Ничего особенного за эти дни не произошло, так как второй день стоит хорошая погода. В плохую погоду, я имею в виду теплый день с очень сильным ветром, который ломает деревья, мы с Нюсей ходим в кино. Потом установилась пасмурная теплая погода без солнца и ветра. В такую погоду я, Нюся и Люда ходили на территорию санатория играть в бадминтон и волейбол. Там мы встретили Вовку, друга нашего с Нюсей детства. Конечно, от стеснительного, скромного Вовочки ничего не осталось. Это юноша с широченными плечами, узкими бедрами (ног не разглядела), темненький, и вообще, весь какой-то очень смуглый. Ничего, симпатичный. Нюське, конечно, Юрка стал не мил, ее тянуло к Вове. Позавчера мы ходили на пляж, там встретились с ним. Он Нюсю топил, а до меня боялся дотронуться, так как помнил, наверное, грозную Миру, которая его всегда лупила. Он стал страшный зазнайка. Ходит с Витей (его старший двоюродный брат) и с Витиными девчонками. Мне все равно, Нюся сходит с ума. Вчера приехала Лиля из Вильнюса, где она пробыла полторы недели. С Толиком у нее все нормально. Сегодня ходили в «Вильнюс» на танцы. Там был Вова с Витей. Нюсю Вова не пригласил и ушел. Нюся была «убита горем». По-моему, ей кажется, что он в нее влюблен. Что ж, все может быть.

Ну, вот, мама стучит в стенку. Кончаю, а то уже десять минут первого. А так Н Е Х О Ч Е Т С Я!

14 июля.

Ну вот. Ай, не знаю с чего начать.

9 июля первый раз в жизни мы пошли на эстраду.

Понравилось.

Вообще, я с мамой договорилась, что мы каждую субботу будем ходить на эстраду.

Лилька мне все уши прожужжала, что у нее с Витей Воронцовым может быть роман. И он, Витя, вправду все с ней танцевал. Вчера что-то стал танцевать с Нюсей.

Нюся все по Вове сохнет. И вот не знаю, почему, во всяком случае, я ему не нравлюсь, Вова пригласил меня на танец. И мы станцевали три танца подряд. А потом он меня все время приглашал. Нюся, прям, бесилась, но я ее успокаивала, ведь у нее гораздо больше шансов закрутить с ним. Она ведь симпатичнее, чем я. Под конец она расстроилась, заплакала и убежала. Я попросила Сережку Поплевкина, чтобы он ее проводил. Меня же пошел провожать Вова. Не буду даже писать, какой Вовка нахал. Я ему ничего не позволяла и думаю, он со мной больше не пойдет.

16 июля.

Прошло всего лишь два дня, а мы уже на хуторе.

Этот хутор находится в двенадцати километрах от Друскеник. Сейчас, например, записывая, я сижу и пожираю яблоки, зеленые, конечно. Здесь так здорово! Погода сегодня, правда, была неважная, но зато я связала, почти довязала, платье. На этот хутор мы поехали втроем: я, Лиля и Нюся. Зину мама не отпустила, Полина сама не захотела.

Хотим вернуться к субботе, чтобы пойти на танцы. Здесь есть всего лишь одна девочка нашего возраста, Она.

Вот гады! Не дают записать! Это я, конечно, смеюсь.

Здесь очень красиво. Типичный литовский хуторской пейзаж. Рядом речка Анча и буквально метрах в пятидесяти от нашего дома она впадает в Неман.

Все равно, хоть здесь и красиво, в Друскениках гораздо лучше.

17 июля.

Вчера вечером было так здорово!

К вечеру погода разгулялась, стало теплее. И вот мы поужинали и пошли на Анчу. Так искупались! Вода такая прохладная. Мы искупались, пришли и сразу залезли под одеяло. А сегодня утром была моя любимая еда: яичница с молодой картошкой и молоком. Вообще, здесь так хорошо! Отдыхаешь и душой, и телом. Так спокойно, тихо. Если бы была хорошая погода, мы были бы до субботы, но сегодня опять что-то нежарко.

