– О, это только начало! – загадочно улыбается он, всем своим видом показывая, что собирается вытянуть из шапки за уши еще и не такое. Ну, и какой дохлый кролик там еще притаился? Пивная на вокзале?

– Прикольно, что мы вот так вот вместе, – радуется Константин, макая губы в пивную пену, – Я тебя люблю.

Помнится, одна моя старая подруга, разочаровшись в белых мужчинах, начала встречаться с афроамериканцем. Уроженец Конго (вот, кстате, кто дожден был обладать тем пресловутым барабаном) все свои глубокие чувства выражал коротенькими смс: «miss u kiss u» или «love u fuck u». Почему-то европеец Костик напомнил мне сейчас этот красноречивый персонаж.

Прибывший салат оставляет желать лучшего. Листья какие-то помятые и пожеванные, оливки размером с изюмины, креветки и того мельче. Чтобы скрыть все это безобразие повар щедро справил кулинарный выродок майонезом.

– Ты выглядешь усталой. Глаза красные, – делает ценное замечание романтик, подхватывая вилкой кусок пиццы.

За тонкий ломоть теста длинной тонкой лапой цепляется плавленный сыр. Константин тянет в свою сторону, сыр в свою. Последний оказывается сильнее, и любителю дешевой итальянской стряпни достается голое тесто. Наблюдая за этими перепитиями, я невольно вспоминаю свидание двухлетней давности. Меня пригласил в ресторан молодой человек, который мне в то время страшно нравился. Именно страшно, до дрожи в коленках и головокружения. Он, очевидно, тоже не был ко мне равнодушен, потому как, оказавшись напротив меня за столиком в ресторане, заметно занервничал. Я заказала королевские креветки, он спагетти. За все время ужина мы едва подняли глаза друг на друга. Я изо всех сил старалась при помощи вилки и ножа элегантно распотрошить увертливых розовоспиных гадов, а предмет моих грез сражался напротив с червяковидными макаронами. Впечатление от свидания было испорчено, и отношения загнулись, не разгибаясь. Что-то меня сегодня все сносит в дебри воспоминаний. Наверно пытаюсь таким образом уйти от печальной реальности. Что там глаголит мой рыцарь? Выгляжу плохо? Глаза красные?

– Спасибо за комплимент, – скриплю я недовольно.

– Да, нет, правда. Посмотри в зеркало! – не унимается гад, – Лицо серое. Даже морщины появились.

– Ну, это как раз естественно. Я же стала на год старше.

– Да, нет, просто ты устала.

– Или салатом отравилась. Не удивлюсь, если до меня эти лопухи уже пожевал какой-нибудь крысенок.

– Фу, Света, что ты несешь. Аппетит испортишь!

– Я же не про твою пиццу. По ней крысы точно не ходили. Просто ее кто-то уже один раз съел. Или не один…

Константин морщится до такой степени, что становится похож на Майкла.

– Тебе не нравится пиццерия? – догадывает он.

– Если честно, не в восторге, – соглашаюсь я.

– Ну, вот, – горестно вздыхает Костик, запихивая в рот очередной трехугольный ломоть.

Официант приносит счет. Мой кавалер щедро оставляет на чай пятьдесят сантимов. Я подумываю, не забыть ли как бы ненароком два похоронных цветка в вазе, но Константин проявляет бдительность, и мне приходится вытащить мокрые стебли из вазы и захватить с собой.

– Первая часть сюрприза не удалась, но я уверен, что вторая тебе понравится, – заявляет изобретательный товарищ.

Все-таки Венеция?

– Мы идем в казино! – оглашает он, выдержав эффектную паузу.

Одни мамины друзья завели семейную традицию отмечать дни рождения в театре. Так сказать, попутно духовно обогощаясь. Другие менее духовные, и на сей раз мои знакомые празднуют это ежегодное событие в бане. Поел, помылся. Приятное с полезным. Сверкающие испариной лица пьяных гостей на фото. Форма одежды – полотенце. Про казино я еще не слышала. Новая модная фишка?

