– Так вот. Пока Майкл в Риге ты оказываешь ему всяческую посильную помощь. Вплоть до вызова такси. Я дам тебе несколько чеков, которыми ты будешь расплачиваться за подобные услуги. Через два дня Майкл возвращается на Мальорку.

То есть таскать на себе пожилого британца мне придется всего два дня? Замечательно.

– И ты летишь с ним! – неожиданно сообщает босс.

От удивления мои и без того не маленькие глаза вырастают в полтора раза.

– Дело в том, – спокойно продолжает мистер Стоун, – что Майкл недавно пережил очень серьезную операцию. И ехать так далеко одному ему было бы рисковано. Мы выбрали вас в сопровождающие. «Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи. Фантомас» выныривает откуда-то из подсознания. С одной стороны скататься бесплатно на Балеарские острова вроде как и неплохо. Но когда я представляю себе, что все время этой поездки, я буду вынуждена катить перед собой инвалидное кресло и подтирать страдальцу слюни, проклюнувшиеся было крылья засыхают и отваливаются. Наблюдая краем глаза метаморфозы, произходящие с моим лицом, Вильям добавляет:

– Ты, конечно, можешь, отказаться. Найдем кого-нибудь другого. Но учти, что вся поездка за счет клиента, проживание в четырехзвездочном отеле и кормешка, плюс коммандировачные от фирмы. Там тебе делать практически ничего не придется. Загорай, купайся. Через неделю привезешь его обратно.

Колесики в моем мозгу вращаются со скрипом.

– А можно подумать?

«Позвонить другу или взять помощь зала?» Галкин воплотившийся в Вильяма Стоуна презрительно щурится. Ему непонятно, как над таким заманчивым предложением (просто манной небесной, обрушившейся кучей на мою голову) можно еще раздумывать.

– Подумай до завтрашнего утра. Это крайний срок, потому что надо заказывать билеты.

«Есть, сэр!»

– А сейчас я познакомлю тебя с Майклом, – мистер Камень бросает беглый взгляд на наручные часы неизвестного производителя, – Через пятнадцать минут у нас назначена встреча в CoffeeNation. Постарайся ему понравиться. Улыбайся, не молчи, не перечь.

Можно подумать, этот пристарелый Майкл меня сватает по мусульманским традициям. Улыбайся, не перечь! Профессии, подразумевающие присмыкание пред кем бы то ни было, никогда не внушали мне энтузиазма. Когда-то в университетсие годы я пыталась ишачить секретарем. Улыбалась клиентам, подавала кофе. Они улыбались в ответ, но после первого глотка улыбки сползали с лиц, и переговоры не ладились. Ну, а что собственно говоря такого. Меня в университете учили вылавливать синекдохи из Свифта и Дефо и стряпать доклады по романтизму и реализму, а не кофе для противного шефа и его безликих гостей. А уволилась я даже не из-за кофе. Однажды, начальник отправил меня за сигаретами. Я, человек некурящий (осовоение таких навыков в учебной программе тоже не значилось) долго думала, что предпочесть, «Мальборо» или «Камел». В результате, так и не определившись с выбором, вышла из киоска, села на маршрутку и отправилась домой. Пусть сам ходит за сигаретами, может, растрясет немного свое пивное брюхо. Из всего вышеперечисленного можно сделать грибоедовский вывод: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».

Так бы я и заявила Вильяму, если бы смогла перевести эту крылатую фразу. Он истолковывает мое молчание как согласие. Мы спускаемся по лестнице, выходим на улицу. Я шагаю сзади, возвышаясь над худосочным британцем на две с половиной головы. Войдя в кафе, сразу ищу глазами инавалидное кресло. Ничего подобного не наблюдается. Нам на встречу поднимается двухметрового роста господин в мятом костюме цвета собачьих испражнений. Беспомощным его не назвать, хотя и здоровым тоже с большой натяжкой. У него землистое лицо с кожей, напоминающей по структуре невкусную манную кашу, которую потыкали ложкой и бросили. Вылепите на этом фоне маленький рот с сухими губами, длинный, слегка кривоватый нос и круглые, испещренные красными прожилками глаза и вы получите точный слепок физиономии моего будущего клиента. Вот тебе и подарочек к дню рожнения! Единственный явный полюс – отсутствие инвалидной коляски. Этот гремлин по крайней мере самостоятельно пердвигается. Вильям представляет нас друг другу. Я улыбась во все зубы, даже в те, что с пломбами. Майкл едва заметно растягивает свои узкие губы. Мы устраиваемся за маленьким столиком. Таким маленьким, что моя коленка упирается в костистое бедро клиента, а наши лица оказываются на недопустимо близком по всем психологическим канонам расстоянии. Я порываюсь отодвинуться, но за моей спиной стена.