17 июля (вечер)».

………..

Здесь я опущу, пожалуй, чуть-чуть записей в дневнике и вернусь к ним позже.

А сейчас расскажу о другом…

Так много дней прошло, так много ночей. Что были эти дни и ночи для нее? Что была для нее вся ее жизнь? Какая-то непонятная спешка, суета и в итоге – одиночество и стылая пустота чужих квартир. Много-много лет назад начиналась ее жизнь. Она сулила ей так много прекрасного, невероятного! Так много побед и вершин. И так верилось во все это, потому что начало ее жизни было именно таким – звездным. Уважение, почет, послушание… даже зависть… Все было в начале этого пути. Дружба, крепкая и чистая, круговорот юности с его радостью постоянного активного общения с друзьями и подругами и светлой печалью первых девичьих романов. Осознание счастья от самой жизни, и даже не осознание его – просто счастье. И полнота каждого прожитого тобой дня. Райкомовские сходки, беседы один на один с секретарем райкома комсомола, в которого тихо была влюблена. Конференции с посадкой в президиумы, трибуны митингов и демонстраций с гордостью за хорошо сделанную тобой работу и за своих родных ребят, которые делают эту работу вместе с тобой. Где-то глубоко внутри – осознание своей силы и власти. И значимости… Ощущение полноты жизни, которую тогда не ощущала. Просто жила.

Куда это все ушло? Где растворилось? И почему? Почему – чужие квартиры? Почему – чужое счастье за окном? Почему – метания внутри своей души и все больше и больше – разочарование в самой себе, разочарование, о котором страшно даже шепотом признаться себе?

Где растеряла все? По какой дороге шла? Куда вернуться, чтобы забрать или начать все сначала?

Вопросы, вопросы, вопросы…

И сейчас она читала свой дневник и пыталась увидеть себя внутри, ту, пятнадцатилетнюю. Что двигало той душой? Что имело в виду то сердце? Чем жил тот разум? Где! Где истоки краха? Ведь, вроде, так все чудесно начиналось… Где же прореха, через которую в жизнь ее, в судьбу ее пролезло зло и несчастье? Через которую просочилась неудача и заполнила собой все остатки ее жизни? С чего все началось?

Она вчитывалась в свой дневник и не понимала – почему с ней это случилось? Ведь не должно же было так быть!? Не должна была судьба повернуться к ней голой своей задницей!

А – повернулась…

…………

6.

«…17 июля (вечер).

Только что поужинали. Ох, и налетели мы на еду! А едой был молочный суп с мучными фрикадельками. Вообще, как мы заметили, здесь совсем не едят мясо. Вот мы здесь два дня, а кроме картофельных изделий и молока ничего не ели. Это как раз то, что я хотела. Правда, вчера я пила чай с заваркой из тмина. Девчонкам не понравилось, а я выпила с удовольствием. Я сейчас сижу у окна. На улице тихо, тихо. Деревья даже не шелохнутся. Ни ветерочка, только за Неманом кричит какая-то птица. На улице прохладно.

Хотели сегодня опять искупаться, но, наверно, не будем. Там, где стоит сейчас этот дом, где мы живем, была Литва, а на другой стороне Немана была Польша. Интересно, можно было полякам переплывать на эту сторону Немана просто так?

Пришли девчонки.

19 июля.

Не дали мне тогда дописать. Пошли мы тогда за яблоками.

А сейчас я сижу, и прямо зло берет. Ну, до чего все-таки ветреный человек эта Нюська.

Или ветреный или бескультурный. Мне прямо неудобно за нее. Она меня просит, чтобы я о ней в дневнике ничего плохого не писала. Ну, как тут не напишешь! Как старшая сестра, я чувствую на себе некоторую ответственность, какой она вырастет. И пока я за нее боюсь. Она хорошая девчонка, но совершенно не умеет держать себя в руках. Зимой она Лиле понравилась, но теперь, после деревни, она в Нюсе разочаровалась. И все из-за ее несдержанности.

