Пока окончательно лавиной не накрыло. Я до сих пор и сижу где-то у подножья, заваленный толстым слоем снега, и не знаю, как вздохнуть и вырваться на поверхность. Хочется закрыть глаза и провалиться в темную бездну, зная, что свет больше никогда не увидишь. Что-то все еще удерживает меня от этого.

– Сиди. Я недолго. Возьму пару шмоток и вернусь.

Задерживаться дома не планирую, даже если мать устроит потом истерику, залив крокодильими слезами весь первый этаж.

Выбираюсь наружу и зябко поднимаю плечи. Мерзко. Морось усилилась, порывы холодного ветра бьют прямо в лицо. Климат средней полосы России тот еще отстой.

Ключей у меня нет, звоню в домофон и бросаю хмурый взгляд в глазок мелкой камеры. Мать всегда смотрит, кто на порог пожаловал.

– Сынок… – робко выдыхает встречающая родительница, одетая в домашний бирюзовый плюшевый костюм. – Живой.

Раскрывает руки для объятий, по привычке игнорирую этот жест, протискиваясь мимо.

– Если б я сдох, тебе позвонили бы первой. Не думала об этом? – говорю я резко.

– Что ты такое говоришь, Матвей! Ты вообще знаешь, что я пережила за этот месяц, пока тебя искала? Тебе так трудно позвонить самому или написать мне сообщение?

– Трудно. Я уже сказал: если помру, тебе наберут. Разве не это волнует тебя больше всего? Зато не надо будет делить компанию отца на части, когда откинется и он. Все вам с Сережей достанется. Кстати, где он?

Мама бледнеет, поджимает губы. Не в ту сторону свернул разговорчик с сыном. Ну не судьба.

Не разуваясь, миную прихожую. Заглядываю в кухню. Чистота идеальная, на плите стоят кастрюли, из которых валит пар и приятно пахнет домашней стряпней. Желудок, предатель, сжимается и издает звуки голодного кита. Жрать мы здесь не будем, дружок.

Иду дальше в светлую гостиную. Плазма на стене выключена, приставка убрана в тумбу под ней, на стеклянном прозрачном столике в центре свежие цветы и стопка книг. Дом, милый дом.

Выхожу к лестнице, ведущей на второй этаж. Надо набрать шмоток потеплее, непонятно, когда еще раз решу заскочить.

Мать семенит следом, не отстает.

– Никого нет. Я ждала тебя, оставайся сколько хочешь. Поужинай со мной! Твоя комната всегда тебя ждет. Матвей, хватит наказывать меня и себя. В том, что случилось с твоим отцом, ни ты, ни я не виноваты… – говорит она тихо, часто дыша.

Морщусь от предвкушения очередного скандала. Первый слезливый акт на подходе.

– А я тебя виню не за это, – произношу ровно, открывая дверь своей комнаты, где тоже царит девственная чистота, словно я никогда здесь не жил.

Распахиваю шкаф и, порывшись внизу, достаю спортивный рюкзак. Бездумно забиваю его шмотками, которые, скорее всего, мне и не понадобятся. Просто механически выполняю действия, борясь с желанием свалить из этого нежилого дома сию же секунду.

– Матвей, куда ты пойдешь? Никто тебя не гонит, оставайся дома. Мы все преодолеем. Я знаю одну клинику, там есть хорошие врачи. Полная анонимность…

– Заткнись, мама, – обрубаю я жалостный поток ее речи. – У меня нет проблем, которые ты старательно пытаешься мне навязать. Я не наркоман. Это кто тебе идею насчет клиники подкинул? Сержик?

– Не называй его так. Побольше уважения, Матвей! К человеку, который не бросил нас в беде и подставил плечо, когда все отвернулись от твоего отца! – шипит мама, выходя из образа примерной родительницы.

Вот теперь я ее узнаю. Всегда безукоризненное лицо, лишенное признаков старения благодаря личной команде косметологов, искажается яростью. Но она почти сразу берет себя в руки. Сжимает губы в тонкую линию и испуганно округляет глаза. Заламывая кисти, убирает за спину руки.

– И плечо подставил, и другие части тела, какой молодец твой Сережа! – усмехаюсь я, застегивая молнию на рюкзаке.

Лицо обжигает хлесткая пощечина. Сжав зубы, смотрю на свои руки.

Мать, сама испугавшись своих действий, отходит на несколько шагов к стене, трусливо вжимается в нее. Думает, ударю в ответ? Да какой мразью нужно быть, чтобы бить собственную мать? Нет, до этого мне еще далеко падать.

– Боже, Матвей… мне так жаль…

Встряхнув башкой, закидываю сумку на плечо. Смотрю в покрасневшие глаза матери со всей холодностью, на которую в данный момент способен.

– Тебе не передо мной нужно извиняться. Ты ему хоть раз звонила?  – спрашиваю медленно, хотя внутри все горит и бурлит от злости и обиды. Гремучий взрывной коктейль, но я не позволяю себе выйти за рамки.

Хотя мне очень хочется как следует встряхнуть эту женщину и трясти до тех пор, пока ее идеальная прическа не растреплется. Может, тогда мать перестанет строить из себя святую невинность.

Ее молчание на мой вопрос красноречивей всех слов. Они с Сержем уже свечки ставили за упокой, а отец – сука, какая неожиданность! – выжил в той катастрофе.

Ни за что не поверю, что вертолет разбился из-за несчастного случая. Что бы там ни болтал следователь по делу, меня в этом не убедить.

– Я пошел. Когда еще приеду – не знаю. Звонить мне не нужно. Наберу сам, если захочу. И отвяжись уже от Ледовских. Незачем посвящать в наши дела всех соседей. Передавать привет Сереже не стоит. Не скучай!