Больше никогда, слышите? Никогда не останусь наедине с Владиславом Гадовичем! Да он, наверное, и сам не будет этому рад… Но каков нахал!
Все начинается, на самом деле, очень скромно и чинно.
Лифт. Я. Влад. Стремянка.
Мы замкнуты в пространстве. Но не настолько же, чтобы касаться своим притягательным боком меня?
Ощущаю жар, исходящий от атлетичного тела босса, и сама дышать не могу. Я бы жеманно поправила прическу, но в руках у меня коробка со всякими дождиками, лентами и мишурой. Волосы, кстати, проклятые, падают на лицо, и я их пытаюсь сдуть всячески, пока поднимаемся наверх. На самый-самый верх крутейшего здания, которое полностью занимает для себя компания «Мейджик Перфоманс Девелопмент».
Строил это здание еще отец Гадовича. Во времена, когда станции метро здесь не было. И много чего еще не было. Но прошло пятнадцать лет, и теперь это крутейший офис известной строительной корпорации в шикарном бизнес-центре. И вот частично принадлежащий человеку, который жмет меня своими широкими плечами.
Снова дую на свои волосы.
Вообще всегда завидовала нормальным блондинкам – у них волосы гладкие, прямые, и такие шелковистые. Взять даже мою сестру Ульяну. Вот кто выиграл генетическую лотерею!
А я?
А я – жертва взрыва на макаронной фабрике, не иначе. Мне иногда удается их пригладить. Особенно с утюжком – терпимо. А всякие долговременные укладки для блондинок противопоказаны.
Вот и дую себе на лохматую прядь.
Кажется, в моих генах течет кровь африканского альбиноса – иначе как это все объяснить?
Дурацкие волосы. Не сдуваются. Зацепились за мишуру, торчащую из коробки.
Влад тоже не с пустыми руками – он тащит коробку с гирляндами и прочими тяжелыми штуками в одной подмышке, а в другой – стремянку. Но тут поворачивается, прижимает своим кубическим прессом коробку к стенке лифта, тем самым освобождая одну руку, и убирает злополучную прядь с моего лица.
– Бесишь уже, – ворчит гадливо.
Видимо, это для сохранения имиджа.
Потому что его слова вот вообще ни разу не совпадают с выражением его лица и мягкой заботой пальцев.
Влад возвращается в исходное положение и невозмутимо смотрит перед собой. Как раз, когда двери лифта открываются.
Что это было вообще?
Он выходит из лифта и идет по коридору с глянцевым мраморным полом прямиком к своему кабинету. Приемная со стеклянными перегородками, а вот собственный кабинет закрыт звуконепроницаемой серой стеной.
Ковыляю за Владом Анатольевичем – ножки у меня дрожащие, не держащие. Ни после инцидента в бухгалтерии, ни после контакта в лифте. А сейчас еще босс идет без пиджака в одной рубашке, демонстрируя свой крепкий орех.
За что мне такое наказание?
Яна, его секретарь, таращится на нас в приемной. Она явно не ожидала увидеть подобную картину.
– Яна Владимировна, будьте любезны. Сходите, пожалуйста, за тыквенным латте для меня и Северины Витальевны.
ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ?
– Хорошо, Владислав Анатольевич, – Янка тут же встает и идет к небольшой гардеробной, вынесенной за отдельную нишу. Но смотрит на меня огромными глазами.
И я бы ей рада все объяснить, но едва ли сама понимаю перемены в Гадовиче.
Как только дверь за нами закрывается и мы оказывается непосредственно в кабинете, я все же не выдерживаю и задаю тревожащий меня вопрос:
– Тыквенный латте?
Владислав Анатольевич раскрывает стремянку и ставит посередине. Смотрит наверх, видимо рассчитывая высоту. Стремянка плюс этот бугай – и можно украшать любой банкетный зал.
– Да, спасибо тебе. Я не любитель пробовать что-то новое, и ты явно перепутала кофе в прошлый раз. Но тыквенный латте, к моему удивлению, очень понравился.
Растекаюсь лужицей, словно лед на солнце. Его глаза – это нечто! А когда он не хмурится, а улыбается, как сейчас – весело и задорно, я забываю, что он мой босс.
И Гад.
И что имя у него дурацкое – у меня есть свои причины так думать.
Разве можно мужчине быть таким красивым и горячим?
Вот же засада – был бы это какой-нибудь Илья Гаврилов.
Но…
Это мой босс. Запрещенка.
И здесь впору вставлять рыдающий эмодзи и разбитое сердце.
– С чего начнем укрощать? – приподнимает одну бровь. Присаживается на краешек стола, продолжая демонстрировать по-всякому свою шикарную фигуру, слепленную упорным трудом в тренажерном зале в соавторстве с правильной и дорогой едой.
– Укрощать? – повторяю, загипнотизированная этим змеем-искусителем.