– Что тебе заказать? – проявляет инициативу мой непосредственный начальник.

– Латтэ.

– Это все?

А что еще можно заказать в кафеюшнике, где подают только кофе и сухие булки? Сухую булку я не хочу. Вильям пропадает из виду. Я остаюсь наедине с красавцем-мужчиной. Продолжаю дружелюбно скалиться, прикладывая попутно недюжие услилия, чтобы вызволить свою коленку. Майкл неожиданно пододвигается ко мне еще ближе и, обжигая мое ухо пропитанным табаком дыханием, шепчет:

– Ты знаешь, почему в мире ведутся войны?

Так, приехали! Мало того, что не Ален Делон, так еще и явно не в себе. Мне что его в смирительной рубашке на Мальорку вести? Что там мне советовал босс? Не перечить? Я улыбаюсь еще шире, чтобы псих принял меня за свою, и мотаю головой.

– Ты думаешь, за всем этим стоит Америка? – хитро подмигивает он мне.

Вообще-то думаю. Но Америка и Британия, как известно, друзья (назовем так, чтобы не вдаваться в интимные подробности непростых отношений этих двух стран), а следовательно лупоглазый может оскорбиться. С другой стороны его вопрос сам по себе подразумевает положительный ответ. Я киваю. Майкл всем своим видом (потрескавшейся полу-улыбкой и закатившимися глазами) демонстрирует удовлетворенность моей реакцией.

– Все так думают. И ошибаются, – триумфально заключает он, – Это евреи!

– Что евреи? – от неожиданности я покачиваюсь на своей табуретке.

– За всем этим стоят евреи! – радостно хрипит британец.

– А!

Мнение не ново и не оригинально. Пастернак и сельдерей, что ни овощь, то еврей. На мое счастье Вильям возвращается с двумя дымящимися кружками, освобождая меня от необходимости продолжать этот бессмысленный разговор. Они обсуждают какие-то свои, одним им интересные, вещи, вроде повышения цен на газ и заработанных Британией на Олимпийских играх медалей. Я тайком наблюдаю за Майклом, потягивая свой горячий напиток. Сейчас он выглядет вполне адекватным.

– Ну, что ж, – делает вывод Вильям спустя пол часа, – Я надеюсь вы друг другу понравились.

Я с большим усилием приподнимаю уголки губ. Майкл в свою очередь тоже не выражает большого энтузиазма. Хотя он мог бы! Ему-то как раз со мной повезло. Может, конечно, в анти-семитских политических рассусоливаниях я не очень сильна, зато хоть посмотреть на меня приятно.

– Замечательно, – заключает с переизбытком энтузиазма мой коротышка-начальник, – Майкл, Светлана вам на сегодня понадобится?

Моя щека выходит из под контроля и болезненно дергается, не вынеся столь беспардонного отношения к моей персоне. Обо мне говорят как о вещи. Вам понадобится сегодня машина? А компьютер? А туалетные пренадлежности? А Светлана? Майкл кивает своей некрасивой, напоминающей подгнившую картофелину головой.

– Я хотел бы купить пару стульев. А тяжести мне носить нельзя. «Отлично!» закипает у меня внутри раздражение. Стулья потащит хрупкая переводчица со зрением минус девять. Мне, между прочим, врачи больше трех килограммов поднимать не советуют. Надо бы прямо вот так вот прямо встать и заявить этим двум зажравшимся британцам. Рабство давно отменили! Но я почему-то продолжаю сидеть, обиженно уставившись в кофейную гущу на дне чашки.

– Окей, тогда я вас оставляю, – работогровец вылезает из-за стола, – Вот тебе, Светлана, чек на такси и номер, по которому ты вызовешь машину. Услугами других компаний мы не пользуемся. Только этой. И Майкл ездит исключительно на такси, которое должно быть своевременно вызвано. Это ясно?

– Yes, sir! Разрешите выполнять?

– Удачи. Я поворачиваюсь к клиенту, усердно натягивая на лицо маломальски дружелюбное выражение.