Игровое заведение находится не подалеку от «трехзвездочной» пиццерии. При входе у нас спрашивают документы и выдают в замен по пластиковой карте. Процедура выйгрышей и потерь знакома мне только по роману Достоевского, потому я с чувством первооткрывателя охотно следую за уверенно шагающим по ступенькам Константином. Последний выбирает стол с наименьшей минимальной ставкой и разменивает десятку. Я слежу за его маневрами минут пятнадцать, потом пассивное наблюдение мне надоедает, и я отдаю крупье некрупную купюру. Костик заказывает по шампанскому, которое для игроков подается бесплатно. Задумка владельца ясна – пьяные клиенты больше проиграют. Мы спускаем по двадцатке, успев заглотить по четыре бокала каждый. Я забываю про серое лицо, красные глаза и жадность ухажера. Мне весело и очень хочется в конце концов выиграть. Константин тянет меня за локоть.

– Пойдем. Сегодня не идет игра.

– Щас пойдет! – уверенным нетрезвым голосом утверждаю я, хватаясь за стол.

– Света! У меня еще один подарок для тебя остался.

При слове «подарок», я расслабляю хватку питбуля и послушно выползаю из-за стола. На свежем воздухе я встряхиваюсь и немного прихожу в себя. Пузырьки шампанского продолжают атаковать клетки мозга, но уже с меньшей силой. Константин подхватывает меня в охапку и впивается в мои губы страстным поцелуем. Его отдающий алкоголем и табаком язык агрессивно исследует мою аналогично несвежую полость рта.

– Поехали, – хрипло шепчет Костик мне в ухо. Он тянет меня за собой. Я ожидаю, что кавалер распахнет передо мной дверь подкатившего по вызову такси, но вместо этого он не слишком предупредительно запихивает меня в маршрутку.

– Ты заплатишь? У меня нету мелочи, – наносит оглушительный удар по моему воздушному замку Константин.

Шампанское сдерживает меня от громогласного выражения своего мнения по поводу поведения сынка богатенького папашки. Я, отчаянно скрипя зубами, протягиваю водителю деньги. Костик оказывается на сидении через проход напротив от меня. А непосредственно за моей спиной расположились два подвыпивших обезьяноподобных мужичка, в разговоре которых через каждое слово повторяется изысканный лингвистический оборот: «говно вопрос». Завидив меня, представители местной фауны проявляют живой интерес.

– О-о, девушка! – гнусавит первый, – Куда едем?

– Давайте ехать вместе! – предлагает второй.

Я оборачиваюсь на Костика и выразительно задираю бровь. Мол, вперед, рыцарь, шлем на голову, копье в руку и на защиту чести дамы. Рыцарь, однако, натягивать доспехи не спешит. Вместо того, чтобы вступиться за любимую, Константин упирается взглядом в окно и приклеивается к стеклу, как будто там передают решающий матч чемпионата мира по футболу.

– Де-евушка, вас как зовут? – блеет за спиной первый громила.

Я настойчиво пялюсь на моего доблестного война, точнее на него доблестную спину, которую он охотно демонстрирует мне, отказываясь признавать какую-либо связь между собой и мной. Мало того, что скупердяй, так еще и трус? За какие невероятные заслуги Господь послал мне это двуногое сокровище? Я отворачиваюсь к своему окну. Внутренности обливает клокочащая злость.

– Остановите, пожалуйста! – оживает Ричард Львиное Сердце через пару минут.

Мы выбираемся из салона. Ночное небо посыпает голову мелкими каплями.

– Пойдем, здесь не далеко! – торопит меня смельчак.

– Ты что молчал как немой? – выплескиваю я накопившееся, – Ждал, пока меня на части разберут?

– Не разобрали же, – философски замечает он, – Пошли быстрее, промокнем.

– Куда мы идем?

– Увидишь!

Не знаю, выдержит ли мое ослабевшее за этот день здоровье последний уготовленный сюрприз.

Мы заходим в незнакомый подъезд и поднимаемся по обшарпанной лестнице на третий этаж. Костик долго возится с замком.

– Чья это квартира? – с подозрением вопрошаю я, ступив в темный коридор.

– Санька. Он специально уехал на ночь, чтобы мы могли побыть вместе.

Невероятное самопожертвование. Я представляю, как неизвестный Санек почует на картонных коробках бок о бок с бомжами, и мне хочется уйти. Костик зажигает свет. Моя наивность, вытесненная жестокой реальностью, уже не надеется на накрытый стол со свечами и ванну с лепестками роз. И еще меньше на подарок. Одако, он есть. На диване выседает гиганский медведь с круглыми пустыми глазами и жадно распахнутой едовито-розовой пастью. Есть игрушки, которых хочется обнять, прижать к себе и не отпускать. А есть, наоборот, такие, при виде которых малыши заливаются слезами. Безразмерный гризли принадлежит ко второй категории.

