Предшествующий период

*** Записи из моего дневника.

«9 число, понедельник.

Я прочитала лекции студентам второго курса земельно-имущественных отношений в техникуме, закончила рабочий день, и я поспешила на улицу. Там меня уже ждал мой муж Саша, мы едем в Питер! Время 15:00. Я переоделась в машине и съела салат оливье, который заботливо захватил мой муж с собой в контейнере. Дорога была тёмной, снег с дождём, очень интенсивное движение. К вечеру мы уже сидели на кухне у моей Альбины и ели жареные кабачки, солёные огурцы, запивали кофе с молоком и «Рускеалой».

«10 число. Вторник.

У меня было заседание в Верховном суде Новгородской области, и мы отправились в Великий Новгород. Был прекрасный день, солнце, ветер, мы мчали по платной трассе и слушали музыку. После заседания покатались по городу, погуляли, сходили в кремль и… Решили ехать обратно в Питер. Ели, пили, пели песни, смеялись, отдыхали и радовались».

«Утром 11 числа, среда. Выехали в Петрозаводск.

Приехали уставшие и отдохнувшие. Радостные и весёлые».

«12 числа, четверг, я отдыхала, заранее взяла дни за свой счёт в техникуме».

«13 число. Я читала лекции по основам права в училище для сварщиков и принимала зачёт. А вечером на дачу! Дачу мы любим».

«14 числа днем мы с Сашей стояли у бани и увидели, что в нашем доме на втором этаже в стекло бьётся синица. Я ещё тогда подумала, что она принесла какую-то весть. Синица улетела, а весть пришла».

«15 числа, воскресенье. Раннее утро. Я упала».

***

В тот день «скорая» доставила меня в больницу, муж и мама ждали меня в холле больницы (или как он там называется в больницах). В тот момент я думала, что мне сейчас сделают волшебный укол, перекрестят и отправят домой. Мне сделали необходимые анализы, исследования и я ждала врача, лежа на кушетке в отдельном боксе приемного отделения.

Врач вошла в мою кабинку, я встала ей навстречу. В руках она держала несколько каких-то листов бумаги.

– Мария, мы сделали необходимые исследования и обнаружили у вас новообразование в головном мозге, вам нужно остаться в больнице, – спокойно заговорила она.

– Что это значит? Я не очень понимаю, что мне сейчас нужно делать? – я действительно ничего не поняла, в тот момент мне еще было не по себе, кружилась голова, все было как в тумане.

– Мы пока не знаем, что это такое, необходимо дополнительное обследование, дополнительные анализы, по результатам которых мы назначим лечение, – продолжила врач Елизавета Георгиевна.

***

На протяжении нескольких лет до случившегося меня много раз обследовали, давали рекомендации, лечили от разных болезней. Я обращалась к разным специалистам за помощью. Много раз я или мои родные вызывали мне «скорую», врач ставил мне укол и предлагал утром следующего дня обратиться в поликлинику по месту жительства.

В конце концов я оказалась на приёме у психотерапевта с ипохондрией, повышенной тревожностью и психосоматикой в виде повышенного давления, онемения рук, боли в правом ухе, постоянным чувством тошноты и многими другими симптомами, которые позволили врачам сделать вывод о моем психическом нездоровье. Я стала принимать антидепрессанты и сильнейшие транквилизаторы.

В тот момент я даже предположить не могла, что на самом деле являлось причиной моего плохого самочувствия.

Потом один из врачей скажет мне, что все мои симптомы имели классическую картину заболевания, и любой студент медицинского факультета смог бы определить, что у меня опухоль в голове.

Но в моем случае, никто эту самую картину не складывал воедино, каждый лечил свой «пазл» в этой картине. Головную боль и гипертонию – терапевт и невролог, больное ухо – отоларинголог, постоянную ночную рвоту списывали на вирусную инфекцию, которой, по мнению врачей, я была очень подвержена.

