Часы на смене летят как пули из автомата – намолоть зёрна, разровнять ступой, впихнуть ситечко, привести в движение ручку гудящего паром аппарата, взбить молоко в стальном ковшике и обязательно произнести с улыбкой:

– Сахар и трубочки на раздаточном столике.

В половину шестого – короткий технический перерыв. Обычно запираюсь в подсобке, открываю заранее припрятанную на полке за дверью книжку и погружаюсь в загадочный мир психологического романа. Уголки многих страниц смяты, на полях карандашные пометки – кто-то забыл стереть перед тем, как сдать в библиотеку. Но я не отвлекаюсь от действия – спокойно продолжаю читать, мой палец скользит по строчкам, абзацам… Вдруг простое, но такое важное слово… Стена напротив мозолит глаза… Навязчиво гудит лампа… Истекают последние секунды… Я возвращаюсь в шумный зал.

С Альбертой мы заранее условились, что она займет угловой стол. Но там уже сидит кто-то. Неужели она? Пропустила? Вручаю последнему клиенту в очереди коробку с эклерами, прошу Фому подменить и, вытирая руки о черный передник, подбегаю к белокурой девушке.

– Альберта! Я Криста.

– Ой, – опомнилась гостья.

Я переминаюсь с ноги на ногу, Альберта молчит – не может оторваться от белого пятна на завязках пояса – краем стола прикрываю недостаток в униформе. Медленно опускаюсь на свободный стул. Упрямо закинув ногу на ногу, изображаю «умный вид», затем сую в нагрудный карман передника стянутый у Фомы блокнот с измятыми страницами. Альберта с интересом разглядывает растрепанные волосы – приглаживаю их, обветренной губой придавливаю резинку простого карандаша – и этот жест не ускользает от смеющихся глаз подруги. Вытягиваю правую руку и вдруг сознаю, что не следовало этого делать. Пальцы у меня неухоженные, ногти разной длины, заусеницы, и лаком не пользуюсь. Если только прозрачным.

– Ты не говорила, что работаешь в кафе, – шепчет Альберта.

– Приходится. До полудня уроки, днем смена, с девяти до одиннадцати занимаюсь – готовлюсь к майским конкурсам по литературе. Если обыграю ботаника Стивена, то меня на район заявят. Стану лучшей среди местных умников – на общегородской отправят.

– Соревнования? – с удивлением переспросила Альберта. – Мне казалось, что кроме игры «Люди» тебя ничего не интересует.

– Не переживай, выходные как посвящала игре, так и буду, – я вдруг представила в фантазийных облачках залитый голубым светом подиум.

Альберта засмеялась, а я притворилась, что пишу на разлинованных строчках в блокноте.

– Закажи что-нибудь. Мистер Солмер ходит. Усатый мужчина у боковой двери. Видишь?

Альберта повернулась.

– Шеф. Любит выйти в разгар трудового дня и все проверить. – Я пригнулась. – Кажется, «шишку» ищет. Фома болтал, что у входа крутая машина стоит.

Альберта вдруг вся побледнела. Спрятала глаза под стеклами солнцезащитных очков, машинально затянула тряпичной резинкой хвост, пригнулась и зашептала невнятно:

– Твой начальник хочет выдать «шишку» репортерам?

– Сначала пусть найдет. Так, что порекомендовать? Сок неплохой. И ванильное мороженое с шоколадной крошкой стоит попробовать.

Альберта попросила принести ей мороженое.

У стойки я натолкнулась на мистера Солмера. Чуть с ног не сбила. Нужно дальше идти, а не могу. Хозяин кафе смотрит на меня в упор. Фамилию вспоминает?

Я потрясла перед мясистым носом бэйдж. Мистер Солмер отмахнулся и ленивой походкой двинулся к столику у окна. Его заинтересовал мальчик, играющий в тетрис. А его мать, сортирующую покупки в бумажных пакетах, он принудил сделать заказ.

– Пять минут. И мы уйдем, – сказала женщина. – Джимми, малыш, давай мама уберет…

Ребенок капризно замотал лохматой головой и прижал планшет к груди, к самому сердцу.