– Тебе нравится? – гордо осведомляется Константин, уверенный, что я вот-вот описаюсь от восторга.

Не дожидаясь ответа, даритель изъявляет желание получить плату за свой щедрый дар и запускает ладони под мою блузку.

– Иди сюда, – бормочет он голосом героя дешевого порнофильма, – Разворачивай последний подарок.

Венец этой груды сюрпризов таится, как я подозреваю, под полосатыми семейными трусами, краешек которых уже показался из-под джинсов Дольче&Габбана. Мужчине, который не обладает ни смелостью, ни щедростью, ни красноречием, природа должна была компенсировать все эти пробелы хотя бы одним весомым достоинством. И я решаю с ним ознакомиться.

Костик не очень умело помогает мне разоблачиться и тянет за собой на раскладную кушетку. В голове жужжит рой бестолковых мыслей. В их числе гипотеза, предполагающая, что умные женщины заводят любовников помоложе не ради удобства обстановки, а ради качества секса. Константин, конечно, не на много меня моложе. Всего на год. Хотя нет, теперь на два. А это уже существенная разница. Что он там копошится? Припал нежным поцелуем к моим ребрам. Кто сказал юнцу, что ребра у женщины это эрогенная зона? Следующей жертвой шершавого языка становится мой живот. Он собрался вылизать меня с головы до ног? У меня складывается впечатление, что по мне ползает заблудившаяся виноградная улитка. Склизское земноводное спускается вниз и добирается, наконец, до того участка, где его мытарства могут принести какой-то результат. Судя по производимым движениям вряд ли положительный. Язык неожиданно уступает место носу, которым молодой любовник остервенело трется о мое самое чувствительное место. Я невольно вскрикиваю. Костик принимает этот болезненный возглас за поощрение, и принимается тереться с удвоенной силой. Я некоторое время терплю эту изощренную пытку, но когда вместо носа меня касается подбородок с двухдневной щетиной, терпение пропадает без следа, и я ору в горло.

– Прекрати! Садист поднимает на меня мокрую довольную физиономию.

– Не надо себя сдерживать, – заявляет он.

Если бы я себя не сдерживала, я бы тебя в самом начале твоих упражнений саданула бы кулаком по темечку.

– Какая ты влажненькая! – радуется умелец.

Конечно, обслюнявил всю.

– Я буду звать ее мокрой кошечкой, – продолжает разглагольствовать Константин, разглядывая меня в тусклом свете настольной лампы. Шампанское совершает сальто в моем желудке, угрожая его покинуть.

– Давай обойдемся на сей раз без семейства кошачих, – предлагаю я, с трудом подавляя рвотные позывы.

– А как же мне ее назвать?

– Никак. Заткнись и действуй.

Начинающий литератор собирается вернуться в прежнюю позицию и возобновить контакт своего лица с моим междуножьем.

– Нет. Только не это, – умоляю я.

Константин задумывается, перелистывая в уме страницы «Камасутры». Мне кажется, я даже слышу их шелест. Над головой героя загорается лапмочка. Есть идея.

– А давай я тебе сделаю массаж! – озвучивает он ее.

Ну, массаж, так массаж. Если предлагает, то возможно умеет. Хотя не факт. Начинающий массажист переворачивает меня на живот на принимается стучать по позвоночнику холодными кулачками.

– Эй, осторожнее, не матрас выбиваешь! – жалуюсь я, вынырнув из подушки.

– Начало энегричное, а дальше эротика, – обещает барабанщик, – Расслабься, котенок.

Я терплю это энергичное поколачивание в надежде на обещенную эротику. Плюшевый хищник взирает на меня своими пласстмассовыми глазами и садистически лыбится. Если это лучшее в моей жизни день рождения, то я предпочитаю сразу набросить веревку на шею, чтобы разом избежать последующих нечеловеческих мучений. Константин перестает отбивать дробь и переходит к тому, что, должно быть, считает эротикой. На мой взгляд его действия больше всего напоминают раскатывание теста. В роли последнего, как нетрудно догадаться, моя несчастная спина. Я решаю, что пора прервать этот затянувшийся фарс.

– Слушай, давай откинем прелюдии, – по-деловому предлалаю я. Начинающего Казанову такая непредвиденная реакция подопытного объекта ставит в тупик.

