Холл больницы сиял болезненной чистотой. Бледно-голубые стены, такие же жалюзи на огромных окнах, светло-серый мраморный пол, обтянутая палевой экокожей больничная мебель. Все было до невозможности бледным, почти белым. Холодно сверкали хромированные элементы мебели. До чего же тут неуютно!
Запах лекарств и дезинфицирующих средств мешался с запахом кофе. Я все еще сжимала в руке уже успевший остыть стаканчик. Заставила себя выпить свой любимый капучино. Он оказался отвратительным на вкус – порошковый, приторно сладкий.
Олег приехал через полчаса. Окинул меня цепким взглядом, коротко кивнул и подошел к регистратуре. Ничего нового я не услышала. Администратор ответила ему то же, что и мне.
– Ты как? – коротко бросил мне Олег.
– Как видишь, – что за идиотский вопрос? Болезненный ком подкатил к горлу, и я судорожно глотнула воздух.
– Понятно, – Олег сел в соседнее кресло и закинул ногу на ногу. – Родителям звонила?
– Нет. Я хотела попросить тебя сделать это, – мне, наконец, удалось справиться, и я смогла вздохнуть полной грудью.
– Правильно, – кивнул он. – Не надо их волновать раньше времени. Я позвоню родителям после операции, когда будет понятно, что и как.
Разумные слова, но какие холодные! Словно не его родной брат попал в аварию, словно не жизнь Матвея висит на волоске.
Олег всегда отличался холодным и расчетливым умом. Он напоминал мне робота. Его рациональному уму были чужды эмоции. Даже улыбался он одними губами, а серые глаза оставались холодными и безразличными. Мне всегда казалось, что в свои тридцать Олег успел все повидать в жизни и ему безумно скучно наблюдать за тем, как суетятся окружающие его люди.
– Хочешь кофе? – поинтересовался он только из приличия.
– Да, пожалуйста, – кивнула я. – Черный без сахара.
Возможно, еще одна чашечка кофе поможет мне немного взбодрится. И возможно, черный кофе здесь не такой отвратительный.
Олег взял кофе себе и мне. Себе со сливками и сахаром. Странно для мужчины. Мой Матвей любит крепкий черный, иногда добавляет в него немного сахара или коньяка. А сливки – это так не по-мужски, под стать гламурной девушке… Глупые мысли лезли в голову. О чем я думаю, причем тут кофе? Матвей на грани жизни и смерти, а я размышляю о ерунде.
Надо бы и моим родителям позвонить, рассказать о случившимся. Но что им рассказывать? Олег прав, пока еще ничего не понятно. Возможно, все не так страшно, как мне представляется. Или наоборот, совсем ужасно…
Минуты тянулись бесконечно долго. Черные стрелки на больших настенных часах словно замерли и едва двигались.
– Все будет хорошо, – Олег положил ладонь на мою руку. – Надейся на лучшее.
Я молча кивнула. Пустые слова, пустое сочувствие. Звуки голоса Олега бесследно растворились в воздухе, не задев мою душу. Лучше бы Олег просто промолчал.
В холл вышел высокий полноватый врач, окинул усталым взглядом помещение и наклонился к регистратору. Она кивнула в нашу сторону. У меня замерло сердце, я порывисто поднялась с кресла.
– Вы жена Князева? – подошел ко мне доктор.
– Да. Как он? – у меня кружилась голова и подкашивались ноги. Сердце больно ударило в грудь. Раз, другой. И снова замерло в ожидании ответа. – Как Матвей? Не молчите! – умоляюще прошептала я, до боли прижимая руки к груди.
– Операция прошла успешно, – врач ободряюще коснулся моего плеча. – Пока ваш муж в реанимации.
– Ему ничего не угрожает? – радость сменила тревога, тревогу – надежда. – С ним все будет хорошо, правда?
– Операцию он выдержал, организм у вашего супруга молодой, сильный.
– Что значит «выдержал»? – с ужасом спросила врача.
– Это значит, что он ее пережил, – мягко произнес доктор. – Это уже немало. Другие пациенты при подобных травмах умирают на операционном столе. Я почти уверен – с вашим мужем будет все хорошо. Он родился в рубашке.
Из моих глаз хлынули потоки слез. Я закрыла лицо руками и разрыдалась в голос.
– Ну, ну, не плачьте, – похлопал меня по плечу доктор. – Вам надо успокоиться. Слезами вы мужу не поможете. Будем надеяться на лучшее. Отправляйтесь домой, тут вам делать до утра нечего.
