«Заповедей не блюла, не ходила к причастью…»

 
Заповедей не блюла, не ходила к причастью,
Видно, пока надо мной не пропоют литию,
Буду грешить – как грешу – как грешила: со страстью!
Господом данными мне чувствами – всеми пятью!
Други! Сообщники! Вы, чьи наущения – жгучи!
Вы, сопреступники! – Вы, нежные учителя!
Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, —
Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля!
 

26 сентября 1915

«Я знаю правду! Все прежние правды – прочь!..»

 
Я знаю правду! Все прежние правды – прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться!
Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.
О чем – поэты, любовники, полководцы?
 
 
Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землею скоро уснем мы все,
Кто на земле не давали уснуть друг другу.
 

3 октября 1915

«Два солнца стынут, – о Господи, пощади!..»

 
Два солнца стынут, – о Господи, пощади! —
Одно – на небе, другое – в моей груди.
 
 
Как эти солнца, – прощу ли себе сама? —
Как эти солнца сводили меня с ума!
 
 
И оба стынут – не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.
 

5 октября 1915

«Цыганская страсть разлуки!..»

 
Цыганская страсть разлуки!
Чуть встретишь – уж рвешься прочь.
Я лоб уронила в руки
И думаю, глядя в ночь:
 
 
Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны, то есть —
Как сами себе верны.
 

Октябрь 1915

1916^[2]

«Никто ничего не отнял…»

 
Никто ничего не отнял —
Мне сладостно, что мы врозь!
Целую Вас через сотни
Разъединяющих верст.
 
 
Я знаю: наш дар – неравен.
Мой голос впервые – тих.
Что Вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!
 
 
На страшный полет крещу Вас:
– Лети, молодой орел!
Ты солнце стерпел, не щурясь, —
Юный ли взгляд мой тяжел?
 
 
Нежней и бесповоротней
Никто не глядел Вам вслед…
Целую Вас – через сотни
Разъединяющих лет.
 

12 февраля 1916

«Ты запрокидываешь голову…»

 
Ты запрокидываешь голову —
Затем, что ты гордец и враль.
Какого спутника веселого
Привел мне нынешний февраль!
 
 
Позвякивая карбованцами
И медленно пуская дым,
Торжественными чужестранцами
Проходим городом родным.
 
 
Чьи руки бережные трогали
Твои ресницы, красота,
Когда, и как, и кем, и много ли
Целованы твои уста —
 
 
Не спрашиваю. Дух мой алчущий
Переборол сию мечту.
В тебе божественного мальчика —
Десятилетнего я чту.
 
 
Помедлим у реки, полощущей
Цветные бусы фонарей.
Я доведу тебя до площади,
Видавшей отроков-царей…
 
 
Мальчишескую боль высвистывай
И сердце зажимай в горсти…
– Мой хладнокровный, мой неистовый
Вольноотпущенник – прости!
 

18 февраля 1916

«Откуда такая нежность?..»

 
Откуда такая нежность?
Не первые – эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала – темней твоих.
 
 
Всходили и гасли звезды
(Откуда такая нежность?),
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
 
 
Еще не такие песни
Я слушала ночью темной
(Откуда такая нежность?) —
На самой груди певца.
 
 
Откуда такая нежность?
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами – нет длинней?
 

18 февраля 1916

Стихи о Москве^[3]

1

 
Облака – вокруг,
Купола – вокруг.
Надо всей Москвой —
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!
 
 
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!
 
 
Ты постом – говей,
Не сурьми бровей,
И все сорок – чти —
Сороков церквей.
Исходи пешком – молодым шажком! —
Все привольное
Семихолмие.
 
 
Будет твой черед:
Тоже – дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же – вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние
На Ваганькове.
 

31 марта 1916

2

 
Из рук моих – нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
 
 
По церковке – все сорок сороков
И реющих над ними голубков;
 
 
И Спасские – с цветами – ворота,
Где шапка православного снята;
 
 
Часовню звездную – приют от зол —
Где вытертый – от поцелуев – пол;
 
 
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
 
 
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
 
 
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
 
 
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
 
 
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
– Ты не раскаешься, что ты меня любил.
 

31 марта 1916

4

 
Настанет день, – печальный, говорят! —
Отцарствуют, отплачут, отгорят, —
Остужены чужими пятаками, —
Мои глаза, подвижные, как пламя.
И – двойника нащупавший двойник —
Сквозь легкое лицо проступит – лик.
 
 
О, наконец тебя я удостоюсь,
Благообразия прекрасный пояс!
 
 
А издали – завижу ли и вас? —
Потянется, растерянно крестясь,
Паломничество по дорожке черной
К моей руке, которой не отдерну,
К моей руке, с которой снят запрет,
К моей руке, которой больше нет.
 
 
На ваши поцелуи, о живые,
Я ничего не возражу – впервые.
Меня окутал с головы до пят
Благообразия прекрасный плат.
Ничто меня уже не вгонит в краску.
Святая у меня сегодня Пасха.
 
 
По улицам оставленной Москвы
Поеду – я, и побредете – вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет, —
И наконец-то будет разрешен
Себялюбивый, одинокий сон.
 
 
И ничего не надобно отныне
Новопреставленной болярыне Марине.
 

11 апреля 1916

5

 
Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
 
 
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
 
 
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
 
 
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
 
 
– И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
 

28 мая 1916

8

 
Москва! Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси – бездомный.
Мы все к тебе придем.
 
 
Клеймо позорит плечи,
За голенищем – нож.
Издалека-далече —
Ты все же позовешь.
 