Он переминается с колена на колено. Холодный ночной ветер, пробравшись сквозь приоткрытое окно, шевелит тюль и полосатую штанину боксеров массажиста. Я силюсь рассмотреть, не скрывается ли под материей восьмое чудо света, но просторный крой не позволяет сделать никаких определенных выводов. Я тяну руку к резинке. Константин неожиданно опережает меня, и вместо того, чтобы избавится от лишней части гардероба, натягивает трусы еще выше.

– Я не готов! – взвизгивает он голосом кисейной барышни, которую в саду фамильного поместья пытается облобызать соседский юнец.

Лохматый медведь хищно ухмыляется.

– Ты ложись, расслабься. Я сейчас.

Константин прытко спрыгивает с кровати и исчезает из виду. Пошел готовиться. Мы с Потапычем остаемся наедине. Он продолжает ехидно скалиться. Я зарываюсь в проеденное молью одеяло, пренадлежащее незнакомому Саньку. Судя по возрасту и виду покрывала, оно пережило блокаду Ленинграда, и, может быть, даже повидало армию Наполеона. Единственный вопрос, которым тычет в меня мой повзрослевший на год мозг, звучит следующе: «Что я здесь делаю?» Двадцатипятилетняя блондинка, не глупая и не уродливая, я в собственный день рождения поджидаю на чужом скрипучем ложе неумелого как бы любовника (Англичане в таких случаях говорят would-be. Would-be lover – мужчина, который мог бы быть любовником, но по тем или иным причинам им не стал). Правильно делает мадведь, что посмеивается надо мной. Ничего кроме усмешек зрителей прима не достойна. Надо срочно что-то менять. И я полагаю, что первым «что-то» будет этот как бы мужчина. Неумейка Константин как будто прочитав мои мысли, возникает в комнате.

– Готовься, кошечка, твой котик идет к тебе! – издает он боевой клич и, предварительно потушив свет, обрушивает на меня свои восемьдесят кило.

Он ерзает, копошится, трется об меня своей волосатой грудью. Что касается главной чувствительной точки, там ощущаются какие-то мелкие невнятные толчки.

– Ах, как хорошо, да, еще, – стонет тяжеленный котяра, впечатывая меня в диван.

Не знаю, что там ему «еще», и что там ему «хорошо». Я кроме горящего желания спихнуть с себя чужеродную тушу никаких других эмоций не испытываю. Как бы так ненавязчиво сменить позицию «раздави партнершу» на какую-нибудь более эффективную? Я не успеваю довести эту рациональную мысль до конца. Котик закатывает глаза, устрашающе сверкая в темноте белками, и издает сдавленный хрип умирающего от удушения хомячка. Почему хомячка? Потому, наверно, что процесс спаривания у этого зверя длится меньше минуты. В этом они с Константином очень схожи. Я выбираюсь из-под развалин гиганского хомячищи и вдыхаю воздух полной грудью.

– Тебе было хорошо, котенок? – шелестит зоофил, сладко потягиваясь.

– Нет, хомячок, – честно признаюсь я.

Благо «Космополитены» и «Секс в большом городе» отучили прогрессивных девушек, врать, спасая эго неумелого партнера.

– У тебя не…, ты не..? – удивленно бормочет горе-любовник.

– Скажи мне лучше, где здесь ванна, – я сползаю с кровати и подбираю с пола одежду.

– Нет, ну, если ты не.., а давай как в начале! Тебе же понравилось! – не унывает добрый молодец, демонстрируя мне готовый к активным действиям язык.

– Давай не будем больше мучить друг друга, – устало вздыхаю я, захлопывая за собой дверь ванной.

Холодные брызги жалят лицо. Постепенно к ним присоединяются теплые ручейки слез. Я сижу на краешке пожелтевшей от времени ванны и оплакиваю свою горькую судьбину. Шум воды заглушает мои всхлипы. Константин несколько раз стучит в дверь, проявляя беспокойство по поводу моего состояния. Я упрямо молчу, давясь слезами. Спустя минут пятнадцать мне, наконец, удается собрать себя в кучу, стереть с этой кучи следы размазавшейся туши и освежить макияж.

– Вызови мне такси, – командую я.

– Ты что! У нас квартира до утра. Санек только в десять вернется.

– Вызови мне, пожалуйста, такси, – в моем голосе звенит металл, который грозит в случае неповиновения расплавиться и спровоцировать широкомасштабную истерику.

