Глава 1 «Тяжелый день архидьякона»

В это раннее, солнечное утро, архидьякон Фролл де Фер проснулся раньше обычного. Что-то потревожило сон несчастного, но он не мог понять, что именно. В последние несколько недель с ним явно творилось что-то не так, но, сколько Фролл не пытался понять и разобраться в себе, он не мог. Что-то тревожило его душу. Он много раз обращался к Богу, чтобы тот указал ему, что с ним творится. Он даже думал, что в него вселился сам дьявол! Но он старался отогнать от себя эти греховные мысли. В это утро, проснувшись, все с той же необъяснимой тревогой на душе, он одел свою сутану и упал на колени, с мольбой взывая к Богу. Сложив руки и низко опустив голову, Фролл стал молиться:

– О, Всевышний, помоги мне, укажи путь, подскажи, что со мной. Я не могу спать, я просыпаюсь задолго до рассвета, и весь день словно в бреду. Я стою перед тобой коленопреклоненный и молю о твоей помощи. Умоляю, помоги своему слуге. – Фролл, словно без чувств, упал на пол.

Всегда после подобных молитв архидьякон чувствовал себя опустошенным. Вставая с колен, выражение лица и глаз священника менялось. Его природные светло-голубые глаза, становились сине-черными, лицо приобретало холодность, тело все напрягалось на столько, что даже под сутаной можно было различить рельеф мышц. Он не был похож на священника, и уж тем более на архидьякона. Для архидьякона он был еще слишком молод, на момент назначения его на эту должность ему едва минуло двадцать три года. Его лицо было аристократично красивым, с лёгкой грустью в глазах. Его черные, как смоль волосы, были аккуратно зачесаны назад. Именно таким его все видели: высокомерным, устрашающим и немного грубым. Несмотря на его красоту, а он действительно был очень красив, он всем внушал лишь страх. Но в минуты таких утренних молитв, он менялся до неузнаваемости, волосы ниспадали на глаза, в которых не было, ни холодности, ни гнева. В эти минуты в глазах священника были грусть, мольбы, отчаяние и страх. Но в очередной раз не получая ответа и помощи от Всевышнего, он все больше злился и ненавидел себя все вокруг. Как и всегда оставаясь без ответа Фролл зачесывал свои волосы и придавая всем привычную холодность во взгляде и лице, он спускался вниз, чтобы отпустить грехи, тем кто пришел к нему на исповедь.

Фролл шел, бесстрастно оглядывая собор, для него это уже не было, чем-то интересующим и уж тем более, мистическим, как для прихожан. Здесь он больше не находил упокоения и безмятежности, своей души.

Но, к его, скорому, сожалению этот день кардинально отличался от предыдущих. По дороге его остановил молодой священник:

– Святой отец, Вас ждут в исповедальной.

– Так рано? И как долго меня ждет этот несчастный. – голос Фролла приобрел прежнее высокомерие.

– Четверть часа.

Ни говоря более, ни слова, архидьякон резко развернулся и направился к исповедальной. Подходя к этой комнате, его охватил неведанный до селе страх и тревога. И чем ближе он подходил, тем сильнее страх проникал в его душу. Но вот он вошел в исповедальню и увидел девушку с низко опущенной головой.

– Я грешна, Святой отец. – начала девушка, не поднимая головы, волосы на столько закрыли ее лицо, что ни она не могла видеть лицо того, то пришел отпустить ее самый страшный грех, ни Фролл, как не пытался он увидеть лицо девушки.

– Говори, дочь моя. – властно, в присущей ему манере, но все же с какой-то осторожностью в голосе, ответил он. Именно в этот момент он изрядно пытался увидеть лицо грешницы, которая пришла к нему на покаяние.

– Я полюбила, но любовь моя не взаимна.– осторожно продолжила девушка. Она хотела поднять глаза, но что-то остановило ее, внутренний голос подсказывал, что не стоит ей этого делать.

