Девушка плеснула Даниэлю в бокал вина, и он неожиданно для себя улыбнулся ей. Не дежурной светской улыбкой, предназначенной для журналистов и поклонниц, а от души. Ему не хотелось, чтобы такая чудесная девушка запомнила его как брюзгливого и уставшего человека.

Мария зарделась и убежала. А Кэтрин обрадовалась: может быть, красивая девушка и восхитительное вино приведут Даниэля в чувство?

Глава 8. Автограф принца Чарльза

Но она зря надеялась. Это улыбка была первая и последняя в этот вечер. Вспыхнувшая на секунду, она озарила лицо ее сына, и он снова стал похож на того Даниэля, каким она его увидела в тот день, когда заявилась в их с Мири гнездышко. Но вскоре Даниэль погас, как будто его выключили, и остался отрешенный человек с блуждающими где-то далеко мыслями.

Кэтрин очень хотелось встряхнуть его, накричать, что нельзя так себя вести, что ушедшая девушка еще не конец жизни, что у него есть музыка, есть ответственность перед слушателями, перед друзьями, в конце концов, есть она, уже немолодая мать. Но Кэтрин молчала. Она достаточно повидала таких отчаявшихся лиц и знала, что ни крики, ни увещевания не помогут. Из своей темноты Даниэль должен выбраться сам, и он справится.

Пришла Мария и принесла на деревянных дощечках две черные сковородочки с восхитительно пахнущим блюдом: тушеные в нежнейшем соусе куриные потрошки, украшенные маленькой веточкой шалфея.

Кэтрин ела и нахваливала, Мария цвела улыбкой, а Даниэль сделал два глотка вина и немного поковырял чибрео.

Расстроенная Мария вскоре ушла, а из двери выбежал всполошенный хозяин и спросил, указывая на Даниэля, почему синьор не ест, неужели не вкусно?

– Синьор болен, – объяснила Кэтрин. – Все очень вкусно! Ваша жена – волшебница!

Старик радостно закивал и повлек их внутрь ресторанчика. В небольшом зале стояло несколько столов, но за ними никто не сидел, крепкие деревянные стулья громоздились на клетчатых скатертях. В старинном буфете стояли пыльные бутылки, над стойкой висели чистые пузатые бокалы, на стенах – яркие фото в рамках.

Хозяин подтащил их к круглому столику, накрытому кружевной салфеткой. На салфетке лежала пухлая книга в толстом переплете. Старик энергично полистал страницы, потом хлопнул себя по голове и дернул за узорчатую закладку. Книга раскрылась на нужной странице, и хозяин ткнул узловатым пальцем в неразборчивую подпись:

– Principe Charles, – важно сказал он и указал на большое фото британского принца в простых светлых брюках и футболке поло и самого хозяина.

Кэтрин ахнула, а Даниэль промолчал. Он надеялся, что уже конец, и сейчас они сядут в машину и поедут… Куда? В отель они уже не успевали, значит, сразу в филармонию. Надо позвонить Ханне, чтобы взяла из сейфа отеля драгоценного Гварнери, а из его номера – концертный костюм. Но Ханне скрипку не дадут, значит, все же придется заезжать в отель.

На стене, рядом с принцем Чарльзом, висело еще несколько снимков разных звезд, но Даниэль их не узнал. Вероятно, итальянские селебрити.

Старик ткнул загорелым пальцем на пустую страницу рядом с размашистой подписью принца и вручил Даниэлю ручку с золотым пером. Даниэль, удивленный такой честью, расписался напротив будущей монаршей особы и собрался уходить. Но хозяин остановил его. Он встал между ним и Кэтрин, важно надулся и позвал Антонио.

Откуда-то из недр траттории выбежал таксист с дорогой зеркалкой в руках. Он щелкнул несколько кадров, и на этом пытка для Даниэля закончилась. Он не стал доставать кредитку, заплатил наличными, оставил щедрые чаевые и побрел в такси.

Кэтрин, распрощавшись-расцеловавшись со всеми, поспешила за ним. Остаток пути до отеля Даниэль дремал.