– Я вызову, только это… у меня денег нету. Сама заплатишь, хорошо?

Я вытаскиваю из сумки кошелек. Оставшаяся желтая мелочь неутешительно позвякивает в кармашке.

– Где ближайший банкомат?

– Не знаю. Я тут второй раз. Ты лучше на маршрутке езжай. Она прямо напротив дома останавливается.

Ромео тянется ко мне с патетическим поцелуем. Я отступаю. Он противен мне от кончиков пальцев на ногах до заросшей кудрями черепушки.

– Не забудь цветы и медведя! – напоминает меценат.

– Оставь их себе! – грублю я, выходя на лестничную клетку.

– Света, ты что! Это же подарок! Я так старался!

Видали мы как ты старался. Хомяк! Я спешу вниз по ступенькам. На мою удачу (единственную за эти страшные сутки) маршрутка прибывает почти мгновенно. Я устало плюхаюсь на сидение. Измученные линзы туманятся. Я тру глаза, чтобы вернуть картинку. Неопрятного вида гражданин на переднем сидении громогласно делится с мобильником пережитым. «Прикинь, хряпнули мы с Шуриком водки по бутылке на брата, потом пивом догнались. Ну, да, сам знаешь, пиво без водки, то есть водка без пива… Короче, хорошо сидели, коньячку добавили. У его тещи заначка была. Ага, святое дело! Не, ну, нормально выпили. У меня ни в одном глазу. Шурик еще за бутылкой сбегал. И черт меня дернул пирожком закусить. Там наверно начинка не свежая была. В общем отравился. Весь вечер в сортире просидел. Не, ну, погуляли все-равно классно». Классика отечественного кино. Выпили по три литра алкогольной мешанины на брата, а отравился бедняга пирожком. «Run, Forest, run!» сигналят уцелевшие остатки интеллекта. Я выгружаюсь из маршрутки на своей остановке. Куда бежать? На поиски очередного Константина? Или такого Вовика как у Веры? Или негра «kiss u miss u»? Или занесенного в Красную книгу идеального мужчины? Ответ ужом вползает в черепную коробку и складывает там колечком – бежать надо на Мальорку. Пусть с десятью табуретками и попахивающим мертвячиной Майклом на спине, зато к морю и пальмам. А там, как мне обещал Вилльям, мне не придется тягать тяжести и покупать лампочки. Можно будет отдохнуть, покупаться и завести ни к чему не обязывающий курортный роман. Нет, ну, лучше, конечно, обязывающий. С пышной свадьбой и любовью до гроба в перспективе. Но я реалистка. А потому позволю себе помечтать хотя бы о краткотечном. Но настоящем. С нормальным мужчиной, не хомячком, и не бусенькой. Хоть я и слышала, что мысли материальны, тем ни менее даже не подозреваю, что мое пожелание поступило в небесную канцелярию, и по нему уже вынесен положительный ответ.

– Ты какая-то опухшая. Заболела что ли? – участливо замечает мистер Стоун, когда я на следующее утро заявляюсь на штаб-квартиру.

– Надорвалась. Ваш клиент нагрузил меня как верблюда, – ворчу я в ответ, щедро плеская в чашку дымящийся кофе.

На самом деле я просто не накрасилась. Ну, и не выспалась, конечно, благодаря многочисленным сюрпризам. Короче, Вилльям прав. Опухшая сонная физиономия с увесистыми мешками под потухшими красными глазами. Именно так выглядет женщина после неудачного секса. В случае удачного картина аналогичная, только уставшие глаза красноречиво светятся. Я жадно заглатываю бодрящий напиток и усаживаюсь за расшифровку Майкловской белеберды. Убаюкивающий голос американского психолога опутывает черепную коробку сетями сна. «Чем банановое дерево отличается от тигра?» задает себе животрепещущий вопрос ученый. Оказывается, дхармой. Я откровенно зеваю, демонстрируя наблюдающему за мной краем глаза шефу все свои внутренности.

– Что ты решила по поводу поездки? – спрашивает он после моего очередного гигантского зевка.

Я сдвигаю наушники на бок.

– Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть. В смысле я согласна.

– Отлично, – потирает рученки рабовладелец, – Сегодня же закажем билеты. У тебя есть страховка жизни?

– А что моей жизни что-то будет угрожать? – настораживаюсь я.

– Так полагается. Если нет, мы тебе сделаем.