Врачи объясняли это так. Головокружения, проблемы с равновесием и координацией движений – это плохое кровоснабжение сосудов головы на фоне остеохондроза. Тошнота и рвота – вирусы. Головная боль – перенапряжение и умственные нагрузки. Боль в ухе, тоже сосуды. Светобоязнь – последствия ковида. Остальные симптомы указывали на психосоматику. Так я дошла до психотерапевта, у которого лечилась долгое время.

Мои первые страхи

Самый первый страх, который я испытала в тот день – сообщить семье. В тот самый первый день это было самым тяжёлым испытанием. Мой муж и мама сидели в зале ожидания больницы и ждали решение врачей. Я осталась в больнице. Меня мучили чувства вины и стыда. Я подвела семью. Я какая-то «бракованная». Надо это скрыть от всех. Семье сказать, конечно, надо, но как?

Сейчас я уже не могу точно сказать, поняла ли я в тот момент серьезность ситуации, какой-то период времени у меня выпал из памяти.

В 11:46 я написала сообщение своей сестре: «Я сейчас в больнице, у меня опухоль мозга. Никому не говори. Мама и Саша пока не знают».

В этот самый первый день жизни с осознания моего диагноза я пыталась взять себя в руки, но у меня это не очень получалось. В тот момент было трудно сконцентрироваться на чем-то другом или хоть как-то отвлечься от мыслей о моей болезни. Больше всего я волновалась, как будут жить мои дети без меня, о том, что им придётся пережить в связи с моей болезнью и моим состоянием после операции. И очень пугала мысль о том, что мои родные будут смотреть на меня мёртвую в гробу. Плакать, переживать, страдать. Неизвестно было, как они смогут справиться, и какой след это может оставить на их неокрепшей психике. Это, пожалуй, самое страшное было на протяжении всего периода болезни и весь последующий год.

Подготовка к операции

В следующие дни были капельницы, уколы, таблетки и ряд исследований головы, которые подтвердили первоначальный диагноз, но еще обнаружили отек мозга, поэтому назначили капельницы, чтобы его снять.

Меня готовили к операции.

В палате царила атмосфера спокойствия, иногда сменяющаяся радостью и весельем.

Я почти все время читала, книга, правда, попалась не очень интересная, но за неимением другой, пришлось довольствоваться этой. Остальные беседовали или сидели в телефонах.

Днем все замирало. Кто-то спал, кто-то дремал, но все стихало и наступала тишина.

В такие моменты опять накатывали страх и паника. Как моя семья останется без меня? Как они будут жить? Что есть? Смогут ли справиться с трудностями? Кто будет жалеть моих детей, целовать их, дарить любовь, ласку и заботу?

– Маша, а сколько лет твоим сыновьям? Где они учатся? – спросила меня Снежана Петровна.

– Старшему 20, а младшему 14. Старший учится в техникуме на последнем курсе, а младший в лицее, – ответила я.

– Они у тебя самостоятельные? – поддержала интерес Аллочка.

– Да, все могут, все умеют. Просто я им напоминаю, помогаю, контролирую. Мне хочется облегчить им жизнь. Я стараюсь все максимально взять на себя. Пусть они как можно дольше наслаждаются детством и юностью, – ответила я, а в груди защемило от чувства отчаяния и страха. Как продлить время, проведенное с семьей? Сколько я еще проживу? Столько еще хочется сделать для них, сколько сказать.

– Я тебя понимаю. Моему почти сорок лет, тоже переживаю, как он там. Недавно развелся, и теперь живет у меня, – сказала грустно Аллочка.

Этот ее ответ меня очень удивил. Ладно у меня маленькие дети, но у Аллочки сын почти мой ровесник, чего переживать за взрослого мужика.

– Мои внуки одни в школу ходят и на кружки, сами себе готовят еду и надолго остаются дома одни, – Раиса Александровна впервые заговорила о своих внуках.

– И вам не страшно за них? Не хочется уделить внимание? – уточнила Аллочка.

– Ну конечно, нет. Родители работают, а я не могу заниматься внуками. Мне надо заниматься собой, – Раиса Александровна возмущенно посмотрела на Аллочку, и та почему-то поникла и сжалась.