– Сейчас вызовем машинку, – объясняю я ему елейным голоском как малышу из ясельной группы, который грозит вот-вот расплакаться.

Майкл безразлично кивает. Такси прибывает спустя десять минут, за которые мой нездоровый подопечный успевает зевнуть ровно десять раз, по разу в минуту, давая мне возможность отлично разглядеть его желтоватые похожие на кукурузные зерна зубы. Забравшись в салон автомобиля, он, очередщной раз зевнув, замечает, что зря таксист обклеил переднюю панель фотографиями голых женщин. Я стараюсь отвлечь его внимание на какую-нибудь безобидную тему. У меня это не очень получается. Машина тормозит у торговоро центра. Я расплачиваюсь выданным мне чеком фирмы, и вылезаю вслед за Майклом. В это время просторные торговые залы практически пустуют. Мой клиент направляется в мебельные отдел. Он долго кружит между шкафами и диванами как собака, выбирающая место для туалета.

– Вот эта табуретка ничего, – спустя минут тридцать выносит вердикт Майкл, – Но мне нужна зеленая, а эта синяя. Спроси, нет ли у них такой же только зеленой.

Я послушно взваливаю на плечо указанную четерехногую и тащу ее работнику магазина. Тот заявляет мне, что зеленых в наличии не имеется. Майкл разочарованно вздыхает, переворачивает табуретку и принимается разглядывать ее брюхо со скрупулезностью хирурга, готовящего пациента к операции.

– Можно открутить вот этот винт, – делится он своими соображениями со мной, – Снять крышку и перекрасить ее. Иди спроси, могут ли они перекрасить, и сколько это будет стоить.

Мы с табуреткой повторяем маршрут. Продавец (или как сейчас модно говорить сейлс-менеджер) не соображает, чего я от него пытаюсь добиться. Он мыслит однолинейно – синяя есть, зеленой нет, зачем что-то крутить? Я возвращаюсь с неутешительным известием. Мой изобретательный клиент тем временем откопал где-то зеленый табурет со спинкой.

– Если вот эту крышку переставить на ту табуретку, получится что надо. Сбегай узнай, могут ли они это сделать.

Я пытаюсь втолковать британцу, что в магазине работают не конструкторы истребителей, а среднестатестические сотрудники со среднестатестическими мозгами.

– Что тут думать! – возмущается стратег, – Один винт открутил – и готово.

Я тащусь обратно, волоча за собой оба стула. Продавец таращится на меня и, выслушав сумбурные разъяснения, возмущается:

– Здрасте! А кому мы потом продадим сине-зеленый табурет?

– Ну, так даже интереснее, – неуверенно бормочу я, – Дизайнерская задумка.

– Послушайте, девушка, берите оба стула и делайте с ними, что душе угодно. Хоть вертолет с пропеллером.

Идея насчет вертолета не кажется Майклу конструктивной.

– Я не буду платить за то, что мне не надо, – оскорбляется он, – Знаешь что, возьмем тогда три синие, и ты мне найдешь рабочих, которые перекрасят.

Гениально. Латвия – страна красильщиков табуреток. Они, можно сказать, на каждом углу валяются. Майкл оплачивает покупку.

– Мы оставим их пока здесь, чтобы тебе по всему торговому центру с ними не таскаться, – великодушно разрешает он.

Рабу-носильщику в пору упасть в ноги господину и биться головой об пол от проявленной благосклонности. Я скрежещу зубами.

– Теперь пойдем выбирать лампочки, – командует эксплуататор. Только сейчас я понимаю, на сколько неполной была наша университетская программа. Кому нужны Джон Донн и Эдмунд Спенсер, когда ты не знаешь таких элементарных понятий как «разъем лампы», «триоды» и «пентоды». Причем, оказавшись между клиентом-британцем и продавцом-латышом, я не понимаю ни одного, ни второго. Хорош посредник. Пока я краснею и белею на манер латвийского флага, эти двое как-то сами между собой договариваются. Британец протягивает мне мешок приобретенных лампочек.

– Я устал. Пойдем выпьем кофе, – распоряжается он.

Я беру себе зеленый чай и усаживаюсь напротив. Надо заметить, что обладатель виллы на Мальорке не делает ни малейшей попытки оплатить мой скромный заказ.

– Надо быть добрым и щедрым, – ни с того, ни с сего выдает он, – Это великая мудрость.

Ну, да, то-то тебя от этой щедрости так и распирает! Лицемер британский!