– Украшать, – прищуривается босс.
У меня еще и слуховые галлюцинации.
– С гирлянды, – так, Северина, прекращай мысленно пускать слюни по своему работодателю!
– Предлагаю чуть украсить окно.
Окно – это здоровая панорамная стена шириной метров десять
Конечно-конечно!
– Можно по верху нить пустить, – продолжает генерировать идеи Влад Гад.
– Никаких нитей поверху! У нас там много гирлянды «Дождь», а еще тысяча метров «Росы». Ваш кабинет из Кремля будет виден.
А глазик-то у Влада подергивается.
– Слушай, Северин, вот вопрос, который меня тяжело терзает с момента, когда черт меня дернул предложить тебе создать атмосферу. Вот эту. Праздничную, – машет руками. А потом нервно зачесывает свои идеально уложенные волосы назад. Делает это криво. И его челка теперь забавно торчит в бок.
– Почему я люблю Новый Год?
– Хм…
Опять он за свое.
– Что это значит? – ставлю коробку с мишурой на пол и нервно дергаю плечами, вызывающе приподнимая свою левую бровь. Этому я еще в театральном кружке научилась.
– Ты хочешь поделиться личной историей со мной?
А вот его интонацию я не могу распознать. Он издевается или ему правда интересно?
– Я просто предположила, что вы хотите спросить именно это.
– Нет. Я хотел спросить, почему, получив немало денег на оформление, ты не наняла оформителей? Или делегирование – не твой конек? – а вот теперь точно, зараза, издевается.
Прядь снова падает мне на лицо – иногда мне кажется, что мои волосы живут своей жизнью. Ведь все волоски были подвержены выпрямителю с утра и аккуратно уложены в низкий хвост.
Но ведь нашлась зараза, которая выползла из него и устраивает диверсию, раздражая меня и моего босса!
– Во-первых, оформителей на Новый Год нанимают еще летом. Толковых. Те, у кого есть свободная запись в декабре – халтурщики, либо новички в своем деле. А я не новичок. Во-вторых, я на сэкономленные деньги купила на пару тысяч метров гирлянды больше, а остаток вложила в корпоратив.
Упираю руки в бока. Не на ту нападает!
– Разумно, – ухмыляется. Нагло так. Встает. О божечки, встает и идет ко мне. Вальяжно, будто кот в марте.
– Может, начнем укрощать уже? – оговариваюсь. – Украшать.
– Хм…
Закатываю глаза и шагаю к коробке с гирляндами. Вытаскиваю одну. «Дождь», который заменит этому гаду штору.
Так и подмывает меня спросить – Владислав Анатольевич, вы вообще достойны праздника или плохо себя вели в этом году?
Вручаю Владу один конец гирлянды и нечаянно дергаюсь, когда наши пальцы соприкасаются друг с другом. Тут никакого электричества не нужно. Гирляндам будет достаточно напряжения, исходящего от меня или… от него. Почему Влад так смотрит на меня?
Трудимся в полном молчании.
Я разматываю гирлянду и постоянно раздаю указания. Влад пыхтит и злится, но молчит. Он медленно залезает на стремянку, а я поддерживаю гирлянду, чтобы он смог закрепить ее к шарниру на панорамной стене.
Перешагиваю через разбросанную по полу гирлянду. Думаю, что перешагиваю. Но я же в своих красных туфлях. Злополучных. А Гадович на стремянке со своим орехом, из-за которого я не могу нормально сосредоточиться.
Спотыкаюсь. Вскидываю руки, пытаясь понять, за что могу удержаться. Конечно, Северина, ты молодец! Принимаешь идеальные решения!
Ага!
Цепляюсь за злополучный орех и кармашек на нем. Какой же твердый зад у Влада Гадовича!
Это единственное о чем я думаю, прежде чем услышать треск ткани.
Гирлянда летит из его рук на пол.
Я не лечу на пол, потому что рву брюки своего босса в попытках балансирования и левитации.
Босс, спасибо ему, крепко держится за стремянку и истошно орет:
– КЛЮКОВКИНА, ТВОЮ МАТЬ!!
Почему он постоянно произносит мою фамилию вместо ругательства?
Ох, я уже вижу труселя черного цвета и выпирающую булочку идеальной формы.
А в это время открывается дверь и в кабинет заходит Яна с тыквенным латте.
– Однако, – не доверяя себе и своим глазам, быстро ставит стаканчики с кофе на журнальный столик в лаундж-зоне кабинета и тут же ретируется.
Блин!!!
Теперь весь офис будет знать, о том, что я оставила босса без штанов!
Ноги, наконец, находят баланс.
Я выпрямляюсь и отпускаю ягодичные мышцы Владислава Анатольевича.
Кажется, пора сматываться.
– КУУУДА ПШЛА?!!
