Читать книгу «Наваждение. Лучшая фантастика – 2022» онлайн полностью📖 — Марины и Сергея Дяченко — MyBook.

– Та прав, Алонсо, абсолютно прав, я слишком долго общался с теми, кого ты называешь олдами. Они создали нас, друг мой. Их было слишком мало для возрождения человечества, и наше появление должно было исправить ситуацию. Но когда настал момент для возвращения в реальность, мы отказались. Даже я, на которого они рассчитывали, как на себя. Тот, у которого в коде императивно прописано, что я существую исключительно для того, чтобы однажды вернуться в мир свежего воздуха и плодородных пажитей, даже я – отказался.

– Можешь короче? – попросил я.

Рикки Тавес явно чаще общался с олдами, чем с майнерами. К тому же он наверняка держал в оперативке не одну сотню, а то и тысячу старых книг – все эти Сартры, Роулинш и Киплинги. По меркам майнеров Рикки был нефункционален, то есть безумен.

А по меркам олдов – почти совершенен. Олды могли общаться с ним на своем языке, на своем уровне. Алена наверняка знала его лично и считала джентльменом, то есть майнером-мужчиной, который соответствует высокому уровню человечности.

А меня он просто подбешивал.

– Попробую. – Рикки умолк ненадолго. – Нас создали для того, чтобы мы заселили Землю, когда она восстановится. Земля восстановилась, а мы отказались выходить из виртуальности. Вместо миллионов поселенцев на планету спустилось менее полутора сотен, этого не хватит для восстановления популяции. Блокчейн не позволяет заставлять майнеров, но им управляют олды, которые мелкими изменениями политики безопасности пытаются провоцировать нас на Исход. Впереди кризис.

– Как это относится ко мне?

То, что рассказал Рикки, полностью соответствовало моим ощущениям, но пересказ банальностей никак не продвигал меня к разгадке нашего с Аленой убийства.

– Я дам тебе свою личность, и ты спустишься в ней на Землю.

– У меня есть задачи в Блокчейне, Земля меня не прельщает, – ответил я.

Земля не прельщала никого из майнеров. Фактически мы оказались абсолютно не приспособлены под ту цель, для которой нас создали.

– Я выполню твои задачи, – с неожиданной самонадеянностью заявил Рикки. – Ты ведь хочешь найти своего убийцу и воскресить Алену, так? Я тебе скажу, кто за этим стоит и что вообще произошло. Твоя загадка не стоит и выеденного яйца.

«Выеденного яйца» – это была так называемая идиома, фраза, привязанная к каким-то незнакомым обычному майнеру реалиям. Маркер, определяющий уровень культуры. В моем случае – из-за того, что я ее не понял – недостаточный.

– Итак: ты говоришь, кто убил нас с Аленой, и рассказываешь, как вернуть ее к жизни, а я за это спускаюсь на Землю с твоей личностью?

Сделка выглядела уже не так плохо. Конечно, необратимый переход в реал выглядел неприятно, но постоянный риск попасть под раздачу Блокчейна и умереть навсегда прельщал еще менее.

– Именно, – ответил Рикки.

– А зачем вообще кому бы то ни было, и тебе в частности, спускаться в реал?

– Лет семьдесят назад по одному проекту в марсианском Блокчейне мне нужна была поддержка олдов. Кстати, я тогда писал и тебе, и Алене, и еще куче майнеров и олдов. Но вас мой проект не заинтересовал. Зато привлек группу олдов, которые предложили помощь взамен на то, что, когда начнется Исход, я буду в числе первых. И всячески буду поддерживать Исход.

– И ты решил, что Исход не скоро, может, его вообще не будет, а проект надо двигать прямо сейчас?

– Именно. – Рикки некоторое время помолчал, затем продолжил: – Проект в итоге провалился, несмотря даже на поддержку. Ретроспективно: глупая была идея. Вы с Аленой оказались правы, когда просто проигнорировали мои письма. А я оказался в непростой ситуации. Я обязан спуститься вниз, в белковое тело, во всю эту грязь, в необходимость дышать, в невозможность попасть из одного места в другое, кроме как передвигая туда свое физическое тело! Я полтора года придумываю поводы не выполнять обещанное, мой статус упал ниже подпола, те, ради кого я жил, чье поощрение было для меня единственным благом, относятся ко мне как к предателю. Я должен спуститься на Землю.

– Но если туда спущусь я, ты не сможешь воспользоваться этим, так как будет считаться, что тебя в Блокчейне больше нет, – удивился я. – Зачем тебе это?

– У меня есть запасные личности, – признался Рикки. – Я передам на них все, что накопил за последние века, но, если я инсценирую самоубийство, Блокчейн разберется и вычислит меня, а если «я» спущусь на Землю, никто не будет разбираться.

В этом был смысл. Старик останется в милом его сердцу Блокчейне, богатый и без моральных долгов, а кто-то – например, я – спустится под его именем на Землю…

– А если я как-то раскроюсь? Если на Земле поймут, что спустился не ты?

– К этому времени я поменяю несколько личностей и затеряюсь где-нибудь в Блокчейне Ганимеда или Титана, – отмахнулся Рикки. – Я все рассчитал, мне достаточно пяти календарных суток.