– Я в последнее время стал много думать о смысле бытия, – продолжает Майкл, – Даже решил написать книгу.

«Как поработить бедных латвийских переводчиц»? «Как смастерить из синей табуретки зеленую»?

– Я назову ее «Путь к спокойствию души». Это будет некий сборник советов, как познать себя и обрести спокойствие.

– Очень познавательно.

На месте моего гниловатого собеседника я бы не слишком стремилась познать себя. Лучше уж тешиться иллюзиями.

– Как ты думаешь, почему я тебе все это рассказываю? – придвигается ко мне философ, обдавая меня сомнительным ароматом своей несвежей ротовой полости.

Думаю, что для того, чтобы поддержать некоторое подобие светской беседы. И ошибаюсь, не дооценив глубину потребительского ко мне отношения этого заграничного капиталиста.

– Дело в том, что мне нужны некоторые материалы для книги, – Майкл выуживает из мятого коричневого кармана безымянный диск, – Здесь аудио-запись выступления Дипака Чопры. К послезаврашнему дню мне нужна печатная расшифровка.

Еще один подарочек ко дню рождения. Я избалована как никогда.

– Постараюсь сделать, – безрадостно бубню я.

– Постарайся. Вилли сказал, что я во всем могу на тебя полагаться. Вилли в детстве мало били. Как можно обращаться так бесцеремонно с живыми людьми. У меня, между прочим, рабочий день нормированный. И я не собираюсь всю ночь расшифровывать этого Касамутру.

– А у меня сегодня День Рождения, – признаюсь я в надежде растопить бетонное британское сердце.

Мой клиент морщит свою и без того не гладкую кожу лица.

– Такое случается, – однотонно бубнит он, допивая свой кофе, – Но мы во всем должны быть умеренны, и в горе и в радости.

А в занудстве и безразличии?

– Пора ехать, – решает умеренный, взглянув на часы, – Вызывай такси.

А, может, вас на плечах понести? Со стульями в придачу? А вы будете сидеть сверху, свесив ножки, и рассуждать о щедрости и доброте душевной. У меня так и чешутся кулачки садануть этому гниляку по черепушке. Правда, есть риск, что тогда он рассыпется на труху как проеденное жуками дерево. И слабенькая конторка Стоуна лешится своего единственного клиента. Таксист помогает мне справиться с синими табуретками. Майкл называет свой адрес. На часах без десяти пять. Мой рабочий день целеноправленно катится к своему завершению. Я тайком залезаю в сумку и достаю телефон, который целый день промаялся там с выключенным звуком. За время изгнания аппарат разжился десятком пропущенных звонков от Константина, несколькими от друзей и кучкой поздравительных сообщений. Мой романтик в одном из них обещает заехать за мной после работы и преподнести обещанный сюрприз. Что ж гидромассаж и соляная сауна мне сейчас совсем не помешают. Я расплачиваюсь с водителем. Он вытаскивает из багажника длинноногие стулья. Майкл смотрит на меня выжидающе, очевидно, рассчитывая, что я потащу эту ношу и дальше.

– Здесь не далеко, – успакаивает он, видя мою нерешительность, – Пятый этаж.

Старый дом без лифта. Табуретки как пауки цепляются за перила своими металлическими лапами. Я пыхчу от напряжения, неуклюже карабкаясь, и мысленно проклиная всех англичан вместе взятых. Не зря все-таки тот алкаш пристал к нам с Верой в баре. Это было знамением. Этаким предупреждением – дальше больше.

– Вот сюда поставь, – показывает достойный правнук Оливера Кромвелла, когда мы, наконец, оказываемся в квартире.

Я выстраиваю стулья-мучители в коридоре. На сегодня ишак может быть свободен?

– Ах, да, чуть не забыл, – оборачивается маломасштабный тиран, – До отъезда мне нужен африканский барабан и лук со стрелами.

А святого Грааля вам не подать на блюдечке с голубой коемочкой? Моему настрадавшемуся за день терпению приходит конец.

– Возможно, я вас разочарую, но выпуск африканских барабанов в Латвии в связи с инфляцией временно приостановлен. И со стрелами тоже напряженка. Зато лук есть. В любом продуктовом магазине. Вам какой репчатый или пырей?

Моя язвительность оставляет клиента равнодушным.

– Наведи справки. Если захотеть, можно найти все что угодно, – напирает он.