Адский ор позади заставляет меня отказаться от идеи побега из кабинета Влада Гадовича. Хотя еще чуть-чуть и я бы дотянулась до ручки двери.
Замираю. Может, если притвориться статуей, кара небесная меня минует?
– Как ты это делаешь? Как ты создаешь это все на ровном месте? – я слышу, как он спускается по железным ступенькам стремянки. Она скрипит, бедная, от его массы и злости. – Я же говорил тебе! Никаких туфель! Особенно вот этих вот. Красных!
– Вообще-то вы говорили в пятницу, чтобы завтра я их не надевала. Поскольку для пятницы завтра – это суббота, то я, так уж и быть, в субботу их не надевала, – обернувшись, на свой страх и риск защищаюсь. – Да и некуда было. Разве что на диване лежать в них. Но это как-то слишком богемно. Даже для меня.
Босс останавливается в двух шагах от меня.
Опять этот его взгляд, стреляющий в упор и идущий дым из ушей от гнева.
– Я хренею! – взвывает он после моего речитатива. – Откуда это все в твоей голове? Как ты строишь логические цепочки? Ты вообще думать умеешь?
– Унижать меня вовсе не обязательно, Владислав Анатольевич, – его слова меня почему-то особенно задевают. Сказал бы это кто-то другой – да ерунда полная. Я же блондинка, да еще и наивная. но весьма привыкшая к подколам. После задорного лишения прав через месяц после их получения, я думала,что меня ничто не трогает.
Однако босс как-то слишком удачно меня ковыряет.
Любой другой бы это сказал мне… но не он!
– Извини, – смягчается тут же.
Киваю и часто моргаю, чтобы не зареветь.
– Кофе? – Влад явно замечает мое состояние. Удивительно. Я думала, что это бездушная каменная глыба. Однако нет, весьма симпатичный… то есть эмпатичный.
Мне срочно нужен тот человек, который на боксерском ринге машет мокрым полотенчиком возле лица боксера на отдыхе между раундами.
– Можно, – соглашаюсь. И зря.
Босс поворачивается ко мне своей пятой точкой, весело сверкая оторванным карманом и труселями.
С силой сжимаю губы, чтобы не засмеяться. Подумает еще, что я – истеричка.
Но блин, этот оторванный кусочек ткани так забавно болтается при ходьбе.
– Что опять? – растерянно спрашивает Влад, подавая мне кофе.
– У вас сзади… – давлюсь от смеха, чтобы сказать.
– Что?
– Орех.
Опять я слышу сверчки в его голове.
Вот бы обладать способностью исчезать по собственному желанию!
– Польщен, – бормочет Влад и даже, кажется смущенно. – Тебе он понравился на ощупь?
О боже! Мы всерьез это обсуждаем? Правда-правда? Помогите мне кто-нибудь!
– Не совсем…
– Не совсем?! – обиженно переспрашивает.
Так, если я раздавлю его мужское эго, то можно сразу писать заявление на увольнение.
– Ваш орех замечательный, – стараюсь его успокоить.
Что я несу опять?
– Просто порванный.
Глаза Влада – это просто чудо. Можно в них тонуть. Смотреть бесконечно. Они вроде темные, но с синими прожилками, как глубоководный океан. Сейчас они у него особенно широко распахнуты от моих невнятных объяснений.
– Не сам орех. Скорлупа, – пытаюсь его успокоить, но, кажется, плохо получается.
Он не выдерживает, выгибается и смотрит на себя сзади. До него доходит, наконец, что я имею в виду своими идиотскими репликами.
– Охренеть! – снова ругается Влад Гад. – Клюковкина! Как ты это делаешь? Ну как? Тебя вообще можно нейтрализовать? Или это твое призвание – все крушить и ломать?
– Отличный антагонист для того, кто любит все строить, – неудачно шучу.
Влад снова смотрит на меня. Пронзительно. Будто осмысляет какую-то внезапно пришедшую в голову идею. С прищуром. Оценивающе. Затем переводит внимание на стаканчик кофе в руке. Делает мощные глотки остывшего тыквенного латте. Я слежу за его кадыком. Не думала, что мужчин шея и кадык могут быть столь мощными и эстетичными… столь… эротичными.
Легко представляю его без рубашки, и как капли кофейного напитка стекают…
– Клюковкина! – снова вместо ругани орет. – Если ты так яростно стремишься к повышению, то я могу тебе кое-что предложить.
– А?
– Несколько иную работу.
– Какую?
– Личную.
Подходит ко мне еще ближе.
Мое сердце гремит, пульсация достигает ушей. Я дышу часто-часто. Что он собирается делать? Его горящий взгляд говорит о его очень недружелюбных мыслях красноречивее всяких слов.
– Правда, мы с тобой будем больше, чем руководитель и подчиненная.
О проекте
О подписке
Другие проекты