– Перед тем как дать тебе лекарство я хочу, чтобы ты поговорил с Леоном. Ты должен отпустить его, не простить… нет… этому, не может быть прощения. Скажи ему всё что хочешь, только в этом случае я смогу вылечить тебя.

– Это не так просто, мистер Моррис. Я много дней его не видел, кто знает, как я поведу себя, снова увидев это лицо.

– К сожалению, это обязательное условие, Адам!

– Тогда дайте мне минуту.

Адам не был готов к тому, что я снова нарушу его спокойствие. Моя стратегия требовала безукоризненного подчинения со стороны больного. Только так я смогу удовлетворить свои потребности.

Лицо Адама даже через повязку казалось мне напуганным, в следующую секунду он должен снять её, чтобы встретиться со своим врагом лицом к лицу. Я зашёл за его спину, развязал тугой узел на затылке, через мгновение маска была снята. Адам понимал, что я стою за спиной, но нутром ощущал присутствие враждебного Леона. Я сделал пару шагов к двери, не поворачиваясь лицом, напряжение делало дыхание Адама импульсивным. Я обнажил самый сокровенный страх пациента наружу. После того, как дверь была закрыта на замок, и он понял, что из комнаты нет выхода, я обернулся. Адам упал со стула, прижимаясь всё ближе к стене.

– Не смей отворачиваться от меня! – твердил я.

– Прошу, не нужно таких испытаний, мне очень тяжело, отпустите меня домой, – горечь голоса разрывала горло Адама.

– Поговори со мной, Адам! Зачем медлить, я перед тобой! Посмотри на меня! Сейчас же!

От испуга парень открыл глаза, его состояние было удручающим, но дороги обратно просто не могло быть, мне нужно продолжать…

– Ты меня узнаёшь?!

– ЛЕОН!!! Ты убил мою семью! Ты!

Вдруг пациент набросился, мне ничего не оставалось, как дать отпор. Я откинул его обратно к стене, где тот ударился головой. Адам начал щуриться, снова пытаясь понять, кто перед ним стоит.

– Посмотри туда, – я указал на угловую часть комнаты, – ты их видишь? Кого ты видишь, Адам?

Парень вдруг прищурился ещё сильнее и в двух куклах-марионетках, которых я подготовил заранее смог узнать своих погибших жену и дочь. Он начал непрерывно рыдать. Я понимал, что на этой стадии Адам уже видит не конкретного человека, а множество лиц, принадлежавших близким. Теперь и обычные предметы могли наполнить его бурное воображение. Я уже несколько раз убедился в том, что этот человек болен, мне должно быть жаль,… но… мне не жаль. Не хотел относиться к нему как к человеку, для меня в ту минуту он был подопытной крысой, от реакции которой зависел результат долгой работы.

Адам вдруг встал с пола и направился прямиком к куклам, встал перед ними на колени и продолжал говорить. Я стоял ровно за его спиной, была вполне ожидаема скорая агрессивная реакция. В тот момент я смог добиться максимального ухудшения обстоятельств, чтобы спровоцировать насильственные действия. Адам набросился на меня, снова повалив на пол. В теле появилась невероятная сила, одной лишь рукой он выломал ножку стула и стал меня душить. Я старался терпеть, сколько мог, но сил уже не оставалось, тогда вытащив из правого кармана шприц, я вколол ему в ногу успокоительное. Адам потерял сознание в мгновение. Я привязал его к кровати, начал ждать, примерно через тридцать минут пациент очнулся.

– Жалкий ублюдок! Я тебя не боюсь! Тебе меня не сломить…

Адам вдруг обрёл смелость, наконец-то его страх перед врагом ушёл. Мне пора было заканчивать театр для одного зрителя и приступить к плану. Парень продолжал оскорблять меня – говорил то, чего раньше не произнёс бы, я дал ему возможность впустить в себя эти эмоции. Схватив его за горло, я достал ампулу с лекарством. Вижу, как руки дрожат, почему это происходит со мной, я ведь всё продумал. Что-то внутри меня хотело остановиться. Я собрался с духом, сделал глубокий вдох и вколол ему за ухом препарат, так лекарство быстрее доберётся до мозговых клеток. Я отпустил Адама. Агрессия вдруг пропала, тот опустил свою голову вниз и замолчал. Я ждал реакции. Адам сдвинул брови и чётко посмотрел на меня.

– Вы Саймон? Я ведь прав?

Я продолжал молчать, осматривая его с головы до пяток, неужели получилось?! Мои следующие слова не должны были напугать пациента, мне необходимо придерживаться своего расчёта.

– Адам… ты знаешь, где сейчас находишься?

– Мистер Моррис, со мной всё хорошо. Вы привезли меня сюда, чтобы помочь излечиться.

– Кого ты видишь в том углу?

– Куклы, – хрипло добавил он.

