Впрочем, многое из рассказов Кати оказалось и полезным: то, что на текущем этапе мы используем холодный ядерный синтез, но как только наши технологии перейдут определенный рубеж, откажемся от него в пользу экологичной энергии – ветряных и гидроэлектростанций.

Выяснилось также, что от нас не ждут, что мы станем скотниками и лесорубами. Всю черную работу выполняют роботы.

Катя не сказала этого впрямую, но я так понял, что первое поколение одевшихся в плоть майнеров должно выполнить единственную функцию – породить следующее поколение человечества.

Настоящее.

Это не прозвучало – но за словами Кати чувствовалось, что она считает нас каким-то техническим этапом. Суррогатным человечеством, которое было создано единственно для того, чтобы пронести земную культуру сквозь века и передать ее своим детям, которые в отличие от нас будут уже нормальными.

И это порождало внутри меня настоящий пожар. Меня вытащили из моего рая, закинули в чуждый ад, заставляют делать то, что нужно им, а не мне, – и при этом считают трэшем, барахлом?

– Чтобы полностью восстановить генофонд человечества, достаточно будет двух миллионов человек. Майнеров, которые наденут плоть и произведут потомство, хотя бы один к одному, то есть двое детей на каждую пару.

Для Кати за этими словами не было ничего, кроме светлой радости за грядущее человечество. Я же видел чудовищную трагедию двух миллионов майнеров, вынужденных не только покинуть свою идеальную обитель, но и обречь на страдание ни в чем не повинных детей, которых надо еще выносить, родить, а потом воспитать.

Когда я спросил ее про Александра Грубенко, Катя резко обрубила разговор – она не хотела о нем говорить. Джош меня просто не понял, только махал руками, как обычно.

Зато Ли, к моему удивлению, хотя и не смогла мне помочь с ходу, пообещала уточнить у остальных – у тех, кто был за пределами учебного центра и к кому меня пока что не допускали.

* * *

Гроб жил в «красной» зоне. Зеленая зона – учебные корпуса, автоклавы, лаборатории. Синяя зона – жилые корпуса, парки, заводы, стартовые площадки для ракет. Желтая зона – буферная между дикой природой и ареалом обитания мизерного пока человечества, контролируемая со спутников и роботами.

Красная зона – вся остальная планета, за исключением нескольких автоматизированных шахт и фабрик, хаотично раскиданных по Земле.

– Он совершил какое-то преступление в Блокчейне, – радостно рассказывала мне Ли. Она все и всегда делала с улыбкой, думаю, что, если ее начнут рвать на части крокодилы, она обязательно с восторгом будет им сопротивляться. Впрочем, едва подумав это, я тут же устыдился – Ли очень мне помогала. – У него хижина на востоке острова. Он там живет с дочерью и двумя роботами. У него настоящая маленькая дочка! Хотя автоклавы не делают людей моложе шестнадцати и старше двадцати одного!

Это понятно, Саша Грубенко был не из тех, кто соблюдает правила. В какой-то степени это относилось ко всем олдам, но именно Гроб выделялся даже на их фоне.

Четыреста лет назад Земля окончательно сдалась – жить на ней стало невозможно. Большая часть выжившего человечества отправилась к звездам, искать новые рубежи. Меньшая часть осталась на орбите. Именно они, эта меньшая часть, несколько десятков слишком старых, больных или трусливых людей, перенесли свое сознание в виртуальность и стали создателями моего человечества – майнеров.

Они стали нашими богами, теми, кого мы со страхом, почтением и в то же время пренебрежением называем олдами.

Гроб был в их числе. Он остался на орбите из-за неизлечимо больной восьмилетней дочери. Потом дочь выросла в виртуальности, изменила свой код, стала одной из основательниц первого Блокчейна.

Она стала моей Аленкой.

Гроб же, видимо, ждал, что она навсегда останется той восьмилетней девочкой, и его моя Алена ну совсем никак не устраивала.

И поэтому, когда появился шанс вернуться на Землю, он убил мою Алену – вместе со мной, так как я бы вряд ли смирился со смертью любимой, – и воскресил свою Алену восьмилетней из хранившегося у него бэкапа – древней четырехсотлетней копии.

При этом он нарушил несколько законов и стал парией не только для Блокчейна, из которого сбежал, но и даже для своих, олдов, которые после этого постарались полностью обрубить все контакты с ним.

– Мне надо попасть к нему, – сказал я просто.

– Это невозможно! – радостно сообщила мне Ли. – Но я скажу твоим кураторам, чтобы они следили за тобой!

* * *

Жизнерадостная и недалекая Ли не успела никому ничего сообщить: она собиралась сделать это вечером, в конце смены, о чем сразу известила меня, а я сбежал после обеда, натолкав в карманы комбинезона сырных лепешек и яблок.

Стены, ограждающие зеленую зону, были, скорее, намеком в виде ряда столбов. Между синей и желтой зонами стен не было вообще, а вот за пределы желтой меня пытался не выпустить робот, трехметровая конструкция на гусеничном шасси, которая упорно бормотала «проход закрыт, опасная зона, прошу вернуться», пока я ломился вперед.