Олег обнял меня за плечи. Я повернулась и уткнулась в его грудь лицом. Сейчас мне нужна любая поддержка. Рыдания рвались наружу, я не могла остановиться.
Олег погладил меня по спине:
– Ника, Ника, не плачь. Операция прошла хорошо. Мой братишка сильный, он поправится, обязательно поправится. Ты только верь и не вешай нос.
– Отвезите ее домой, – попросил хирург. – И дайте вот это, – он протянул Олегу серебристый блистер. – Таблетка поможет ей уснуть.
– Нет, я подожду здесь, – я вытерла слезы с глаз и обернулась к доктору. – Позвольте мне остаться!
– Это бессмысленно, – пожал плечами врач. – Ваш муж под надежным присмотром. В реанимационное отделение вас не пустят. Так зачем вам проводить ночь в холле? Поезжайте домой, выспитесь.
– Я все равно не усну, – мне казалось, если я уйду из больницы, то Матвей не переживет этой ночи.
– Пойдем, – Олег обнял меня за плечи. Я зло скинула его руку. – Пойдем, что толку тебе тут сидеть? Можешь не спать, но хотя бы полежишь, немного вздремнешь. Больницу на ночь закроют. Зачем сидеть скрюченной в кресле? Пойдем, – снова положил он руку мне на плечи. – Обещаю, утром я привезу тебя обратно.
Силы окончательно оставили меня, мне не хотелось ни спорить, ни что-то требовать. Я повиновалась и пошла рядом с Олегом. Мы вышли на парковку. Порыв ветра рванул полы моего летнего пальто, я съежилась и обхватила себя руками. Холод пронзал каждую клеточку моего тела. Это был не осенний холод, а холод ожидания и неизвестности. Он сковал сердце ледяным панцирем, не давал думать, не давал дышать.
Повернула к своей машине, но Олег остановил меня:
– Тебе за руль нельзя. Я отвезу, – он распахнул дверцу своего роскошного спортивного автомобиля.
В салоне пахло кожей и дорогим мужским парфюмом.
Олег всегда любил понтоваться. Если квартира, то с дизайнерской отделкой, если машина – то самая крутая в городе. Если женщина – то редкая красавица. Их он менял регулярно. Олег словно пытался доказать, что во всем успешнее младшего брата, удачливее, состоятельнее. Они были совершенно разные.
Матвей мягкий, интеллигентный, настоящий молодой ученый. Его не интересовали броские вещи, брендовые шмотки, модные тусовки. Он руководил лабораторией в солидном химическом концерне, любил свою работу и отдавался ей с увлечением и азартом.
Олег не пропускал ни одной светской вечеринки, его кожаные ботинки стоили целое состояние. Бизнес он вел умело и жестко. Сеть магазинов спортивного питания процветала, доход рос, амбиции Олега тоже.
Никогда не могла понять, почему родные братья такие разные? Почему старший готов душу продать ради увеличения прибыли, а младший всецело предан науке? Ведь воспитывались они в одной семье.
Однажды Олег неудачно пошутил на мой счет, назвав меня лабораторной мышкой Матвея. В отместку я назвала его мелочным торгашом. Кажется, именно с тех пор мы стали недолюбливать друг друга. Но сейчас я была бесконечно благодарна Олегу. Хорошо, что он увез меня из больницы. Я бы там просто сошла с ума от ожидания и неизвестности.
Начал накрапывать мелкий нудный дождь. Скоро осень окончательно вступит в свои права. Пройдет короткое бабье лето и повиснут в воздухе низкие серые туманы, деревья протянут к хмурому небу мокрые темные ветви, зарядят монотонные холодные дожди…
– Хочешь чай? – предложила я Олегу. Не столько из благодарности, сколько от нежелания оставаться в большой пустой квартире одной.
– С удовольствием, – он вышел из автомобиля, раскрыл зонт и подал руку, помогая мне выбраться наружу.
Свет уличного фонаря отражался в черной луже. В многоэтажке уютно светились окна. Сколько семей сейчас коротает время за ужином, сколько счастливых людей сидят рядом… А у меня на душе серая хмарь и ожидание. Холодное и злое ожидание. Я не могла заставить себя надеяться. Словно боялась спугнуть что-то, словно ожидая худшего поможет избежать самого страшного.
Что может быть хуже несбывшихся надежд? Особенно когда это касается близкого и любимого человека.