– Час назад ты утверждал, что видишь свою семью…

– Нет,… к сожалению, они погибли. Это я запомнил.

– Где сейчас Леон?

– Когда я лежал в палате перед тем, как Вы меня посетили, мне говорили, что Леон не выжил после аварии. Тогда я впервые увидел его перед собой, но не поверил собственным глазам.

– Да! Вижу, мыслишь ты здраво.

– У Вас получилось, ведь так?

– Думаю, что получилось…

Я оставил Адама в палате. Мой план сработал. В такие мгновения люди обычно не верят в то, что сотворили, но я был уверен в результате ещё с самого начала. Теперь оставалось лишь понять, что мне делать со всей этой информацией дальше, надо бы мне подумать…

Прошло пару месяцев, прежде чем моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я только что отметил свой 38-ой день рождения. Всё ещё продолжал держать Адама в лаборатории, потому что пока не понимал, что с ним делать. Утром мне поступил звонок от неизвестного номера.

– Доктор Моррис?

– Да.

– Вас беспокоят из Европейского приюта для сирот. Нам сказали, Вы сможете помочь.

– А в чём дело?

– У нас скажем так – проблемный ребёнок. Простите, это не телефонный разговор. Вы можете приехать?

– Уже выезжаю.

Эбби снова разозлилась на мою очередную поездку неизвестно куда. А я думал лишь о том, что такого важного могло произойти, что понадобилась моя помощь. Я становился популярным и востребованным и всё никак не мог привыкнуть к такому вниманию людей. Я прибыл на место довольно скоро. Меня встретила директор приюта в лице Элеоноры Рубенс. Поднимаясь по лестнице, меня вводили в курс дела.

– Рада, что Вы смогли приехать. Понимаете, всё дело в одной девочке. Она второй раз попала в наш приют. Четыре года назад осталась сиротой – её родителей жестоко убили. Сразу после инцидента, ребёнка привезли сюда. Спустя пару месяцев мы нашли новую семью и до вчерашнего дня о ребёнке никто не вспоминал. Девочка прожила в семье Андерсон ещё четыре года, а вчера нам сообщили о жестокой расправе над ними.

Вдруг я начал вспоминать, где же слышал подобную историю, тогда перед глазами всплыла статья из газеты, которая была прочитана мною несколько лет назад. Как же её звали,… Элеонора продолжала говорить.

– Простите, но мы просто в растерянности, девочка ведёт себя странно. Мне до сих пор не по себе, что её настоящие и приёмные родители погибли в один день с разницей в четыре года. Девочку снова обнаружили на том же месте, где и в прошлый раз.

– На железнодорожных путях?

– Вы уже в курсе?

– Нет, просто хорошая память на значимые события. Расскажите, что в поведении девочки Вас настораживает?

– Давайте, Вы сами с ней поговорите. Мне дурно рядом с ней.

Элеонора была преклонного возраста, волосы уложены в огромный пучок, туго перевязанный лентой. Очки с широкоугольными окулярами тесно сидели на старом неряшливом лице. Женщина эпатировала своим поведением, жесты руками говорили о полном неуважении к вновь прибывшему ребёнку.

Проглотив такое дерзкое поведение, я отправился следом за ней, где меня завели в помещение со стеклом. Оно похоже на комнату для допросов, но отличие в том, что передо мной был обычный учебный класс. Он пуст, лишь одна миниатюрная девочка сидела за партой в первом ряду, склонив голову вниз. Она скрестила ноги, болтая ими из стороны в сторону. Сзади меня стояли люди, бесконечно продолжая суетиться, я попросил всех покинуть комнату, чтобы попробовать разобраться в ситуации. Как только дверь закрылась, наступила тишина, я продолжал смотреть на девочку, наблюдать за её поведением, но ничего сверхъестественного не обнаружил. Нас разделяло лишь плотное стекло, через которое ребёнок никак не мог меня увидеть. Девочка подняла голову, направив взгляд в мою сторону – крайне жутко. Я стоял как вкопанный, девочка поднялась и направилась к стеклу, она осторожно приложила к нему руку, а потом взглянула прямо в мои глаза. Я просто окаменел, на секунду мне показалось, что она видит меня вживую и стекла просто нет. Не знаю зачем, но я приложил ладонь к плотному стеклу, наложив её прямо на руку девочки. Ребёнок продолжал всматриваться в меня, пока не отошёл в сторону, чтобы снова сесть за парту. Я набрался смелости и открыл дверь.

Мне было крайне не по себе – вроде уже свыкся с психами, но к ребёнку со странностями был явно не готов. Практика психотерапевта с детьми отсутствовала. Девочка первой со мной заговорила, но я продолжал держаться на расстоянии.

– Как тебя зовут? – уверенно спросила она.

– Саймон. А тебя? – голос отдавал дрожью, мне не по себе.