Если захотеть, можно в космос улететь. Приплатить только двадцать миллионов и вперед.

– Я попробую.

– До свидания.

Мда, ну, и выродок же мне достался. Мэрил Стрип со своей «Прадой» отдыхает. Я звоню мистеру Камню и сообщаю о капризах Майкла.

– Будем искать барабан, – вздыхает он, – Ты завтра приходи раньше, займешься расшифровкой.

Я уныло дакаю и отключаю связь. Мобильный почти сразу загорается вновь. На связи мой сегодняшний сюрприз.

– Где ты была весь день? – оглушает меня трубка.

– С Днем Рождения! – ворчу в ответ я.

– Да, я сто раз уже тебя поздравил. Ты чего не отвечаешь? – продолжает бесноваться Константин.

– Я работаю.

– А я что делаю, по-твоему?

– По-моему, ты на меня орешь. Если сейчас же не прекратишь, я брошу трубку.

– Ладно, извини, – тушуется мой герой, – Я волновался.

– Ты тоже извини. У нас новый клиент. Ни минутки свободной не было, – в свою очередь смягчаюсь я.

– Молодой и красивый? – ревностно вопрошает он.

– Старый и гнилой. К тому же лицемер и зануда. В общем, хуже не придумаешь.

– Бедный мой котенок!

Ну, вот сразу видно, Костик пришел в себя, вернулся в животный мир.

– А у меня для тебя сюрприз! Где встречаемся?

– Я напротив Национальной Оперы, – оглянувшись, делаю вывод я.

– Давай у Лаймовских часов.

Оригинальности моему кавалеру не занимать. Лаймовские часы – известное место встреч, где в любое время суток и в любую погоду переминаются с ноги на ногу и сжимают в потных ладошках по красной розе соискатели малобюджетной романтики. У меня нет сил возражать и выбирать менее клишейный вариант.

Когда я подхожу ближе, Константин уже ждет меня, проделывая выше описанные пируэты. И о, ужас! В его правой руке щетинится шипами пресловутая красная роза! Я закрываю глаза и щипаю себя за щеку. Открываю. Неутешительная картинка не меняется. И это мой сюрприз? Банальная роза цвета прокисшего «Бордо»? Более продуктивные нейроны советуют мне не впадать в транс, сделав поспешные выводы. В конце концов, может быть, в сердцевине этой розы скрывается от посторонних глаз колечко с увесистым брильянтом. Или новый «Лексус». Или вся Венеция вместе с каналами и гондолами. Уже слышу как мне в затылок бросают обвинения в излишнем материализме. Не оставлю эти упреки без ответа. Будь Константин беден как цирковная мышь, я с благодарностью приняла бы от него кусочек засохшего сыра. Но он ведь, собака, не голодает! Сам весь в шелках, бархате и «Дольче-Каваллях», а на день рождение любимой припер двухлатовый цветок? По истине сюрприз!

– С Днем Рождения, котенок, – тянется между тем ко мне поздравитель, не замечая мою перекособочившуюся физиономию.

– Спасибо, – мямлю я, уперевшись носом в вышитый на его свитере логотип «Живанши». Роза вражески колет мне ладонь. Чувствует наверно, что я ей не рада.

– Пойдем скорее, я заказал столик в пицерии!

Сюрпризам нет конца. Они просто прут из Константина как из рога изобилия. «Почему не пельменная?» устало задаюсь философским вопросом я.

– Вот увидишь, мы замечательно отметим! – извергает оптимизм молодой скряга, – Будешь вспоминать как лучший в жизни день рождения!

Не приведи Господь! Пропахший пиццой с ног до головы официант указывает нам столик в уголке. На нем из примитивной вазочки торчит голова еще одной красной колючки. Сюрприз с каждой минутой растет в цене. Может, под конец вечера удастся набрать нормальный букет. Я воссоединяю разделенных судьбой красноголовых сестер. Получается две розы. Как на кладбище. Официант-вонючка разворачивает передо мной изрядно потрепанное меню с отпечатавшимися следами стаканов. Пицца пикантная с яйцом и луком. Пицца экзотическая с луком и ананасами. Пицца романтика с оливками, помидорами и луком. Мда, лука везде хоть отбавляй. А стрел нет. И барабанов африканских тоже. Константин зазывно смотрит мне в глаза и гладит мою возлежащую на меню руку.

– Это и есть сюрприз? – кисло уточняю я, сделав выбор в пользу овощного салата без лука.