– Но в этом нет греха, дочь моя. – ответил Фролл, все еще пытаясь унять нервную дрожь, которая не прошла после его утренней молитвы. Он отчаянно пытался внять словам девушки, но мысленно все еще находился у себя в келии и отчаянно умолял Бога о помощи. На мгновение он отвлекся от своих мыслей, и еще раз взглянул на девушку в надежде, что его наваждение исчезнет. Однако этого не произошло, а скорее, наоборот, к дрожи в руках добавилось учащенное сердцебиение.

– О, нет, Святой отец, это грех. Ведь человек, которого я полюбила, священнослужитель. И я прекрасно понимаю, что не имею права на эту любовь, но ничего не могу с собой поделать. И ему я ничего не могу сказать, так как я понимаю, что не имею на него прав, он навсегда принадлежит Богу. Но тем, ни менее я не могу перестать о нем думать. Простите меня, Святой отец, о господи прости меня и помоги мне, – девушка подняла голову и наконец увидела того, кому она решилась все рассказать. Ее заплаканные глаза расширились, отражая ужас и страх.

– О, Боже, как она прекрасна. – подумал архидьякон, когда он увидел ее лицо.

– Я прощаю тебя, дочь моя. Храни тебя Господь. Но позволь мне задать тебе вопрос, что так напугало тебя во мне?

Девушка ничего не ответила, лишь закрыла лицо руками, и ее тело содрогнулось от рыданий. Едва Фролл приблизился к ней и протянул руку, на удивление для себя самого, чтобы успокоить девушку, она резко подняла голову и блеснула гневным взглядом на него:

– Не троньте меня! – закричала девушка и буквально вылетела из собора.

После ее ухода Фролл еще долго не мог прийти в себя, в нем открылось не веданное ранее чувство для него. Теперь все его мысли были об этой прекрасной девушке. Он каждый день ждал ее прихода, на очередное покаяние, но, к сожалению, она больше не появлялась, и сколько он не бродил по городу в надежде, хотя бы мельком ее увидеть, не мог этого сделать. Теперь этого его пугало, с того дня как она выбежала из собора он перестал думать о Боге и о молитвах. Для него больше ничего, к его великому сожалению, не существовало. Фролл каждый раз, возвращаясь в свою келию, и ложась спать, не мог сомкнуть глаз. Каждую ночь он видел во снах ее образ. Как она была красива. Ее зеленые, почти изумрудные глаза, тёмные волосы, обрамлявшие ее смуглое, а скорее загорелое лицо, ее пухлые алые губы, которые завершали весь этот образ ангела.

Проснувшись после ночного сна, если его сегодня можно было так назвать, ведь всю сегодняшнюю ночь Фролл метался по своему ложу. Ему вновь снилась она, только сегодня она предстала в его сне, как в их последней встрече, с заплаканным лицом и гневом в глазах. В душе Фролла поселилось, не веданное ему ранее чувство, ревность. Да, он помнил, о чем она говорила ему на покаянии о своей любви к молодому священнику, но кто он? Да, он смертельно ревновал, к неизвестному ему человеку. Но теперь он все решил для себя. Он встал, одел сутану и прошептал страшным и гневным голосом:

– Она будет моей!

Окунемся немного в этот чудный собор, простит меня читатель, я просто обязан Вам рассказать об этом соборе.

Четыре нижних яруса колокольни, нефт и трансепт храма относятся к романскому стилю. Над входом в храм возвышается квадратная колокольня, в основании которой сохранился пострадавший церковный портал. С южной стороны у церкви крытый вестибюль монастырской трапезной-здание, где монахи кормили нищих и поломников. Внутри готическая статуя Богоматери «Утешение» и старинная купель. На своде нефа есть фрески «Вход Господень в Иерусалим» и «Несение Креста», они расположены в ближних к хору пролетах. После всех реконструкций отлично сохранилась капелла Св. Жермена-первый от капеллы Девы Марии предел северной стены. По ней можно судить о том, как выглядела базилика Сен-Жермен-де-Пре в XII столетии.