– Твой начальник смешон, – весело сказала Альберта. – А тот молодой человек в баре? Кто он? – спросила она и опустила ложку в сдвинутые горкой ванильные шарики.

– Фома. Днем бутерброды и кофе готовит, а по пятницам и субботам на гитаре играет. В десять вечера бар открывается в соседнем здании. Неоновую вывеску-рекламу видела?

– Нет.

– Хорошо, а ты чем занимаешься?

– Бездельничаю. Маман каждый день напоминает – учись, читай, расширяй кругозор. Книжки не для меня. Пусть брат читает. Он умный, студент, специальность получает. Я, как бы, не дотягиваю. Окончу школу и уеду.

Альберта сунула в мой передник тысячную купюру, хотя мороженое стоит на… намного дешевле. Я оробела, но стоило отыскать в мятом кармане хрустящую банкноту, поняла, насколько приятна наощупь денежная бумажка.

– Те, кто перебиваются, платят точно по счету. Еще и права клиента покачают. Все им не то. Пакет бумажный, стакан не той вместимости, огурец тонко порезан, музыка от еды отвлекает…

Альберта перебила меня:

– Деньги есть у маман, а я устала зависеть от «золотого» кошелька.

Где-то внутри затаилась опаска. Я спросила осторожно:

– А кто твоя мама?

– Начальница на одном крупном предприятии. Мужчинами руководит. Им не нравится. Вот один и влюбил ее в себя. Она растаяла. Папа сбежал, а ей дела нет. Слушай! – Альберта распустила хвост, бросила очки на потертый стул. Я снова вижу ее глаза, такие живые, улыбчивые, с морщинками в уголках, а потом радость сползла по лицу, от ресниц к подбородку, и искренний смех захватил сознание моей новой подруги. – На всех официальных мероприятиях я выгляжу именно так. Ну, может быть, немного ярче обвожу карандашом контур губ и румяню скулы.

Не знаю, что и сказать…

– Ну?

Я молчу. Не могу припомнить ни одной фотографии с ее лицом в глянцевых журналах. Мисс Иделия все мамины ящики ими заваливает. Придумывает! Ладно я, на бумаге и в виртуальной игре многое сочиняю. Но Альберта!

– Недавно ты говорила о «шишке»…

– Хочешь сказать, что ты она и есть?

– Ну да, – Альберта отдала мне пустую креманку. – «Свора» не решилась войти. Караулят у машины. От одного слышала: «Никуда не денется». А вот и денусь. – Она схватила мой локоть и умоляюще попросила. – Уговори хозяина взять меня на работу. Только я ничего не умею…

– Правда, нужно?

Альберта опустила ресницы.

– Таскать с кухни тарелки и размахивать полотенцем – много ума не надо. Идем…

– Нет, не сегодня, – с опаской проговорила Альберта. – «Чистые документы» не взяла. Я телефон оставлю. Ты позвони, скажу точно, когда смогу в другой раз приехать.

Я насторожилась:

– У тебя точно все в порядке с законом?

– А что?

– Ну, так для Солмера важно.

– Пусть не волнуется – ворую исключительно по сценарию нашей игры.

Альберта спрятала кошелек в объемной сумке и щелкнула металлическим замком.

– Может, сама признаешься? Кто ты?

– Представится удобный случай, обязательно расскажу, – пообещала она. – Только никому. Проведешь к черному выходу?

На улице мы попрощались и пообещали созвониться до выходных.

Погода для ранней весны по-летнему теплая и солнечная. Горожане выбрались из душных клеток и теперь дефилируют по живописному бульвару. Кособокая старушка, закутанная в платок, катит клетчатую сумку-тележку с продуктами, девчонка с дредами вихрем несется на роликах, парень в бандане нагоняет ее и преграждает дорогу, мужчина в каске везет груженный пакетами велосипед, женщина в деловом костюме перелистывает документы, девушка в баклажанном пальто несет в руке мороженое, а навстречу – сморщенный старик. Вдруг он остановился, прищурился, внимательно посмотрел на яркие картинки и потянул в старческих пятнах ладонь. Девушка не прошла мимо – отдала мороженое и вернулась к киоску, но прежде пересчитала в потертом кошельке мелочь. Старик присел на лавочку. Обертку не разорвал, просто приблизил столь желанный подарок к уху и стал слушать, как хрустит шершавая бумага.