– Если твое объяснение моей смерти и план воскрешения Алены покажутся мне неубедительными, я откажусь, – предупредил я.

– Отлично. – Рикки кинул мне сертификат, в котором было описано наше соглашение. Документ выглядел сносно, и я подписал его, после чего он стал частью меня.

Сертификат был личным: то есть он имел юридическую силу исключительно между нами, и ни Рикки, ни я не могли его нарушить, не изменив непредсказуемо собственный программный код.

– Начнем с убийцы: это Александр Грубенко.

– Отец Алены? – они, конечно, часто не ладили, но убить собственную дочь?

– Да, через семь миллисекунд после информации о том, что вы с Аленой погибли, Блокчейн воскресил Алену, но не четырехсотлетнюю, твою, а восьмилетнюю, ту, какой ее записали из белкового носителя, то есть из ее собственного тела на сервер в первый раз. И об этом сразу, мгновенно, узнали все хранители Блокчейнов и цепочки их заместителей. Я шестой заместитель хранителя лунного Блокчейна и одиннадцатый заместитель марсианского, так что был в числе тех полутора тысяч майнеров и олдов, которые узнали о случившемся сразу.

– Гроб часто говорил, что Алена после всех дебагов и рефакторингов – просто кусок кода, а не его настоящая дочь. – Я задумался. – Выглядит похоже на правду. Но если восьмилетняя Алена воскрешена, то мою Алену воскресить не получится, а значит, ты не сможешь выполнить наше соглашение.

Рикки расхохотался. Он явно продумал этот момент заранее:

– Алонсо, друг мой, даже если тебя съели – у тебя есть два выхода! Впрочем, не важно, не пытайся понять. Сразу после воскрешения восьмилетней Алены ее отец перевел ее на Землю, то есть вернул в восьмилетнее тело в реале, и сам также перешел на Землю. А это значит, что Алена стала смертной, и когда она умрет, можно будет официально воскресить ее четырехсотлетнюю копию.

– На это может уйти до сотни лет!

– И даже больше, – согласился Рикки. – Белковые тела из автоклавов лишены генетических заболеваний и заведомо здоровы, средний прогнозируемый срок жизни – сто сорок лет. Но тем не менее это – один из двух вариантов.

Да, Рикки был прав.

– А второй?

– Ты можешь спуститься на Землю и убить восьмилетнюю Алену. Время, которое пройдет между ее смертью и воскрешением твоей Алены из бэкапа, ты будешь считаться убийцей, но после воскрешения Алена скажет, что у тебя были свои причины, и обвинения с тебя снимут, максимум – причинение тяжкого вреда по неосторожности. Учитывая, как Грубенко провернул ваше убийство в Блокчейне, практически все майнеры будут на твоей стороне.

– Звучит крайне неприятно, кроме того – у нас нет бэкапа Алены…

– Бэкап есть, и Алены, и твой. Блокчейн был обманут, сервера не падали. Это выяснилось довольно быстро, но так как Грубенко успел быстрее, чтобы не поднимать волну и не рассказывать всем об уязвимости Блокчейна, мы были вынуждены объявить о вашей окончательной смерти. Я был в числе тех, кто голосовал за такое решение. Извиняться не буду, ты бы на моем месте сделал то же самое.

И здесь он был прав. Непогрешимость Блокчейна, который контролирует жизнь и смерть майнеров, – это некий абсолют, сомневаться в нем нельзя. При этом Блокчейн не так уж и редко ошибается или бывает обманут или взломан, и каждый раз его управителям приходится как-то покрывать произошедшее.

На месте Рикки я сделал бы то же самое.

– Но если я буду на Земле, а Алена воскреснет в Блокчейне, мы с ней окажемся в разных реальностях, – высказал я еще одно возражение.

– Ну что ты крашишься, как джуниорский код не ревью? – перешел на нормальный майнерский язык Рикки. – Во-первых, Алена из олдов и понимает свою ответственность перед человечеством, единственное, что удерживало ее от выхода в реал, – это твое нежелание покидать Блокчейн. Она наверняка присоединится к тебе. А во‐вторых – ты всегда можешь самоубиться там, в реале. И Алена найдет способ воскресить тебя из бэкапа в виртуальности.

– Я потеряю память обо всем, что происходило между бэкапом и смертью. Судя по всему, это будет довольно большой и важный промежуток времени.

– Хватит, это все отговорки. Я выполнил свою часть соглашения?

Я подтвердил, и сертификат, вживленный в меня, запустил последнюю часть соглашения – меня выключили, чтобы внедрить код, который для Блокчейна сделает меня Рикки, а затем снять бэкап для передачи в белковое тело.

И в самый последний момент ко мне сквозь все фаерволы и блокираторы пробилось сообщение от Таниты:

«Папа, ты где? Я в Блокчейне Земли, и я знаю, как все исправить и оживить Исход».

А потом я почувствовал боль.