Лифт бесшумно поднял нас на пятнадцатый этаж. За соседской дверью заливисто лаял шпиц и весело смеялась девочка. Сердце болезненно сжалось, я едва смогла отпереть замок.
– Проходи, – кивнула Олегу в сторону кухни.
Повесила влажное от дождя пальто на вешалку, машинально поставила сумочку перед зеркалом и поправила волосы. Зачем? Кому это важно?
Вымыла руки и не переодеваясь начала заваривать чай.
– Тебе помочь? – поинтересовался Олег.
– Из холодильника достань масло, сыр, ветчину. Я сделаю бутерброды. Хотела приготовить филе индейки, но теперь не буду… Не могу… – я бессильно опустилась на стул и смотрела на закипающий электрочайник. – Матвей любит, как я ее готовлю, – слезы потекли из глаз. Я вытирала их бумажным полотенцем, а они все текли и текли.
Последнее, что мне сейчас было нужно, это сочувствие. И Олег все понял, не стал утешать меня. Он поднялся и подошел к плите.
– Лучше я пожарю омлет и сделаю гренки. Тебе надо поесть как следует.
– Не хочу, – слабо качнула я головой. Хотя я даже не пообедала, голода не чувствовала. Стресс и нервное напряжение дали себя знать.
– Не хочешь, но надо. Просто попробуй, – Олег по-свойски поставил сковороду на плиту. – Я готовлю отличный омлет с ветчиной.
– Я правда, не хочу. Не могу ничего есть.
Олег молча продолжил колдовать над сковородой. Надо отдать должное, омлет у него получился аппетитный. Но я едва притронулась к еде.
Горячий сладкий чай придал мне сил и я, наконец, смогла взять себя в руки. Хватит киснуть, хватит думать о плохом. Собрала со стола посуду, но Олег не позволил мне ее вымыть, сделал это сам. Протянул мне таблетку:
– Врач велел тебе отдохнуть.
Не стала возражать и выпила лекарство. Ложиться в пустую холодную постель мне не хотелось. Сегодня я хотела удивить Матвея, купить роскошное красное белье. Я мечтала о ночи любви. У нас с мужем все ночи были волшебные, наполненные чувственностью и страстью.
Этой ночью мой Матвей лежит на больничной кровати, опутанный трубками и проводами… Рядом с ним нет меня, сидит какая-нибудь медсестра, которой абсолютно все равно, выживет пациент или нет. Возможно, она уткнулась в мобильник и только иногда равнодушно поглядывает на датчики давления и пульса.
От этой мысли у меня снова потекли слезы из глаз. Я вытерла их тыльной стороной ладони. Плакать бесполезно.
Я ничем не могу помочь Матвею. Ничем… Мой любимый между жизнью и смертью, а я должна спать и набираться сил? Зачем, для чего?
Села у окна и уставилась в темноту. Окна в противоположном доме начали гаснуть.
– Иди спать, – коснулся моего плеча Олег.
– Еще немного посижу и лягу. Поезжай домой, – сегодня я впервые была благодарна Олегу за его ненавязчивую заботу.
– Не против, если я заночую у вас? А завтра утром вместе поедем в больницу?
Мне понравилось, что он сказал не у тебя, а у вас.
– Конечно не против. Ложись в зале на диване, – я, наконец, смогла стряхнуть с себя оцепенение. Принесла постельное белье, протянула его Олегу.
– Я могу посмотреть телевизор? Включу без звука. Под него лучше засыпаю.
– Конечно, чувствуй себя как дома, и не надо без звука. Мне телевизор не помешает, – я обрадовалась, что не буду ночевать в квартире в одиночестве. И так на душе пусто, а если рядом никого не будет, я завою от тоски.
На туалетном столике в вазе стояла тронутая увяданием алая роза. Ее утром подарил мне Матвей. Подал на подносе вместе с кофе.
Сегодня утром я проснулась от терпкого кофейного аромата и поцелуя мужа. Матвей пил со мной из одной чашки, касался упругим бутоном розы моей шеи и груди, целовал нежно и страстно. Мы предавались любви как дикие звери, я царапалась и стонала в объятиях Матвея, стонала от удовольствия и его бесстыдных чувственных прикосновений.
Теперь я сидела на краю постели, смотрела красную розу и не могла избавиться от воспоминаний.
Переоделась в халат, забралась на постель с ногами, закуталась в плед и поняла, что не смогу уснуть. Таблетка не действовала, голова стала тяжелой, но сон не шел.
О проекте
О подписке