Альберта. Наследница

Званый вечер в загородном поместье. Приглашения на ежегодный маскарад секретарь прабабушки отсылает с пометкой: прибыть в платье на кринолине, в камзоле, желательно также иметь маску, шляпу с пером, веер или тряпичный радикюль. Мне тоже сшили наряд по старинному лекалу. Только чувствую я себя в нем неловко и никак не могу привыкнуть к необычному образу, когда в один миг оживает центральная иллюстрация к любимой сказке «О петушке». Клаус привозит нас в поместье на большой черной машинке, но папы с нами никогда не бывает, хотя он и обещает маме «присутствовать»…

В спальне родителей полумрак. Горит печальная шапка ночника. Мама в задумчивости грустит. Я обняла ее. Мама вздрогнула, спряталась в тени, но я прекрасно знаю – перед тем как вынуть из тумбочки сборник сказок и положить на колени, маман успела вытереть платком опухшие глаза.

– Как праздник? – спросила она, едва я забралась в разобранную постель и закуталась в теплое одеяло.

– Эдди ходил букой, а я веселилась. Прабабушке моя прическа понравилась. Она похвалила няню, только меня не Кларисса заплетала, а ты. Кларисса половину волос растеряет, у нее слабые косички получаются.

Мама молча направила свет от лампы на красочную обложку…

– А когда папа приедет? – спросила я.

Мама открыла страницу, на которой остановилась прошлым вечером…

– Ма… ам!!!

Мама закрыла книжку и повернулась ко мне, дочке. Я увидела ее лицо. Как же ярко блестели эти глаза в темноте. Никогда не видела ее такой… Она снова открыла книжку и тихим голосом прочла первое предложение:

«Ранним утром петушок вышел на птичий двор…».

Сейчас я заканчиваю выпускной класс и много проблем у мамы с дочкой, которая упирается, вредничает, прогуливает школу, прячется в музыкальном классе и придумывает, как ей кажется, захватывающие и невероятные ритмы. Внезапно приезжает папа. Мон. Вдвоем они опускают несчастное дитя с небес на землю:

– Было уже, – говорят серьезно. И даже год и название пластинки называют. – Потрудись еще.

Помню, что и преподаватель музыки в конце урока имел привычку приглаживать сухой рукой волосы, тяжело вздыхать, любоваться отражением в зеркале и говорить, причмокивая:

– Неплохая пьеска, мисс. Только слышал где-то.

Однажды я заставила маму хорошенько понервничать. Проснулась раньше, идея пришла, как нужно сыграть. Наспех натянула толстый свитер, спортивные штаны, прокатилась по перилам винтовой лестницы, сорвала белые чехлы с отцовских гитар, барабанов и синтезаторов. Папа строго запрещает прикасаться к его инструментам. Даже пыль вытирать с корпуса не дозволено. Не то, чтобы подключать к усилителям. Но я не слушаюсь – детские барабаны давно кажутся игрушечными.

Отцовский табурет с сиденьем в форме подушки для булавок так и манит. Такая есть у Клариссы, только у няни в виде разбитого на две половинки сердца. В открытом ящике комода барабанные палочки, деревянные, лаком пахнут. Я медленно провожу круглыми наконечниками по запястью и вдруг ощущаю холод, возбуждение – совсем не хочется думать о завтраке и школе – я настроена на придумывание ритмических рисунков и уверена, что смогу сочинить что-то невероятное. И в этот раз папа точно похвалит.

Я сдернула с ударной установки белую накидку и забралась на табурет. Начала стучать, но внимание привлек согнувшийся чехол от гитары Стимми Виртуоза – папа с особой бережливостью хранит раритетный инструмент в коллекции. А вот на изогнутой гитаре с оторванной стрункой он играл в начале карьеры, правда, потом сменил на новую, разукрашенную во все цвета радуги. Это случилось после знакомства с мамой.

Необъяснимое подозрение комком затаилось в груди. Нужно стучать дальше, а не выходит. Я быстро сорвалась с места. Палочки с шумом упали на плиточный пол. Трясущимися руками я дернула собачку молнии… Даже ощупала углы для достоверности.