Концерт прошел нормально. Даниэлю удалось настроиться, и играл он хорошо. Наработанная годами техника не подвела, но отзывы были осторожны и сухи: «Нет былого блеска и очарования», «Маэстро играет ровно, профессионально, но пресно», «Маэстро выглядит больным, он перегорел».

Заголовок одной из статей все же немного задел его: «Зрелое мастерство или усталость?» – вопрошал критик.

Даниэль пожал плечами: «Паганини ругали, Бетховена тоже… и даже Моцарту доставалось. Чем я лучше?»

Впереди было пять свободных дней, редкое везение, и он надеялся, что отдохнет и восстановится.

Глава 9. Скрипичный техник

Выйдя из такси, он поспешил в свою квартиру на Rue du Chemin Vert в XI округе Парижа – Папанкуре³³. Даниэль приобрел двухуровневый лофт³⁴ восемь лет назад. Ему понравился богемный парижский район, который раньше славился столярными мастерскими, а теперь его заселила творческая молодежь. Конечно, здесь было шумно, но окна лофта выходили во внутренний двор с садом, и людской гомон не тревожил Даниэля.

Он очень любил свою небольшую квартирку. На нескольких стенах дизайнер оставил кирпичную кладку бывшей мастерской, а вся остальная отделка соответствовала современности и простоте.

Даниэль включил свет, мельком просмотрел валяющиеся на столике счета, рекламные проспекты, приглашения на различные мероприятия и фестивали, какие-то опросы. Автоответчик записал несколько десятков сообщений, из которых самыми нужными оказались напоминания о визитах к дантисту и к специалисту по техническому обслуживанию скрипки.

«Отдохну и отвезу Гварнери на осмотр», – решил Даниэль и отправился в крошечное патио с двумя шезлонгами и цветами в горшках.

Оборвав несколько желтых листьев и засохших бутонов у бордюрных роз, Даниэль рассердился: опять нерадивая домработница забыла полить цветы.

Первая мысль была: «Уволю!», вслед за ней пришла и другая: «А раньше мне было все равно, меня не волновали сухие растения, я просто оставлял денег, чтобы ленивая уборщица купила новые цветы. Правильно сказала мать, я превратился в брюзгу».

Развалившись в шезлонге, Даниэль закрыл глаза. Под веками плясали разноцветные кляксы, в ушах звенел шум аэропорта – он еще не отошел от дороги.

«Поспать, что ли? Поеду к технику позднее», – решил он и задремал.

Днем Даниэля часто клонило в дремоту, а вот ночью он мог уснуть только с помощью четвертушки от таблеток, которые выдал итальянский доктор. Белые кусочки помогали безотказно, но Даниэль беспокоился, что таблетки скоро закончатся и надо будет срочно искать шринка, чтобы выписал рецепт.

Неприятные мысли прогнали сон, Даниэль поплелся за ноутбуком, чтобы найти психиатра.

Google выбросил адреса множества врачей, некоторые даже работали неподалеку, но приятные женские голоса сообщали: «В ближайшее время записи к доктору нет, но можно найти для вас время через месяц. Записывать?»

Даниэль отказался. Через месяц он будет в Нью-Йорке. Он раздумывал, не записаться ли к американскому врачу, но все же решил обратиться к матери, она поможет ему, хотя предварительно и вынесет мозг.

Даниэль позвонил технику, месье Дерошу, и договорился, что привезет Гварнери и еще одну скрипку в течение часа.

Даниэль вызвал такси. Его спортивный Audi остался в гараже возле дома на Сардинии. В то страшное утро, невыспавшийся и больной, он не сел за руль. Пришлось срочно менять маршрут. Даниэль хотел ехать в Милан на машине, но Мирослава ушла, он мог полететь на самолете. Билеты на такой ранний рейс Даниэль купил легко и, бросив автомобиль в гараже, отправился в аэропорт на такси.

Сейчас машина пригодилась бы. Такси в Париже приходилось ждать.

«Может, нанять водителя, пусть перегонит с острова автомобиль? – думал Даниэль. – Но я все равно поеду на Сардинию, чтобы забрать оставшиеся там вещи и нанять риелтора для продажи дома. Правильно сказал страшный черный человек: “Дом вы продадите. Вы уже не сможете жить в нем”. Я бы вообще не появился на острове, пусть нанятый риелтор готовит коттедж к продаже, но в нем остались мои вещи».