3 августа.

Что же это, в самом деле, такое?

Как сяду писать, так и начать не с чего.

Вова Нюсю провожал четыре раза. Правда, вчера я сама так подстроила, чтобы он пошел ее провожать. А иногда я жалею, что не стала с ним ходить. Почему это? А впрочем, это не так уж и важно.

Погода опять наладилась, но ужасно хочется в школу. И учиться и вообще, так, встретиться со всеми ребятами. Мы все-таки здорово сдружились. Этот год выдался такой трудный! И Алька, И Юрка, и Витькины часы. Даже этим летом, я замечаю, с теми ребятами, которых в школе я даже не замечала, приятно встретиться, поговорить. Все говорят, что девятый класс очень трудный. 9-й КЛАСС! Мы уже взрослые люди. Почти взрослые. Как интересно знать, что будет зимой. Наверно, парни наши за девчонками бегать будут! Ой, как интересно. У нас должно быть около двадцати книг. И все мы должны изучить. Ужас! Толя Одинцов стал такой зазнайка! Встретишь, поздоровается и идет. Фу, зазнайка.

Господи, Нюська опять гладить собралась. Вчера весь вечер чесалась. Даже мама не выдержала, сказала ей об этом. Нюся – не правильный человек, но мама говорит, что если бы она пожила с нами годика два, то она бы «обтесалась». Все может быть.

5 августа.

Ой, вай, вай! Хоть караул кричи. Приехал Пантелеев. Теперь, кто такой Пантелеев. Я с ним переписывалась полтора года. Он сидел в колонии, но это его не испортило. Он парень ничего, но не в моем вкусе.

7августа.

Я люблю гулять одна. Когда гуляешь одна, как-то больше замечаешь, чувствуешь. Вот сегодня вечером я сидела на скамейке в санатории «Дзукия» одна. Нюся ушла гулять с Леной, моей, в общем-то, бывшей подружкой. Мне не хотелось идти с ними. А чуть попозже я ушла одна. Сижу, слушаю музыку. И вдруг… упал листочек с дерева. И сразу стало ясно, что уже осень!

О С Е Н Ь! Этим все сказано. Во многих стихах ее описывали и описывают. Называют и златой, и «очей очарованье», и… В общем, красочно ее описывают. А на меня осень почему-то оказывает какое-то непонятное действие. Мне хочется быть одной, больше думать. Печаль, одна печаль в душе моей. Но это, конечно, не всегда. Почему я люблю грустить? Может быть я очень мечтательна? Нет, обо мне этого не скажешь.

А впрочем? Кто его знает.

Ох, дневник, дневник. Сколько моих мыслей ты знаешь. В тебе вся моя душа. Иногда так страшно бывает: вот возьмет кто-нибудь и прочтет. Что будет? Наверно, ничего особенного. Может быть, кто-нибудь посмеется, кто-нибудь взгрустнет, а кто скажет: … Что он может сказать? Каждый понимает и чувствует по-своему.

Почему-то, когда у человека спрашивают, для чего он живет, он говорит: «Чтобы приносить людям счастье и радость». Но ведь это не всегда удается. Сколько трудного приходится в жизни испытать, чтобы по-настоящему творить радость для людей.

Сейчас пришла мама и спросила, что я пишу. Оказывается, она не знала, что я веду дневник. Что-то не верится.

9 августа.

Коля уехал. Оборвалась еще одна нить. Хотя эта нить и не последняя, все-таки это очень неприятное чувство. О нем можно сказать больше, чем неприятное. Мне почему-то очень горько. Даже не верится, что он уехал и все. Больше мы, наверное, не встретимся. А, может, он и не уехал. Нет, нет, он уехал. Я вчера вечером все старалась себя уверить, что ни я ему, ни он мне не нравится. Но вот сейчас мне горько. Но пусть об этом не узнает ни одна душа.

11 августа.