ЗЕМЛЯ, ГАВАЙИ, ОСТРОВ НИИХАУ

Это были все мои ощущения: свет, тепло, металлический привкус во рту. Все они воспринимались как боль, просто разная – от уничтожающей и требующей предпринять хоть что-то до мелкой, нудной, пилящей где-то на фоне.

– Моргай, – сказало мне что-то мутное, находящееся напротив меня.

Звук этого слова я воспринял как очередное мучение, но тело среагировало тем, что моргнуло.

– Закрой рот, Рикки, если ты меня понимаешь. Отлично. Теперь открой рот, если тебе не нравится в твоем теле. Превосходно, спасибо. Никому, кстати, вначале не нравится, даже тем, кого вы зовете олдами, – то есть нам.

Глаза постепенно привыкли к свету – отнюдь не яркому, кстати, – и теперь я видел перед собой симпатичную девчонку, с виду лет пятнадцати, в светло-голубом, почти белом халате.

Имитаторы реальности, в которых я провел не один год, подготовили меня к визуальным образам, и я легко мог отличить стул от человека, а вот к ощущению собственного тела, слабого и болезненного, я оказался не готов.

– Хххэ… Хххэ… – попытался я высказать свое негодование.

– Молчи, твой речевой аппарат плохо подготовлен, придется разрабатывать. Рикки, мы готовим тела к загрузке, мышцы, внутренние органы, особое внимание – мозгу, конечно же. Но некоторые вещи еще отработаны не идеально. Первые дни ты будешь есть только жидкую пищу, потому что были случаи, когда люди пережевывали свои щеки или ломали зубы друг о друга. Могут быть проблемы со сфинктером зрачка… И не только зрачка, это тоже предусмотрено, не беспокойся. Также придется научиться говорить, ходить, кушать – ближайшие недели будут насыщенными. Кстати, меня зовут Катя. И – да, если я еще не говорила – то я из олдов.

– Хххэ… Хххэ… – сказал я.

У меня не было нескольких недель, я собирался разобраться со своими проблемами максимально быстро.

Интересно, почему никому в Блокчейне не рассказывают то, что мне только что сказала Катя?

* * *

Мною занимались трое – Катя, Джош и Ли. Ли в виртуале считала себя кореянкой, а в реале стала негритянкой под два метра ростом.

– Этим я хоть немного скрадываю ущербность физического тела, – сообщила она мне с улыбкой.

Она, как и я, раньше была майнером. Но в отличие от меня – низкоуровневым, из трущоб. Пользы Блокчейну она почти не приносила, за две сотни лет у нее накопился гигантский долг, и отсутствие воображения – на которое тоже нужны ресурсы, которых у нее не было, – толкнуло ее на решение всех проблем через переход из виртуала в реальность.

Она была очевидным примером того, что чем умнее и талантливее майнер, тем сложнее ему дастся решение о переходе в реальность – а потом адаптация к физическому телу. Олдам не нужно было гениальное человечество, им нужна была тупая масса. Они просто двигались не в ту сторону.

Джош, как и Катя, был из олдов. Он почти не говорил, предпочитая показывать все жестами: «иди», «ешь», «плыви», «хватай и неси в ту сторону», а когда я пытался что-то ему сказать, махал на меня руками.

Разгадку его поведения мне поведала Катя через пару недель после старта моей адаптации: оказывается, Джош так и не выучил эсперанто. Он знал исключительно американскую версию английского и за четыреста лет в виртуале не смог выделить пары дней на изучение общего языка человечества.

Кроме меня, в лагере было еще четверо майнеров, все – подавленные и медлительные, остро переживающие потерю своей реальности.

Я был единственным, кто с жаром принялся изучать все, что мне предлагали. Я ходил, ползал, плавал, копался в песке и рисовал на стенах мелками. Я издавал все те звуки, о которых просила Ли, играл в мяч с Катей.

Но душой я при этом был с остальными майнерами: потому что в физическом теле майнер ощущает себя так, будто ему урезали ресурсы, оставив едва ли десять процентов от того, что было.

Ты больше не умеешь думать быстро, не можешь переместиться, куда тебе нужно, мгновенно, не имеешь возможности прекратить общение в одну секунду, просто отрубив входящие порты.

Физическое тело – даже самое совершенное, самое сильное и ловкое – означало для майнера вечную инвалидность.

И только такие недалекие майнеры, как Ли, могли найти в этом изменении что-то хорошее.

* * *

К концу второй недели, когда я научился говорить и уже пытался радоваться легкому ветерку в тот момент, когда дневной зной сменялся вечерней духотой, Катя решила, что пора начать учить меня политгеографии и прочим нужным вещам.

Здесь я ее приятно удивил: я уже знал, что железо добывается из руды, а мясо до попадания в тарелку было живым и крякало или хрюкало.

Все это майнеры проходили, когда жили в имитации Земли – играх и симуляторах. По текущим законам, майнер не менее пятнадцати процентов своего времени должен провести в имитации реальности.

И майнеры так и делали. Но возвращаясь в сладостный виртуал, просто выкидывали ненужный хлам воспоминаний, освобождая память под более важные вещи.

А у меня почти все воспоминания о виртуальности были так или иначе связаны с Аленкой, и поэтому я их сохранял.