– Где?

Пустой чехол медленно опустился. Я зажала ладонями уши и напрочь отказалась признавать очевидное. Помню, как папа поднялся в детскую, но мы с Кристой играли по сети в «Люди». Даже не потрудилась снять наушники. И услышала только вторую часть произнесенной им фразы.

– …детка, я уеду, а недельки через две вернусь. Обещай, что не бросишь репетиции.

«Криста, пауза, вернусь через пару минут», – набрала я сообщение подруге.

– Опять уезжаешь? Но ты только вернулся!

– Мон предложил побренчать на гитарах сольно. Всего шесть концертов. Подумаешь.

– В каких городах будете выступать? По телевизору покажут?

Отец сказал в ответ:

– Мон организовал тур в Южной Стране, солнышко. Это далеко. Только там мы можем играть, что хотим и как думаем.

– Ты уверял, что «живая музыка» существует вне времени. Помнишь? Купил дочке барабаны, пианино, скрипку, гитару. По приказу мамы моего учителя уволили, но ты обещал заниматься со мной! Каждый день! Думала, не нарушишь слово, как она… и не плакала.

– Ты не разговаривала с мамой недели три…

Я загорелась желанием уехать с ним.

– Можно мне с тобой? Школа – ненавижу. Кларисса только и успевает платить учителям, чтобы мне двойки не ставили. А Сара, Джес и Элис – достали! Зовут на вечеринки класса по пятницам. Вечно придумываю причину, чтобы отказаться. Джунгли, солнце, шум бушующих волн и прибрежный запах. Мне нужно это, папа.

– Нет, – вдруг заволновался отец. – У тебя экзамены. Хотя… – он увидел на экране выстроенные на зеленой лужайке дома. – Что это?

Я загородила экран, но папа сдвинул меня и усмехнулся, когда заметил размером с полмизинца движущегося героя-человека. Кнопкой мышки он нажал на серебристый холодильник.

– Ты послал Марти, будущего мужа Лизи, готовить еду. Планирую отбить красотку у семьи Кристы. Мы с подругой выстроили виртуальный город. Криста возводит дворцы, а я небольшие, но уютные дома. В крайнем живет семья. Мама – не работает, папа – строитель и садовник. Брат – талантливый математик. И девушку его зовут Стелла. Вот семья Кристы. Мама – владелица салона красоты, папа – городской чиновник, а дети – ученики элитной школы. Мой участок обнесен забором, Криста ограничилась калиткой и часовней с остроконечной башней.

Папа выпрямился. Экранный Марти по его желанию бросил поливку цветов, спустился с террасы на кухню. Вдруг огонь, пожар!

– Вот черт, – выругалась я и побила ладонью губы. Мне запрещено ругаться даже дома. Главный цензор следит. – У Марти отсутствуют навыки в кулинарии. Он только появился в моей семье…

Папа опустил глаза. И на спине любимый рюкзак повис мешком, и пальцами он волнительно теребил толстый ремень гитары. Только сейчас понимаю, что в тот день он приходил со своим «Стимми».

Я выскочила из музыкально класса и побежала к маме с нетерпимым желанием потребовать признание. У приоткрытой двери остановилась. Прислушалась. Мама, похоже, проснулась. Я наспех собрала волосы в два хвоста с помощью тугих резинок, сдернутых с запястья – мама не выносит, если я захожу в спальню растрепанной, неумытой и одетой неопрятно.

Шепот, тихий смех…

– Папа вернулся, – промелькнуло в голове. Но мама, сидя на диване, пультом переключала каналы. На экране – повтор вчерашнего выпуска шоу талантов. Судьи выбирали лучшего вокалиста. В прошлом году я отправила заявку, и даже приглашение получила. Но Клаус быстро осадил мой порыв и предупредил маму:

– Небезопасно. Неэффективно.