В конце концов робот остался позади, видимо, закончилась зона, в рамках которой он мог находиться, а я задумался: что мешало олдам впихнуть в эту конструкцию из титана и стали разум искина, который по разумности мало чем уступает майнеру или олду – разве что не умеет принимать сложные этические решения?

Но нет, они поставили совсем глупого робота.

И тут меня осенило. Олды глубоко внутри себя боятся того, что они уже не люди. Они окружили себя целой кучей зон, зеленая – они сами, синяя – майнеры, желтая – искины и тонко настроенные боты, а красная – тупые железки типа этого робота.

Они построили пирамиду, на вершине которой воссели как боги, а все остальные уровни просто поддерживают их божественность.

Размышляя об этом, я заблудился.

Будучи в Блокчейне, вы всегда знаете, где находитесь. Но в реальности само понятие места – размыто. Нет четкости адресов, портов, нет жестко прописанных правил. И даже координаты свои без дополнительных приспособлений узнать невозможно!

На короткий миг я запаниковал – еще один подарок от физического тела, о котором никто не предупреждает.

А потом сообразил – мы же на острове! Гроб на восточной оконечности, рядом с океаном. Значит, чтобы его найти, мне достаточно выйти к воде и идти вдоль линии берега!

* * *

Еще один подарок от реальности – умение терять время на всякой ерунде. На то, чтобы попасть из земного Блокчейна в марсианский, у вас уйдет часа два.

На то, чтобы пройти меньше десяти километров по джунглям и пляжу, слегка покружив в разные стороны, у меня ушло больше двенадцати часов.

Затем я пролежал в кустах около хижины больше полутора часов, прежде чем дождался того, что Гроб вышел из своего жилища и уверенным шагом удалился куда-то.

Дверь была не заперта, внутри в большом кресле сидел робот-андроид в женском платье, с зеркальным лицом-шаром, на котором были условно нарисованы губы, нос и глаза.

На коленях у робота располагалась восьмилетняя Алена.

Робот что-то негромко бубнила, не обращая внимания ни на меня, ни на то, что девочка отвлеклась. Судя по всему, андроид был совсем примитивный, даже глупее той машины, которая пыталась меня не выпустить из желтой зоны.

В Блокчейне нет детей: майнер рождается сразу взрослым. Я сталкивался с детьми в играх и имитациях, но поверьте – настоящие дети вызывают куда более сильные эмоции.

– У тебя есть другая одежда? – спросил я девочку после пары минут молчания.

* * *

Я стоял на обрыве над океаном, держа неприятную тяжесть на вытянутой руке, а внизу и чуть позади надсадно орал что-то Гроб. Еще одно в копилку фактов: в Блокчейне тебя обязательно услышат, если один майнер хочет что-то сказать, а второй – его услышать.

– Не подходи ближе! Я убью ее! – закричал я в ответ, надеясь, что Гроб все же не подойдет слишком близко.

Он подошел – мелкими, какими-то птичьими шагами-перескоками. Он боялся, дико боялся, но шел вперед, пока наконец я не смог расслышать его слова:

– Рикки, не делай этого! Скажи, что тебе нужно?

– Я не Рикки! Я Алонсо! Мне нужна моя Алена!

Гроб отшатнулся, и по его лицу было видно, что на какой-то момент он даже почти смирился с тем, что я убью его дочь.

– Твоя Алена не настоящая! – крикнул он. – Но если ты убьешь настоящую, жизни тебе не будет! Ни тебе, ни твоим дочкам! Я вас везде достану!

Блокчейн не располагает к мелодраматичным преступлениям. Но я читал книги, смотрел голо. Я знал, что ответить ему:

– Гроб, ты не в том положении, чтобы угрожать мне!

– Чего ты хочешь, Леша?

– Инсценируй смерть дочери! Сообщи в Блокчейн, что она погибла! Тогда мы сможем официально поднять ее взрослую копию из бэкапа!

И в этот момент я увидел, как от хижины отделилась и побежала к нам юркая маленькая тень – Алена.

Конечно же, я держал на вытянутой руке не ребенка – не настолько сильное тело мне досталось. Я держал кучу лиан, засунутую в детский комбинезон и накрытую панамкой.

Именно потому я не хотел, чтобы Гроб подошел ко мне ближе.

А еще я недооценил Алену – она досчитала до десяти тысяч гораздо быстрее, чем я думал.

Ну или схитрила.

Она вообще часто хитрила, и почему я решил, что ребенком она была более честной?

– Гроб! Решай быстрее! – заорал я, потрясая чучелом на вытянутой руке.

– Я согласен! Согласен! Я сделаю! – закричал он.

Но это вам не Блокчейн: здесь нет сертификатов, которые гарантируют выполнение сделки. Так что, когда через несколько мгновений живая восьмилетняя Алена обняла своего отца, а тот понял, что у меня в руках было всего лишь чучело, настал момент истины.