Своих вещей ему не было жаль, хотя несколько престижных призов и особо памятные афиши он бы забрал. А также ноты и диски. Впрочем, все это можно упаковать и выслать почтой.

Но Мирины вещи! Он не мог допустить, чтобы кто-то дотрагивался до белого эльфийского платья, в котором она вошла в его жизнь, и решил в следующие свободные дни все же съездить на Сардинию. Может, позже ему станет легче, и тошнота с головной болью не будут мучить при мысли о проклятом доме.

***

Такси ползло в пробке, и время тянулось бесконечно долго. Даниэль бездумно разглядывал проплывающие мимо здания из серебристого известняка, кружевные решетки на балконах, разноцветные маркизы над витринами магазинов, кафе и брассери³⁵. Париж своей неповторимой аурой постепенно вплывал в его сознание цветочными клумбами, солнечными зайчиками в чистых витринах, толпами туристов с путеводителями, стайками молоденьких кукольно-хорошеньких, чуть кривоногих японок, пожилыми парижанами в беретах, неуловимо элегантными женщинами с неизменными шарфиками поверх пальто.

Внезапно екнуло сердце: ловко лавируя между пешеходами и собаками, по тротуару промчалась тоненькая девушка на зеленых роликах. Даниэль вздрогнул, хотел выбежать из автомобиля, но девушка резко остановилась, заинтересовавшись модной курткой в витрине бутика.

Даниэль судорожно выдохнул, нет, не Мирослава, обычная земная девушка с розовыми волосами и в брекетах.

Нельзя сказать, что Даниэль так уж любил Париж. Он переехал в столицу Франции подростком, много занимался и почти никуда не ходил, а вскоре начал гастролировать и редко бывал в этом городе. Он даже французский язык толком не выучил, времени катастрофически не хватало. Конечно, он мог объясниться, но парижане мгновенно опознавали в нем иностранца. Даниэль поселился в Париже из-за матери, не желая оставлять ее одну.

***

Скрипичный техник месье Жан-Мари Дерош проживал в Бирже³⁶, в старом здании эпохи барона Османа³⁷.

Поднявшись по узкой лестнице, Даниэль зашел в типичную французскую квартиру: белые стены, гипсовая лепнина на потолке, камин, паркет елочкой и много света. Мебель – антикварная, отреставрированная самим мастером: роскошные кресла, старый письменный стол. На комодах толпились старинные статуэтки и часы, на стенах развешаны фотографии известных скрипок и виолончелей, которые ремонтировал мэтр Дерош. Музыкальный, высокообразованный, интеллигентный, мэтр относился к инструментам, как к детям, и Даниэль ценил его.

Мэтр – язык не поворачивался назвать месье Дероша техником – привел Даниэля в большую мастерскую, сплошь уставленную скрипками, альтами и виолончелями. Несколько инструментов лежали на рабочем столе – раскрытые, с обнаженным деревянным нутром.

«Как будто человека оперируют», – поморщился Даниэль.

Мастер благоговейно вынул из кофра скрипку Гварнери, полюбовался ее изысканной красотой и приступил к беглому осмотру.

– Отличное состояние, – пробормотал он. – Вы не забываете ухаживать за скрипкой, месье Остин.

Даниэлю была приятна похвала мастера. Да, даже в таком тяжелом состоянии, как сейчас, он не забывал регулярно очищать скрипку от канифоли.

– Завтра я проведу более тщательный осмотр и сделаю необходимый ремонт, месье Остин, – сказал мастер, – а пока положу скрипку в сейф, не волнуйтесь, с ней ничего не случится.

Мастер говорил это всякий раз, но Даниэль не волновался, он знал, что квартира мэтра Дероша охраняется, а дорогие редкие скрипки тот держит в сейфе. Даниэль оставил и вторую скрипку, довольно неплохую, сделанную в миланской мастерской. Дома у него оставался третий инструмент, Даниэль все же надеялся заниматься.

Но ничего не вышло. Раньше он умел переплавлять чувства в музыку. Даниэль растворял свои обиды, печали, меланхолию в потоке света, который создавала для него музыка. Она давала ему так много, что проблемы попросту исчезали.

А сейчас не получалось. Он попробовал влить в музыку всю свою тоску по утраченной любви, но не мог. Музыка не помогала.

Сначала он злился и даже обижался, но после понял, что рана так глубока, что ее не залечить, она должна срастись сама, постепенно заживляя разрезанные края.

«Говорят, время лечит, – думал он, – значит, надо ждать».

Глава 10. Софи

Прозвенел звонок в дверь.

«Странно, – подумал Даниэль, – кто же это?

Обычно в дни отдыха Даниэля никто не тревожил. За время его отсутствия друзья и девушки продолжали жить своей жизнью, они меняли работу, женились-разводились, заводили детей и забывали про него. Поклонницы о его кратковременной передышке ничего не знали, потому что новость на своем сайте он не публиковал, а менеджеры никогда бы не проболтались. В Париже он жил в уединении.

О, Даниэль мог бы дать мастер-класс на тему «Как жить в одиночестве и не страдать». Одиночество ничуть не напрягало и не пугало его.

На гастролях и в поездках его всегда окружало множество людей. А дома Даниэль оставался наедине с собой, выключал все рабочие телефоны, оставлял связь только с матерью. Полностью расслаблялся, ходил в мятых трениках и майках, часами сидел в патио, ни с кем не разговаривал, ничего не делал. Иногда читал. Он никуда не торопился и даже не следил за временем. «Детокс-одиночество», – так он называл спокойные домашние дни.

***

Дверной звонок продолжал настырно звенеть. Даниэль нехотя посмотрел на экран камеры видеонаблюдения. Внизу стояла Софи и изображала, что ей холодно. Она подпрыгивала на месте, поднимала воротник пальто, дула на якобы озябшие пальцы, державшие пакеты с китайской лапшой.

– Заходи. – Даниэль нажал на кнопку и открыл дверь.

Ему пришлось подождать, Софи не торопилась. Она не поехала на лифте, а поднялась по лестнице. Даниэль вспомнил, что Софи боялась узкой кабины и говорила, что ей приходится втягивать живот. Выдумывала, конечно, она весила всего пятьдесят два килограмма.

Софи мерно стучала каблучками, а Даниэль считал: десять раз короткие «цок-цок» – ступеньки, два длинных «цок-цок» – лестничные площадки. На последних двух этажах Софи ускорилась – «цок-цок-цок» – и выбежала к Даниэлю запыхавшаяся и растрепанная.

«Актриса, – подумал он, – была ей и осталась».

Весь этот спектакль она разыграла для него: и озябший вид, и усталость от быстрого подъема по лестнице. Софи не учла того, что на улице Даниэль только что был – там тепло, и ее короткий рывок по ступенькам слышал.

Все это сделано специально, чтобы он увидел, как Софи, бедняжка, замерзла из-за того, что Даниэль долго не открывал двери, и бежала, чтобы согреться.

Софи притворялась всегда. Он никогда не мог понять, когда она играет, а когда – настоящая. Наверное, себя настоящую она тоже играла. Когда-то его это смешило и забавляло, потом стало утомлять и наконец надоело.

Софи протянула Даниэлю прохладные пальцы. Предполагалось, что он должен согреть их. Даниэль с готовностью сжал руки Софи в своих ледяных ладонях.

Девушка вскрикнула: «Ой!» – и быстро освободилась.

Он пропустил Софи в комнату и стал с интересом ждать продолжения спектакля.

Софи играла роль «подруги воина». После обмена приветствиями она начала, притворно удивляясь:

– На твоем фанатском форуме я прочитала, что от тебя ушла девушка. Правда?

Он кивнул.

– Тебе нужна помощь? – заботливо спросила Софи. – Может, я приготовлю чего-нибудь поесть?

– Приготовь, – не отказался Даниэль, отлично зная, что она не умеет делать даже бутерброды.

Софи не стала развивать кулинарную тему, а продолжила изображать верную подругу.

– Ты плохо выглядишь, усталый и осунувшийся. Хочешь, я дам тебе свои таблетки? Отлично помогают от депрессии.

– Давай! – с готовностью согласился Даниэль, надеясь с помощью таблеток Софи отсрочить визит к психиатру.

Девушка порылась в сумочке и достала изрядно потрепанный блистер со стершимся сроком годности.

– Я забыла, как они называются, – притворно огорчилась Софи. – Но пилюльки точно хорошие, я от них сплю как убитая и не нервничаю.

Софи всегда спала крепко как младенец и всегда была в хорошем настроении, если только не играла нервозную капризную девушку.

Осознав, что с готовкой и таблетками ничего не вышло, Софи тряхнула кудрявой головой, поставила китайскую лапшу на стол и предложила сходить на прогулку.

Раньше Даниэль любил гулять с Софи. Рыжеволосая девушка казалась частью Парижа, его плотью, его порождением.

Она выглядела, будто только проснулась: припухшие губы, растрепанные волосы, умытое лицо, французская небрежность в одежде. Софи ходила слегка косолапо, ставила замерзшие ноги носками чуть внутрь. Смешные полосатые гольфы, тяжелые шнурованные ботинки, короткое пальто-шинель с большими пуговицами – ее любимая роль простой веселой девчонки.

Но если Софи изображала femme fatale³⁸, то меняла незаметный макияж на резко агрессивный, тоненькое куцее пальтишко – на модный плащ, полосатые гольфы – на черные кружевные чулки, мужские ботинки – на высокие сапожки. Эту роль Даниэль любил меньше, хотя Софи играла очень хорошо – хищная опасная красотка, разбивающая по дороге все мужские сердца.

Сегодня Софи выглядела студенткой, удравшей с лекции: симпатичная курточка, серые джинсы, тканевый рюкзачок с висящей на брелоке серой белкой из мультфильма «Ледниковый период», ненакрашенное лицо, лишь розовый блеск на губах.

Даниэль вздрогнул, он сразу вспомнил Мирославу, как она на борту летательного аппарата, называемого «скайтран», неумело красила губы блеском, параллельно общаясь с роботом, которого называла «искин».

Немедленно заболела голова, и Даниэль отказался идти с Софи на прогулку. Девушка обиженно ушла, а он завалился на диван.

Глава 11. «Клуб моментальных знакомств»

Даниэль познакомился с Софи пять лет назад. Дом на Сардинии он еще не купил, поэтому отпуск проводил в Париже. Пару дней сидел в тишине, а потом решил выйти в «люди».

Шатался по городу, вдыхал неповторимый запах каштанов, ловил мимолетные улыбки женщин, несколько раз заходил в кафе выпить кофе, с наслаждением слушал болтовню французов, остановился у уличного аккордеониста, наяривающего «Марсельезу», и наконец-то почувствовал, что находится в одном из самых прекрасных городов мира, а впереди еще три недели свободы и можно как-то повеселиться.

Ему на глаза попалась наклеенная на столб яркая глянцевая афиша комедийного спектакля: две девушки-близнецы в темно-синих юбках и в красно-белых матросках и симпатичный парень в футболке-поло весело отбивали чечетку, держась за руки.

Даниэль перевел название пьесы: «Клуб моментальных знакомств». Девушки-близнецы были прехорошенькие: тоненькие, веснушчатые, с копнами рыжих кудрей, с белозубыми улыбками до ушей. Даниэлю больше понравилась девушка справа от парня, озорная, с пляшущими чертиками в синих глазах. Афиша сообщала, что в главных ролях близнецы Лоран – София и Селена. Даниэль решил, что девушка с чертиками – София.

Спектакль давали в одном из многочисленных парижских театров-кафе. Рядом с входом толклась пестрая галдящая очередь желающих попасть на представление. До начала шоу оставалось всего полчаса, свободных мест не было, но Даниэль все же попал на спектакль.

Билет с наценкой ему продал жуликоватый лохматый парень в длинной серой худи, висящей до колен рваных джинсов.

Даниэль прошел в полутемный зал, отыскал свой столик и огляделся.

В кафе витал неповторимый дух старинных парижских заведений: горький запах табака, полынные нотки абсента, яблочный вкус кальвадоса, туманный аромат дорогих духов. На стенах висели старые рекламы, черно-белые фотографии, цветные афиши с чудесными танцовщицами в пышных платьях и с ленточками на белых шеях.

Даниэль не стал ничего заказывать, ему не нравилось смешивать еду и искусство. Но кофе он взял.