Странное дело. Уже прошло, или, прошло только два дня, как уехал Коля, а я все никак не могу с этим смириться. Я как-то раньше о нем не думала. Ну, был он, не все ли равно? А вот он уехал, и стало пусто. Не обязательно ходить вечером гулять, не надо ходить на танцы. А все это из-за того, что я очень впечатлительная натура. Вчера мы с Нюсей сидели около эстрады. Как заиграла музыка, я чуть не разревелась.

Скоро приедет Лиля. Будет немного легче. Нюся переживает, что не нравится Вовке, все изводится. А он такой пошляк, что я не стала бы за ним бегать. Разве можно представить себе такую вещь? Назначил ей свидание, сам не пришел, да еще говорит, что не мог прийти. Коля такого бы никогда не сделал. Хотя и считает себя мямлей. Милый Коля, он и не знает, какой он хороший парень.

15 августа.

Что бы мне больше всего хотелось, так это получить письмо от Коли. Но я так решила: если сегодня не получу от него письмо, значит ждать и надеяться не на что. Надо просто выбросить все из головы.

24 августа.

Уехала Нюся. Вчера. А сегодня весь день я сидела дома. Как-то без привычки скучно. Все-таки я к ней уже привыкла. Она у нас пробыла два месяца и восемь дней. И ей трудно было уезжать от нас, тем более, что Вовка не пришел ее проводить. Он самый настоящий хамуйло. Так его зовут во дворе. И правильно. Я обязательно поеду к ней на Новый год. Даже если сюда приедет Коля. Меня все девчонки уверяют, что он обязательно приедет. Но у Нюси мне скучнее, наверное, потому что у нее нет друзей. А у меня она узнала весь мой класс. Почти.

Сейчас очень неспокойно в Чехословакии. Наши войска уже вошли туда. Стоит нашим солдатам сделать один, всего лишь один выстрел, хотя бы в воздух, все будет кончено. Войска Бундесвера уже у границ Чехословакии. Но будем надеяться, что все обойдется. А все-таки страшновато. Как-то не верится, что вот стоит только сказать слово «война!», как все сразу рухнет. И ничего нельзя отменить, переделать. Мама говорит: «Не страшно, не страшна вой- на тем, что умрешь, а просто обидно. Обидно за людей». И мне тоже очень, очень обидно, что есть люди, которые хотят войны.

27 августа.

Ура, ура, ура. Приехал Алька! Это так здорово. Сейчас объясню – почему.

У нас в классе из двадцати одного мальчишки остались только одиннадцать. И то – какие! МалЫе. Пять-шесть стоящих. Я имею в виду – высоких. И если бы уехал Алька, мы бы вообще остались сиротами. Я шучу, конечно. Вообще, здорово, что Алька у нас. А в основном из-за чего я радуюсь, так это то, что Коля с Алькой прислал мне какое-то послание. Не знаю еще, что он там пишет.

Вообще – очень здорово.

28 августа.

Ну, вот. Теперь я имею все, что хотела. Коля хочет со мной переписываться. Но мне почему-то не особенно радостно. Я чего-то не того хотела. И даже сама не могла бы объяснить – чего именно.

Самое главное, я не знаю, что ему писать. С Пантелеевым было все просто. Он ведь мой одноклассник. И то, над первым письмом посидела. А здесь… Даже не знаю.

1сентября.

Вот уже и сентябрь, а всего неcколько часов назад было лето. Лето, как быстро оно пролетело. Так жалко, как будто расстаешься с другом. В общем-то оно было хорошим в этом году. Завтра в школу. Школа.

29-го мыли свой класс. Будем учиться в своем классе. Так здорово. Я сажусь на свою парту с Толькой Одинцовым. Мы уже договорились. А вчера он назначил мне свидание, и мы гуляли полтора часа. Не знаю, что будет в школе.

29 августа отправила письмо к Коле и теперь с нетерпением жду ответа. Скорей бы уже.