И как голову при этом задрал, выгнулся. И она сидит такая, в кресле, с подведенными глазами, идеальной прической и в огненно-рыжем костюме. На изящной ступне покачивается туфля с острым каблуком. Пальцы барабанят по подлокотнику. А растерянная дочка стоит перед ней. Просит лишь об одном – разреши! И не понимает, почему брату позволено каждую неделю заниматься философией с настоящим профессором, а она вынуждена создавать виртуальные семьи, потому что играть без папы и его друзей скучно. Мама шевелит рукой. Я подхожу ближе, она проводит ладонью по щеке, задумчиво приговаривает:

– В другой раз, милая.

Клаус предлагает запереть непослушную дочь дня на три в комнате:

– Безопаснее и эффективнее.

Мама позволяет.

Сейчас она шепчется с кем-то. И не с мужем. Ее голос ласков, а тембр собеседника услужлив.

– Кеннет Пен! – догадалась я. Узнаю его из тысячи! Владелец музыкальной корпорации многих потеснил в должностях, возглавил «Администрацию» и «Большой Совет». Встречи, указы. Все важные документы проходят через него. Но что он делает утром в спальне мамы?

– Лиззи, мы победили! А с Южной Страной и музыкантом разберусь до нового года. Останусь на завтрак?

– Дети… Я не говорила им.

Ласковые речи на Кеннета Пена не действуют. Он поднимается с дивана. Одергивает плотную занавеску и солнечные лучи слепят его.

– Может Эдвину и Альберте скажем? Общество и советники, так и быть, поживут в неведении. Хотя людям, по большому счету, наплевать, кто твой муж…

– Пойми, сейчас не совсем подходящее время!..

Мама бледнеет. Замечает мой суровый взгляд. Привстает. Я прижимаюсь к холодной стене, через силу контролирую себя – довольно тяжело не реветь у сладкой пары на глазах, а могу истерику закатить, устроить скандал и заставить поволноваться. Но сознание не отпускает одна навязчивая мысль:

«Семья» распалась.

– Альберта, стой! – истошно крикнула мама и вырвалась из объятий человека, которого я отныне считаю врагом.

– Не волнуйся, мама! Я сбегу. Анабель мала, а Эдди занят внедрением в жизнь идей профессора Бойла…

– Куда? – грубо спросила мама.

– Позвоню Мону. Уж он-то знает адрес отца.

«Враг» ухмыльнулся и затянул пояс халата. Демонстративно распахнул дверцу шкафа над полкой, где папа хранит блокноты, нотную бумагу и коробку с цветными карандашами. Только сейчас я заметила внутри кожаный дипломат, папку с железными кольцами, тетрадку с рыжим следом от кофе на обложке и толстый бумажник. Пен показал графин и как бы случайно пролил воду на упавший со стеллажа ежедневник отца.

– Кеннет… мистер Пен многое делает для нашей безопасности… Ты просто не представляешь…

Я ловко выдернула ладонь из руки мамы. Губы «врага» растянулись в улыбке. Пен перестал мучить графин, прильнул к мочке женщины, которую вроде как любил, и потребовал закончить нелепый разговор. Мама на минуту пожелала оттолкнуть «врага». Опомнилась. «Враг» и не думал выпускать жертву из ловушки. Обхватил когтистыми лапами талию и не отпускал ко мне, дочке.

– Вы не только студию у папы забрали… Вы… Вы портите всё, к чему прикасаетесь!

Я выбежала на лестничную площадку и вдруг вспомнила о встрече с Кристой.

Какую машину выбрать? Спортивную? Нет, подобная годится только для поездок на пятничные вечеринки к Саре и Джес. Черную с позолоченными ручками? К бомонду маман на светское мероприятие не собираюсь. А вот эта, поскромнее, и пользуюсь ей чаще других. У меня вошло в привычку разъезжать по ночному Городу без сопровождения, когда небо ясное, дует ветер с реки и волосы хлещут по щекам. Сегодня журналисты снова вычислили мой маршрут. Не успела припарковаться и ступить на тротуар, как любопытные репортеры, окружили меня:

– Прокомментируйте развод!

– Когда Золотой Дворец разместит на сайте официальное заявление?

– Кеннет Пен обещает перемены. Что он хочет сказать, заявляя о публичном обращении к нации в пятницу?

2 3 4

...

Бесплатно

2.6

(5 оценок)