– Чем это ты таким занимаешься, что тебе не до внуков? – строго спросила Снежана Петровна.

– У меня каждый день расписан! Ходьба, бассейн, парикмахер, массаж, маникюр. Да и вообще мы с мужем постоянно путешествуем. Вот выпишут, и мы сразу полетим куда-нибудь. А внуки все равно вырастут. Зачем я сейчас на них буду тратить время, если можно его тратить на себя? – Раиса Александровна недоумевала от наших вопросов и откровенно возмущалась.

И тут неожиданно для нас в разговор включилась Лариса Степановна. Она редко поддерживала беседы, в основном с кем-то ругалась или просто возмущалась на кого-то вслух: – У меня трое детей. Я с ними вообще не общаюсь. Двое непутевые. Живут хорошо, богато. Мне не звонят и не навещают. Один хороший, очень умный и красивый. Только он сейчас в больнице, и к нему не пускают никого, карантин по ковиду.

– Так ведь ковид, вроде, прошел уже. Все ограничения сняли, – жёстко прервала ее Снежана Петровна.

– Нет, у них в больнице не сняли. Я звонила врачу, узнавала, – настаивала Лариса Степановна

– И давно он в больнице? – сердито спросила Снежана Петровна.

– Дак, 30 лет уже. Но он здоров. Это старший сын его туда упек, чтобы он врачом не стал. Старшего зависть замучила. Все думают, что он не в себе. Домой не отпускают. Он у меня нормальный, очень умный, врачом станет скоро, женится и внуков мне подарит! – гордо говорила Лариса Степановна

– Сколько лет-то ему? – робко поинтересовалась Аллочка

– 56, – спокойно и уверенно ответила Лариса Степановна.

В палату вошли несколько человек в белых халатах и прямиком направились ко мне.

Елизавета Георгиевна представила их мне:

– Мария, это врачи-нейрохирурги. У нас будет консилиум по вашему случаю. Нам надо уточнить у вас кое-какие вопросы.

– Да, хорошо, – я приготовилась отвечать на вопросы врачей.

Среди врачей был нейрохирург, который планировал меня оперировать и заведующий отделением нейрохирургии. Они все вместе стояли передо мной и казались сильными, уверенными и большими. Я рядом с ними казалась очень маленькой и хрупкой. Мои 154 сантиметра роста особенно жалко выглядели среди этих огромных мужчин. Я стояла в халате, с распущенными длинными кудрявыми волосами темного цвета, в кистях рук были катетеры, руки в локтях были синего цвета и перетянуты бинтами.

У меня был один единственный вопрос.

– Я буду жить? – громко спросила я у группы собравшихся врачей.

Они все заулыбались, а заведующий похлопал меня по плечу.

– Ну конечно, будешь! Куда же ты денешься?!

Дальше были вопросы и уточнения о сроках операции, месте ее проведения, способе и другие. Но все остальные детали меня уже не интересовали. Мне дали ответ на самый важный вопрос. Я буду жить! Это самое главное. Теперь точно, сомнений больше не осталось. Только бы мои дети и муж перетерпели этот период без меня, а там я приеду и все улажу. Только дайте время.

Женщины в палате постоянно что-то кушали, в основном то, что принес муж Раисы Александровны – Ринат. Кормили в больнице, мягко говоря, не очень сытно и вкусно. В основном все вареное и тертое. Часто была вареная капуста. Поэтому все с радостью угощались домашней едой. Ринат готовил отменно, выглядели его блюда очень аппетитно и пахли очень вкусно.

Но я терпела. Елизавета Георгиевна предупредила меня, что мне нельзя сладкого, соленого, кислого, острого, жирного, жареного, в общем, почти ничего нельзя, поскольку от этого может быть задержка жидкости в организме, а у меня и так отек мозга. Поэтому почти всегда я смотрела на окружающих голодными глазами, но стоически терпела.