 
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
 
 
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит,
Там Иверское сердце,
Червонное, горит.
 
 
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
– Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
 

8 июля 1916, Александров

9

 
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
 
 
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
 
 
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
 

16 августа 1916

Бессоница

1

 
Обвела мне глаза кольцом
Теневым – бессонница.
Оплела мне глаза бессонница
Теневым венцом.
 
 
То-то же! По ночам
Не молись – идолам!
Я твою тайну выдала,
Идолопоклонница.
 
 
Мало – тебе – дня,
Солнечного огня!
 
 
Пару моих колец
Носи, бледноликая!
Кликала – и накликала
Теневой венец.
 
 
Мало – меня – звала?
Мало – со мной – спала?
 
 
Ляжешь, легка лицом.
Люди поклонятся.
Буду тебе чтецом
Я, бессонница:
 
 
– Спи, успокоена,
Спи, удостоена,
Спи, увенчана,
Женщина.
 
 
Чтобы – спалось – легче,
Буду – тебе – певчим:
 
 
– Спи, подруженька
Неугомонная,
Спи, жемчужинка,
Спи, бессонная.
 
 
И кому ни писали писем,
И кому с тобой ни клялись мы…
Спи себе.
 
 
Вот и разлучены
Неразлучные.
Вот и выпущены из рук
Твои рученьки.
Вот ты и отмучилась,
Милая мученица.
 
 
Сон – свят.
Все – спят.
Венец – снят.
 

8 апреля 1916

2

 
Руки люблю
Целовать, и люблю
Имена раздавать,
И еще – раскрывать
Двери!
– Настежь – в темную ночь!
 
 
Голову сжав,
Слушать, как тяжкий шаг
Где-то легчает,
 
 
Как ветер качает
Сонный, бессонный
Лес.
 
 
Ах, ночь!
Где-то бегут ключи,
Ко сну – клонит.
Сплю почти.
Где-то в ночи
Человек тонет.
 

27 мая 1916

3

 
В огромном городе моем – ночь.
Из дома сонного иду – прочь.
И люди думают: жена, дочь, —
А я запомнила одно: ночь.
 
 
Июльский ветер мне метет – путь,
И где-то музыка в окне – чуть.
Ах, нынче ветру до зари – дуть
Сквозь стенки тонкие груди – в грудь.
 
 
Есть черный тополь, и в окне – свет,
И звон на башне, и в руке – цвет,
И шаг вот этот – никому – вслед,
И тень вот эта, а меня – нет.
 
 
Огни – как нити золотых бус,
Ночного листика во рту – вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам – снюсь.
 

17 июля 1916, Москва

Стихи к Блоку

1

 
Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
 
 
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
 
 
Имя твое, – ax, нельзя! —
Имя твое – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
С именем твоим – сон глубок.
 

15 апреля 1916

2

 
Нежный призрак,
Рыцарь без укоризны,
Кем ты призван
В мою молодую жизнь?
 
 
Во мгле – сизой
Стоишь, ризой
Снеговой одет.
 
 
То не ветер
Гонит меня по городу.
Ох, уж третий
Вечер я чую ворога.
 
 
Голубоглазый —
Меня – сглазил
Снеговой певец.
 
 
Снежный лебедь
Мне под ноги перья стелет.
Перья реют
И медленно никнут в снег.
 
 
Так, по перьям,
Иду к двери,
За которой – смерть.
 
 
Он поет мне
За синими окнами,
Он поет мне
Бубенцами далекими,
 
 
Длинным криком,
Лебединым кликом —
Зовет.
 
 
Милый призрак!
Я знаю, что все мне снится.
Сделай милость:
Аминь, аминь, рассыпься!
Аминь.
 

1 мая 1916

3

 
Ты проходишь на запад солнца,
Ты увидишь вечерний свет.
Ты проходишь на запад солнца,
И метель заметает след.
 
 
Мимо окон моих – бесстрастный —
Ты пройдешь в снеговой тиши,
Божий праведник мой прекрасный,
Свете тихий моей души!
 
 
Я на душу твою – не зарюсь!
Нерушима твоя стезя.
В руку, бледную от лобзаний,
Не вобью своего гвоздя.
 
 
И по имени не окликну,
И руками не потянусь.
Восковому, святому лику
Только издали поклонюсь.
 
 
И, под медленным снегом стоя,
Опущусь на колени в снег
И во имя твое святое
Поцелую вечерний снег —
 
 
Там, где поступью величавой
Ты прошел в снеговой тиши,
Свете тихий – святыя славы —
Вседержитель моей души.
 

2 мая 1916

4

 
Зверю – берлога,
Страннику – дорога,
Мертвому – дроги.
Каждому – свое.
 
 
Женщине – лукавить,
Царю – править,
Мне – славить
Имя твое.
 

2 мая 1916

5

 
У меня в Москве – купола горят,
У меня в Москве – колокола звонят,
И гробницы, в ряд, у меня стоят, —
В них царицы спят и цари.
 
 
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится – чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я молюсь тебе – до зари.
 
 
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
 
 
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари.
 
 
Но моя река – да с твоей рекой,
Но моя рука – да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря – зари.
 

7 мая 1916

6

 
Думали – человек!
И умереть заставили.
Умер теперь. Навек.
– Плачьте о мертвом ангеле!
 
 
Он на закате дня
Пел красоту вечернюю.
Три восковых огня
Треплются, суеверные.
 
 
Шли от него лучи —
Жаркие струны по снегу.
Три восковых свечи —
Солнцу-то! Светоносному!
 
 
О, поглядите – как
Веки ввалились темные!
О, поглядите – ка