– Я даже больше сделаю, – сказал он устало. – Я инсценирую и свою смерть. Алонсо, я не хотел вас совсем убивать. Но у меня не было выбора. Автоклав управляется Блокчейном, а Блокчейн отказался восстанавливать детскую, настоящую копию Алены, пока была жива… твоя жена. Я думал, убью вас, быстро подниму копию дочери, загружу в автоклав, мы уйдем в реальность, а вас Блокчейн восстановит. Но что-то пошло не так…

– Чертовы олды, – выдохнул я. – Все у вас не так. Блокчейн считает, что реальность – это еще одна его супернода. То есть пока ему не подтвердили, что ты и твоя маленькая Алена мертвы, он не может поднимать другие ваши копии.

– Так непривычно, – ответил он невпопад. – Майнеры, которые получают тела и становятся реальными людьми… Это именно то, что имела в виду твоя Алена – новое заселение Земли. Оно бы сработало, да? Если бы вы не держались так крепко за свою виртуальную реальность?

И в этот момент у меня словно сработал тумблер.

– Нет никакой виртуальной реальности, – сказал я, опустился на колени перед Аленой и медленно, аккуратно обнял ее, продолжая говорить с Гробом. – И обычной реальности нет. Это просто ярлыки. Есть общий мир, есть люди. И нужно, чтобы все это поняли, потому что противостояние – оно только внутри нас! Блокчейн считает, что реальность – это одна из его супернод. Олды считают, что Блокчейн – это просто виртуальная реальность на серверах на орбите. А на самом деле…

– Не надо! – заорал вдруг Гроб, голос его сорвался, и он захрипел: – Не надо! Фальстарт!

И в этот миг я краем глаза увидел, как к нам бежит та самая тупая робот с зеркальным лицом, со смазанными чуть глазами и носом. Она вытащила что-то у себя из груди, направила на меня и выстрелила.

Потом меня куда-то тащили, кто-то рядом причитал, что-то болтали, меня дергали и теребили, и разум неожиданно выделил оптимистичный голос Ли, которая заявила:

– Пульса нет! Сейчас мозг умрет!

СУПЕРНОДА «ТЕПЛЫЙ БУНКЕР»

Все же есть большая разница – очнуться с жуткими болями в живом теле в автоклаве или же осознать себя после поднятия бэкапа.

Я чувствовал себя отлично. После путешествия в ад реальности я был по-настоящему жив.

Я мог обратиться к своим архивам, бэкапам, прочитать любую книгу из сотен тысяч написанных человечеством…

– Папа, если ты сейчас не ответишь, я тебя отформатирую и загружу заново!

– Я жив… – ответил я.

– Да уж, Леша, задал ты нам жару, – этот голос я узнаю всегда.

– Аленка? Ты жива?

Выяснилось, что с момента моей смерти на Земле прошло больше месяца. Вначале был скандал, связанный с тем, что Блокчейн, делая мой предсмертный бэкап из живого тела, обнаружил, что я не Рикки Тавес, а Алонсо Кихано, ранее покойный.

Причем убила меня робот, которую параноик Гроб настроил так, чтобы она убивала любого, кто подойдет к восьмилетней Алене слишком близко.

Гроб так распереживался, что самоубился и забрал с собой дочку. Правда, тел их не нашли, только предсмертную записку.

– Они живы, – подтвердил я. – Смерть Алены-ребенка нужна была только чтобы поднять из бэкапа тебя. Рикки говорил, что тебя поднимут сразу, как только будет подтверждена смерть тебя-ребенка.

– И меня воскресили, – подтвердила Алена. – Нашли бэкап, все сделали как надо. А вот тебя хотели поднять из старого бэкапа, который был сделан одновременно с моим, перед нашей смертью. Мне пришлось поднять все свои связи, чтобы тебя взяли из последнего бэкапа, из живого тела. Ну, как там, в реальности?

Я чувствовал, что она ждет чего-то хорошего. Доброго. Уверенного.

– Непривычно, – ответил я.

* * *

Танита в Блокчейне Ганимеда с друзьями разработали принцип Общего Блокчейна, объединяющего реальность и виртуал и позволяющего одному человеку находиться одновременно только в одном месте.

При этом майнер, появляющийся в любом Блокчейне, автоматически получал гражданство Земли, а любой родившийся на Земле малыш в первые дни после рождения получал копию в любом Блокчейне по выбору родителей.

Майнер, который переходил в живое тело, мог в любой момент вернуться обратно в Блокчейн.

– Папа, процесс просто не должен быть необратимым! Потому что Блокчейн относится к реальности как к второстепенному, а реальность через олдов к Блокчейну как к чему-то вспомогательному. Если признать их равенство как принцип…

Да, дочка, я это уже понял.

– Лет через двадцать я найду их, – сказала Аленка.

– Кого? – не сразу сообразил я.

– Отца… И вторую меня. Мне очень интересно, какой бы я стала, если бы не попала в виртуальность, а жила все время в реальности.

И я понял, что сочетание этих миров породит еще не один конфликт.

И мир еще вздрогнет.

Точнее – миры.