Егор обнимал ее, обволакивал, она почувствовала его вес, его силу, и тишина оборвалась вдруг – дыханием, стоном, чьим-то фальшивым пением под гитару, далеким звоном разбитого стекла…
В плеере сели батарейки.
Вы – не просто лучшая наша студентка, вы редкостное дарование, можно сказать, подарок. Вас ждет великое будущее. А что это значит?
Сашка недоуменно молчала.
– Это значит, прежде всего, что ваше настоящее – ежедневный рабский труд, без лени, без страха, без колебаний.
Читаем. Внимательно. Я предупреждал, что будет тяжело.
– Это не по-русски, – тихо пискнула Аня Бочкова.
– А я не обещал, что это будет по-русски. Читайте, молча, про себя. Время идет.
– О любви к ребенку, – сказала она механически.
– Штамп, Ирена. Мать не любит ребенка, пока не увидит его, пока не намучается с ним, пока не привыкнет. Но в обществе так принято – мать должна любить свое дитя прямо-таки с момента зачатия… Это правильно. Это вызывает полезные для ребенка эмоции. Но не мучьте себя – после родов вам будет глубоко на него наплевать…
Покатай меня на спине! – выдохнула принцесса.
Он вглядывался в ее лицо, пытаясь понять: нагличает? шутит?
Юта истолковала его молчание по-своему:
– Нет, конечно, на драконьей спине… На драконьей, Арман!
Ей пришлось убегать очень быстро. Он решил ее выпороть, чтобы не молола чепухи.
Почему ты – другое дело? – продолжала принцесса. – Где сказано, что драконы должны жить в одиночестве?.. Послушай, отодвинь кресло. Я не могу разговаривать вот так – нос к носу.
– Почему? – спросил Арман мстительно.
– Потому что я принцесса… Потому что ты чужой мужчина… То есть не мужчина даже, а…
Юта покраснела, как варенный рак, и выскочила из кресла. Прическа ее совсем рассыпалась.
– Интересно, – протянул Арман. – А кто же?