Сейчас такие хорошие дни стоят. Жара, страх какая. Как в начале лета. Как мы, интересно, в формах будем? Изжаримся. Что еще писать? Очень хочется сегодня писать и что-то не пишется.

5 сентября.

Ах, Коля, Коля, зачем ты меня мучаешь? Ведь если ты можешь быть уверенным, что нравишься мне, то я не могу. Ты сам знаешь почему. А, может быть, твое такое ироническое поведение было бессознательным? А, может быть, ты просто меня стеснялся, и в таком поведении выражалось твое смущение? Хотя, нет. Но что тебе стоит написать и послать конвертом «авиа». Я просто не знаю, куда мне деться. Может быть, ты хочешь испытать мое терпение? Так оно у меня есть. Если ты мне не напишешь, как сказала Лилька, то обещаю, нет, лучше не обещать. Но ты понимаешь, мне очень трудно будет разувериться в твоей кристальной чистоте. Ведь я была так уверена. А в чем я, собственно, была уверена? В сущности, я только надеялась. И вот ты подал мне надежду и теперь заставляешь меня так мучаться. Лучше бы ты мне вообще ничего не писал. Завтра жду последний день. Если не будет письма, то значит, я тебя просто выкину из головы. Не тебя, конечно, а мысли о тебе. Ведь уже прошло восемь дней, как я послала тебе письмо. Нет, я жду от тебя письмо не потому, что ты мне безумно нравишься. Нет. Просто, понимаешь, мне очень хочется узнать, какой ты в письмах. Стоит мне получить от тебя хоть одно письмо, и мое любопытство будет удовлетворено. Так что не очень-то воображай. Ясно?

А правда, что было бы, если бы я ему и вправду послал бы это послание? Если он такой, каким я его себе представляю, то он сразу же написал бы мне письмо в конверте авиа и извинился за то, что заставил меня ждать. А если не такой? НЕ таким я его не представляю, НЕ такой мне не нужен. Никогда не забуду, как он откусил полконфеты, а вторую половину заставил съесть меня.

Но это ничего не значит.

В школе все по-прежнему. Получила тройку по алгебре. Я уже вперед знаю, что годовые по алгебре, геометрии и физике у меня будут тройки. Очень трудно учиться. Никогда не думала. Не то, что очень трудно. Просто очень много задают. Второй день, как только пошло по шесть уроков, мы с Зиной делаем уроки по пять часов. С четырех до девяти. Всего в день, кроме сна, мозг свободен от ученья только пять часов. В день я гуляю только один час. И то с девяти до десяти вечера. Но потом, наверное, будет легче.

Надо только вначале посидеть»…

7.

«Что я здесь делаю? Зачем я стою перед этой дверью?

Зачем я сюда пришла?»

Она стояла перед парадными огромными белыми дверями входа в актовый зал Дворца Бракосочетания на набережной Красного Флота и хихикала. Он – тоже хихикал. Потом они начали смеяться громче. И не могли удержаться. И не могли остановиться.

Их гости и их родители, ее мать и его мать и отец смотрели на них недоуменно, а ее мать – осуждающе: она пыталась донести до своей дочери идею, что та ведет себя не совсем умно и как-то даже неуместно случаю.

Но они ничего не могли поделать. Им было страшно. Теперь, спустя годы и годы, она, наконец, смогла понять причину того их дурацкого смеха под дверью в актовый зал, где они должны были стать мужем и женой: они оба не понимали, зачем они это делают. Они оба были не готовы к тому, что предстояло им получить в этом актовом зале за этими закрытыми пока дверями и то, кем им предстояло оттуда выйти. Только под этой большой белой дверью они осознали, наконец, что все-таки пришли сюда. И теперь обратной дороги нет. И, как они оба думали тогда, не будет никогда. Именно поэтому им было так страшно. Они хотели бы убежать. Но продолжали стоять под дверью. И смеялись. Судорожно. Не плакать же, в самом деле?

Все думали, что им очень смешно. Им было очень страшно.

Она смотрела на эти белые двери и со страхом думала: