Глава 2. За столом сидели

Наши дни. 

– Негусто, но лучше, чем ничего, – я выгребла из карманов несколько купюр. – Много ещё?

Молодой священник, совсем мальчишка, на несколько лет младше меня, аккуратно сложил бумажки, пересчитал.

– Нет, совсем немного осталось. Мы прекрасно соберём это с пожертвований, тебе не нужно так рисковать!

– Чем?

– Свободой, Сариша! Господь…

– Господь… ладно, Лупу, пойду. У меня ещё куча всякого-чего… с пожертвований ничего не бери, тебе приход отстраивать, я сама разберусь с этим насосом.

– Ворон прожила бы и без насоса. Сколько лет живут…

– Впроголодь. Но если улучшить орошение, есть шанс…

– Но не ценой твоей свободы!

– Лупу! Я не собираюсь ни на тот свет, ни в рабство. Всё будет ажурно! Не дрейфь! И смотри мне, чтобы бабушки не узнали!

– Зря ты, они бы помогли, Стефана бы точно что-то дельное посоветовала.

Есть строчка в Писании: “и враги человеку – домашние его”. Лупу, хоть и не со мной живёт, но тоже хорош!

– Это в зависимости от того, застали бы её новость до завтрака, или после…

Лупу, знавший мою бабулю, как Стефану Воронову, номинальную главу тетры, ничего не понял, что естественно – до завтрака её вряд ли кто-то видел, кроме меня и второй моей бабки. С людьми она предпочитает иметь дело, уже накатив для настроения. А трезвая Стефана – аттракцион для людей с исключительно крепкими нервами. “Самогон – наша с миром разумная преграда друг от друга. Трезвой он меня не выносит, как и я его,” – её слова.

– Подожди! Письмо! Терха Воронова…

С размаху шлёпнула себя по лбу. Схватила бумагу с ручкой, набросала письмо сразу для двоих адресаток.

– Нельзя творить милостыню на обозрении людей, иначе Господь мне её не засчитает! – показала язык мальчишке, который вырос на моих глазах. – Сариша! – святой отец захлебнулся воздухом. – Так исковеркать святое писание!

Он ещё что-то кричал мне в спину, пусть его.

Привычно пренебрегая общественным транспортом, я добралась до места, что уже год как держит на своих стенах крышу над моей головой. Надо же, целый год! Мы прямо срослись! Чайная лавка, недалеко от дома – заслужила я или нет маленькую радость?!

Со скрипом отворила металлическую решётчатую дверь, всегда открытую днём, прошла во двор и сразу к крану: козлина гавёная, как всегда, не захотел открываться, а когда поддался, закряхтел, заплевался ржавыми сгустками, и, дал наконец, струйку нагретой на солнце воды.

Смыла лицо, от души намочила руки до локтя – хорошо!

Потянула носом – из кухни веет выпечкой.

– Поставишь чайник? – я выглянула из-за двери.

Тесса подпрыгнула на месте:

– Ё-моё! Сашка! Чего пугаешь?

Я улыбнулась:

– Чаю принесла. Сейчас только помоюсь, ты будешь? Чуть посидим, всякое-чего…

– Ё-моё! Ну конечно, буду, спрашиваешь! – Тесса мастерски перекинула сигарету из одного угла рта в другой, всё это без помощи рук, и схватила чайник.

– Я скоро!

И уже вымытая, выскобленная так, что гладкие ноги блестят на солнце – обещанный нашим хозяином, долгожданный навес, своей функции не выполняет. Виноград так и не зарос во всю решётку. А на климат в нашем районе тетрарху Совы плевать – ему бы за климатом в центре тетры уследить, что ему отребье, жарящееся в пекле…

– Везёт тебе, Сашка! – Тесса стукнула чашками о стол, выплюнула бычок в пепелку. – Кожа загоре-е-е-елая… – я ещё больше вытянула ноги на табуретке, любуясь золотыми медальками браслета. – Новый? – подруга проследила за моим взглядом.

– Ага!

– Ё-моё! Ну красота же!

– Я вчера свой лифчик сушить вешала, не видела?

– Тот… цвета кофе? – она стала выкладывать на стол нарезанные фрукты.

Я кивнула, прищурилась: а говорят ещё, что к воронам всё чужое само липнет. Тесса, вроде и с Кречета, а всё туда же – заграбастать всё, что плохо лежит.

– Не, не видела, – прихлебнула чай эта коза гавёная. – Ты кушай-кушай, специально для тебя прихватила.

– Тесса, – я сложила руки на груди. – Тебе что туда укладывать, а?

– Та не видала я! Ешь арбуз!

– Ага, как же! Сама ешь! Верни лифчик? Или ты надумала делать ноги, а его вместо чемодана взяла? Наложить туда всякого-чего!

– Та померить я взяла! Просто померить! – можно подумать, мы первый день знакомы! – Затянула просто крепко лямку, чтобы не спал, а он – бац!

– Чего – бац? – не, ну это ж надо! Новый комплект, ни разу не одёванный!

– Того – бац! Счас покажу, – женщина, которая была мне подругой, отхлебнула чаю и пошла к своей комнате, чиркнув зажигалкой по дороге. Не, ну надо быть такой? Лучше б трусы взяла померить! Если грудь у нас с ней и разная, то размеры седалищ – очень даже одинаковые.

Вся разница только в том, что у меня гены, а у неё – стресс.

Точнее – способ его устранения.

– Откуда фрукты? – спросила в спину цветастого халата, копошащегося в груде тряпок.

– Откуда-откуда, ё-моё! У хозяев взяла. Они всё равно бы завтра выкинули, вон, гляди, размякшие. А ты всё сметёшь и не заметишь! – ясно, спёрла. – А ты, что, собралась куда? – даже позднее зажигание, лучше, чем не вкуривать вовсе. – К своему этому, да?

Она приблизилась, я вырвала свой лифчик прямо из-под облака сигаретного дыма, предварительно облизав липкий сок с пальцев.

– Тесса! Твою мать! – не знаю, чему я расстроилась больше – тому, что лифчик безнадёжно провонял куревом, или тому, что лямка у него порвана и зашита нитками в цвет.

– Я зашила аккуратненько, никто ничего и не увидит… а если ты его быстро снимешь… да кто вообще смотрит на лифон, когда под ним такие сиськи! Ешь арбуз, а?

– Коза ты! – но не улыбнуться я не смогла. – С тебя печенье! – Тесса закивала, болтая смоляной чёлкой. – Вон то, с шоколадом, и чтобы самодельное…

– Всё будет, дорогая моя, – она, очевидно, готовилась к буре, но выдохнула, завидев, что бучи не предвидится, – а ты что? На свиданку? К своему?

– Он не мой! Он мой секс. Для здоровья, и всё!

– Как же, как же. И к просто сексу ты покупаешь новое бельё…

– Новое бельё я покупаю, потому что люблю. Всё, закрыли тему. Рассказывай, как дела?

– Ё-моё! Ты и правда не познакомишь нас?

– Просто поверь: это не те отношения, которые знакомят с друзьями. Я так понимаю, что тебе и рассказать нечего? Пошла я…

И я уже сняла ноги с табурета, запахнула покрепче халат.

– Да подожди ты! – она прикурила новую сигарету, – представляешь… – полился поток всякого-чего: сплетен о соседях, знакомых Тессы, – помнишь семью, в которой я работаю, чей дом обнесли две недели назад?

Та-а-а-ак.

– Угу, – перемены во мне подруга не заметила: я всё так же киваю, выражая полнейшую заинтересованность, как и ссорой нашей соседки с дочкой.

– Так оказывается, его убить хотели!

– Да ладно! Кого?

– Серьёзно! Хозяйского сына! Через неделю, после ограбления, на него на улице наехал старый мазурик без номеров, прямо возле дома, представляешь?

– И что дальше?

– Прикатили жандармы, всех допрашивали. Моя уборка у них должна была быть вчера, так эти крысы, прикинь, не вызывали меня, проверить хотели, не я ли навела, выйду ли на работу.

– Можно подумать, если бы ты навела, то не вышла бы…

– Ё-моё! Да олухи они!

– Так а что полиция? Что говорят?

– Будто мне доложили! – пауза, и, не знай я Тессу, как облупленную, возможно, и купилась бы. Раз, два, три: – но хозяйка с подругой говорила, я нечаянно услышала, что им кажется, что это было не просто ограбление, что хотели убить пацана…

– Кто?

– Ё-моё! Ну я почём знаю? Задолжал может, кому? Или не поделил чего? Кто их, этих богатеев разберёт?

– А глава семьи?

– Так носа и не кажет. Хозяйка держит мину, всем говорит – деловая поездка, но что-то мне подсказывает…

– Думаешь, криминал?

– Думаю, баба у него! Вот что я думаю! А она развод ему, стерва, не даёт, вот он и психанул.

11 лет назад

Светлый, просторный коридор, больше похожий на вытянутый бальный зал – будь я тетрархом… будь я тетрархом на Вороне, будь у меня такой коридор, пользовалась бы им, как приёмным залом. Никто из воронов даже и не подумал бы, что столько мрамора можно вбухать в коридор.

Мислав, не предупредил, завернул за очередной поворот, и мы оказались в столовой. И в этой столовой точно можно устроить приёмную тетрарха! Даже танцы провести, или ещё всякого-чего!

За столом сидели…

Очень много людей!

Все взгляды устремились на нас с Миславом – мне захотелось уменьшиться. Стать маленькой, чтобы меня перестало быть видно.

Секунды тишины, и в мир вернулись звуки. Первыми заскрежетали приборы, кто-то неспешно заговорил, я сосчитала до тридцати и подняла глаза – на меня смотрела только одна девушка, из присутствующих. Единственное свободное место за столом – напротив неё.

У меня за спиной кто-то громко вздохнул и послышалось:

– Идите за стол, – сказано, словно сквозь зубы.

Если бы я могла пошевелиться!

Меня легонько подтолкнули в спину, ноги засеменили сами.

Хотелось одновременно и исчезнуть, и в то же время крикнуть: эй! Я же здесь! Почему вы все меня игнорируете?!

Секунда, чтобы занять пустующее место. Вторая, чтобы сделать вдох. Третья, чтобы собраться и оторвать взгляд от тарелки. Четвёртая, чтобы пропасть – напротив меня сидел он.

Ошибки быть не может. Место за столом было свободно не напротив шикарной блондинки, напротив мужчины, который обещан мне в мужья.

Влад Совин.

Никогда, ни при каких обстоятельствах я не перепутала бы его ни с кем! Он оказался ещё красивее, чем в газетах! Идеальное, с резкими, крупными чертами лицо. Квадратная – ужасно мужественная челюсть. Прямой нос, голубые, как небо глаза, и просто потрясающие золотисто-белые волосы. Их так хотелось потрогать, просто чтобы убедиться – они такие же мягкие, как мне и показалось. Стильная стрижка – выбритые виски как будто оковы для густой, но на макушке уже не так строго остриженной, гривы волос. Как будто рожь на Воронов, которую колышет ветер – моя рука.

Я смотрела на него и задыхалась. Просто не могла поверить, что передо мной живой человек, не божество. Он так отличался от уроженцев ворона: смуглых, загорелых, с тёмными глазами. Я буквально ослепла от его красоты: от почти прозрачной кожи рук, ото льда светлых глаз. Меня ни капли не беспокоило, что эти глаза ни разу на меня не взглянули: одна его рука была под столом, вторая держала вилку. Он смотрел во главу стола, а его рот чуть улыбался.

Просто глаз не оторвать!

Но в какой-то момент пришлось: за столом снова воцарилась тишина. Идеально-кукольные женщины и их спокойно-властные мужчины, все сейчас переводили взгляд с тетрарха Совина, который встречал меня по прилёте, на мужчину, по правую руку от него.

Судя по всему, последний что-то спросил. Затянувшуюся тишину нарушил звенящий мужской голос:

– Всё останется, как прежде. Воля императора – закон. Раз ему так угодно, мой сын отныне женат, но ни состав семьи Совиных, ни жизнь Влада от этого никак не изменится.

Что это значит? И что за вопрос был?

Вот раззява! Засмотрелась на жениха, да пропустила всякого-чего!

Присутствующие со временем отмерли, вернулись к еде, к тихим разговорам с соседями, которые были прерваны. На меня снова никто не смотрел. Хотя нет, девушка напротив – безукоризненная блондинка, очень похожая на Влада, и сидела она рядом с ним, похоже, сестра. Пусть под чадрой не видно, но я улыбнулась ей так сильно, как только смогла – она увидит по глазам.

“Уверена, мы подружимся! Станем сёстрами!” – говорила я без слов.

Она снова улыбнулась и шепнула что-то в самое ухо моему жениху, приблизившись близко-близко.

Какие доверительные у них отношения – она прижалась самой грудью к его локтю…

Я не успела додумать, мысли просто вышибло из головы, когда он посмотрел на меня. Сестра ещё что-то шептала ему на ухо, когда его глаза скользнули по мне, губы еле-еле дрогнули, он даже развернулся от своей шептуньи, показывая мне яркую родинку на правой скуле. Вилка громко звякнула о мрамор пола, и я на рефлексах бросилась за ней. Схватила злосчастную серебрушку… ещё секунда, просто выдохни, Сариша! Потому что ещё один такой взгляд, и твои лёгкие просто перестанут функционировать.

Я не могла не посмотреть на его ноги под столом. На идеально чистые кеды, лёгкие брюки. И на женскую руку, лежащую на этих брюках, поглаживающей и сжимающей его… то самое место.

Каждая клеточка моего тела готова была вырваться, прорваться сквозь толщу кожи. Невыносимо заболели рёбра – я обхватила себя руками.

Прошло несколько секунд под столом, но их хватило, чтобы мой мир лопнул.

Инцест запрещён даже на Вороне. Либо она не сестра, либо…

Что из этого страшнее, я даже не могу представить: даже всей моей любви не хватит, чтобы замолить такой грех моего жениха и его сестры. Их души уже не спасти.

Перекрестилась по привычке. Я попробую, очень постараюсь. Все силы приложу, день и ночь стану поститься.

Женские пальцы с длинными ярко-алыми ногтями оторвались от своего занятия и сложились в такую комбинацию… вызывающе вытянутый средний палец из ряда сложенных в кулак.

“Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный”.

Я не думала всякого-чего. Я просто сжала вилку посильнее и со всего размаху всадила её зубцами в эту мерзкую руку.

Прости меня, Господи. Я знаю, что нельзя причинять боль своему ближнему, но, будем честны: нас слишком много и на всех тебя не хватает. Я побуду твоей карающей дланью. Теперь она не сможет грешить, ни с собственным братом, ни с чужим женихом, чем бы это ни было.