– Меня зовут Эви. Хорошо, что мы встретились.

– Почему ты так считаешь?

– Меня здесь опасаются, я только вчера приехала, а все уже обходят меня стороной.

– Чем ты отличаешься от других, Эви?

– Говорят, я убийца…

– Это правда? – запнувшись, спросил я.

– Не знаю…

– Говорят дети или взрослые?

– Я слышала, как шептались дети, а они услышали это от взрослых.

– Ты знаешь, где твои родители?

– Они умерли, поэтому меня снова привезли сюда.

– Снова… ты уже бывала здесь?

– Кажется, да…

– Ты расстроена?

– Я не знаю…

Разговор зашёл в тупик, девочка вела себя странно, но у меня получилось немного расположить её к себе. Мне захотелось удалиться, но она одёрнула мою руку.

– Пожалуйста, не верь им – я тебя не обманываю. Помоги отсюда выбраться, – детская наивность в голосе растопила моё сердце.

– Кажется, ты натворила что-то плохое и мне нужно в этом разобраться. Побудь здесь.

– Вот увидишь, это враньё!

Девочка надула губы, отвернувшись от меня. Как же всё это странно, мне хочется разобраться во всем, что я вижу, но пока я не могу ничего предпринять.

– Подожди минуту, – я развернулся, – взрослые считают, что ты навредила своим родителям? Я тебя правильно понял?

– Думаю, да…

– Не знаешь, почему позвонили именно мне, а не в полицию?

– Потому что я ждала тебя, люди похожи на тебя. Когда ты зашёл в комнату, я поняла, что ты настоящий – не двойник. У тебя глаза разные, забавно…

– Тебя это веселит?

– Да, ты смешной…

– Я задаю тебе серьёзные вопросы. А тебе смешно?

– Просто ты не такой, как они. Твои серьёзные вопросы не навредят мне, а люди за стеклом хотят от меня избавиться.

Для восьми лет девочка была умна, хорошо поставленная речь, жестикуляция и благовоспитанность. Интересный человек…

– Может, расскажешь, что произошло с родителями?

– Не знаю – помню, что пошла по рельсам.

– Тебе кто-то сказал туда пойти?

– Нет, я сама так захотела.

– Давай попробуем поговорить у меня в клинике, там гораздо удобнее и тебе больше понравится. Как на это смотришь?

Девочка взяла меня за руку и улыбнулась. В ней чувствовалась наивность, однако поведение немного отталкивало меня.

– Мне нужно поговорить со взрослыми, чтобы тебя отпустили вместе со мной. Подожди здесь.

– Ты меня не бросишь?

Запнувшись на пару секунд, я с трудом отпустил её руку…

– Очень постараюсь, малышка…

Я отправился в кабинет директора. Разговор у нас состоялся долгий и крайне тяжёлый. Остановились на том, что я заберу девочку в свою клинику через несколько дней, пока документы полностью не оформят. Больше я не заходил в комнату, где сидела Эви, ведь был в абсолютно смешанных чувствах. Элеонора и сотрудники приюта не могли понять странного поведения девочки, полиция намекала на то, что стечение обстоятельств указывало на причастность восьмилетнего ребёнка к убийству собственных родителей. Такого растерянного состояния у меня ещё не возникало, но зато захватил азарт. История крайне запутана, я приглашён в неё не просто так, а самое главное, что сподвигло меня остаться – ребёнок, просивший о помощи.

Я совсем недавно столкнулся с синдромом Фреголи у пациента Адама, спустя пару месяцев после решения этой проблемы появляется девочка утверждающая, что узнавала меня во всех предыдущих посетителях и ждущая только меня. Это обстоятельство добило меня полностью и, прежде чем взяться за изучение и лечение ребёнка, я должен навестить Адама.

Он покорно ждал меня в камере. Мне удалось избавить пациента от болезни, но этого мало. Странное чувство настигло перед входом в комнату. Боюсь, меня не поймут…

Я перфекционист – следует выполнять всё идеально, план на неделю должен быть отработан, а история болезни пациента подлежит закрытию. Мне не следует вспоминать о «женщине с ксенофобией» так же, как и о «мужчине с Фреголи». Прежде чем переходить к истории Эви Грейс мне нужно закончить дело Адама.

Я открыл дверь в палату. Адам был рад меня видеть, а вот я находился в довольно смешанных чувствах. Парень попытался заговорить со мной, но у меня лишь одна продуманная цель. Я направился к нему, чтобы увидеть лицо поближе. Адам продолжал говорить со мной, но я слышу лишь отголоски. Достаю из ремня нож… вонзаю под его горло. Удивлённые глаза подопытного кричат о непонимании, они слезятся, рот пытается ухватить воздух, но он уже не проходит через повреждённое горло. Адам медленно умирает у меня на руках, пока я провожу большим пальцем по своим губам и блаженствую вкус крови.