Через пару недель моего пребывания в больнице снова был консилиум во главе с заведующим отделением нейрохирургии и все врачи стояли у моей кровати в нашей палате.

Заведующий объяснил мне, что меня переведут в другое отделение, надо настроиться и выполнять все требования врачей, операция очень сложная и долгая, серьезная. Предстоит не просто удаление опухоли, а делать это будут, разрезая кости. Еще он отметил, что трепанация черепа может иметь серьезные последствия.

Я внимательно слушала заведующего, но для себя я уже решила, что все будет хорошо, я справлюсь. Я молодая, сильная, почти здоровая. Да и врач мне обещал, что я буду жить, поэтому сомнений не было, был лишь один вопрос.

– Все операции сложные, но операции на голове особенно сложные из всех сложных, – говорил мне врач.

– Вы умеете их делать? – озвучила я самый волнующий меня в тот момент вопрос.

– Умеем, – засмеялся заведующий и положил свою огромную, сильную руку мне на плечо.

Когда все члены консилиума удалились, соседки по палате наперебой стали меня стыдить за столь глупый, необдуманный и дерзкий вопрос, который может оскорбить любого врача, а передо мной стоял заведующий отделением нейрохирургии.

Я пыталась сказать, что не бывает глупых или неудобных вопросов, я считаю, что вопросы могут быть только двух видов: заданные и незаданные.

Но женщины осуждающе принялись меня переубеждать. Я сдалась и признала свою вину.

Пару часов меня мучило чувство вины. Я взяла себя в руки и решительно пошла в отделение нейрохирургии искать ординаторскую.

– Денис Владимирович, простите меня, пожалуйста, за бестактный, дерзкий вопрос, я не хотела Вас обидеть, просто я волнуюсь перед операцией, мне очень страшно, я просто хотела понять, делали ли Вы подобные операции, и были ли пациенты с такими случаями, как у меня.

Денис Владимирович улыбнулся, уже привычно по-дружески похлопал меня по плечу: «Все хорошо, я все понимаю».

Мне стало легче, и я еще более уверенней стала ждать предстоящую операцию, и все меньше сомнений в положительном исходе меня посещали. Я вернулась в палату. Соседки все еще пребывали в недоумении от моей, как им казалось, дерзости.

***

Одним из испытаний всего этого периода стал сам диагноз. После осознания, что это не сон и не шутка, это реальность, начался кошмар. Больше всего я боялась за своих близких. Как они будут жить без меня? Как они будут жить со мной, но больной? Как им это все пережить? Я все время об этом думала. Читала мнения врачей. Форумы. Узнавала последствия, осложнения, прогнозы. Мне все хотелось держать под контролем. Очень хотелось облегчить им эту ношу.

Я продолжала читать книгу и спать. Больше заняться в больнице было нечем. Женщины стали интересоваться, почему я не плачу, ведь из всех пациентов отделения у меня самый тяжёлый случай. Я не спорила. Да, случай тяжёлый, но я уже для себя решила, что у меня все будет хорошо. Я уже на правильном пути. Я больше не буду жить с опухолью в голове. Ее нашли, о ней знают врачи, они умеют удалять. Теперь я на пути к своему выздоровлению. С чего же я должна плакать?

***

– Алло, Саша, добрый вечер, как дела? Сегодня суббота, чем занимаетесь? – я очень переживала, как без меня справляются мои домашние.

– Все хорошо. Я приготовил ужин, Андрей сделал домашнее задания, а Кирилл сходил в душ и поменял постельное белье, уже отдыхаем, – ошарашил меня мой муж.

Младший сын сам поменял постельное белье! Я не могла в это поверить. Наверно, специально так говорит, чтобы я не расстраивалась. Ну ничего, я скоро вернусь домой и все сделаю сама. Как всегда.

***

За несколько месяцев до описываемых событий я увлеклась интересным способом развития мозга – вела дневник в бумажном виде, ежедневные записи я вносила туда левой рукой, хотя от природы я правша. По каким-то неведомым причинам я неосознанно хотела позаботиться о своем мозге.