Глава 2 «Помогите»

Прошел месяц, с тех пор как Адриана, а именно так зовут нашу незнакомку, в последний раз была на исповеди. К ее великому сожалению, как она не старалась себя заставить вернуться, она не могла. Она день ото дня вспоминала глаза и лицо архидьякона. Ну почему она сразу не подняла головы. Ведь если бы девушка изначально знала, того кто пришел отпустить ее самый страшный и постыдный грех, она бы никогда не рассказала ему об этом. Уверен, наш читатель уже догадался, кто именно был ее предметом воздыхания, и из-за кого Андриана не спала по ночам. Да это был наш благородный слуга, наш архидьякон Фролл. Вот такой злой рок связал судьбы наших героев. Они были, как им казалась, безответно влюблены друг в друга. Но оба понимали, что не могут признаться в своих чувствах своим возлюбленным, один, потому что это означало бы вероотступление, ведь он священник, который давал перед лицом Господа обет безбрачия и безоговорочной службы ему. А Адриана, понимая, что ее возлюбленный навсегда связан крепкими узами с Господом, не смела даже заикнуться о своей любви, кому бы то ни было. Но все же оставаясь наедине с собой, ее мысли были полностью посвящены этому надменному и высокомерному священнослужителю.

На мгновение хочу отвлечь Ваше внимание от размышлений Адрианы и страсти Фролла, и познакомить Вас хоть немного с судьбой Адрианы.

К великому сожалению, судьба девушки сложилась крайне печально. Ей рано пришлось повзрослеть. Ее родители умерли от голодной смерти, во времена изгнания Генриха III из Парижа, стараясь спасти свое дитя. Адриану после гибели родителей прятала в Соборе Парижской Богоматери старая монашка. Позднее, когда на престол взошел Генрих IV, она смогла вернуться в свой дом. И сейчас, спустя годы, Адриана думала, за что ей Всевышний уготовил такую судьбу. Неужели, сам Дьявол, взял главенство над ней и все ее жизнь его игра? Но как Господь, мог допустить, что она безнадежно влюбилась в архидьякона.

Решив выйти из своего заточения, на которое она добровольно себя обрекла, дабы не встречаться с архидьяконом, девушка направилась прогуляться по улицам Парижа. Но, не успев сделать и десяток шагов, она почувствовала, что ее стройный стан, обхватили чьи-то грубые руки. Она попыталась закричать, но ее рот был зажат рукой. Она пыталась вырваться, но это еще более раззадорило хулигана. Он рывком развернул девушку к своему лицу.

– Ух, какая ты! Красивая, сегодня мне повезло.– хамовато произнес неизвестный мужчина. Он начал грубо сжимать грудь девушки, по всей видимости, собираясь обесчестить ее прямо в той подворотне, в которой он схватил ее.

– Отпустите меня, умоляю Вас.– взмолилась девушка.

– Даже не подумаю, такие красотки мне не часто попадаются, – мужчина продолжал грубо ласкать тело девушки. -Будь умницей, и все будет быстро и совсем не больно, может быть тебе даже понравится. – мужчина вожделенно облизнул свои губы и с нескрываемой похотью смотрел девушку.

Она уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть его от себя. Но у нее этого не получилось, и тогда он повалил ее наземь, задирая ее платье. Адриана принялась обшаривать руками вокруг себя, в надежде найти хоть что-то, что могло ей помочь в эту минуту. Нащупав бутылку, она незамедлительно схватила ее и ударила по голове этого мужчину. Оттолкнув его от себя, девушка закрыла рот рукой, заглушая свой вскрик. Мужчина лежал на земле, не подавай признаков жизни, под его головой расширялось пятно крови. Не помня себя Адриана, бросилась бежать, не разбирая дороги. К ее великому удивлению, ее ноги сами привели к собору, которого она так старательно избегала все это время. Собрав все оставшиеся силы, девушка решилась зайти в собор и попросить защиты. Поднимаясь по ступеням, она все еще пыталась отогнать от себя мысль, о том, чтобы развернуться и убежать. Но все-таки страх за жизнь оказался сильнее страха перед архидьяконом. Остановившись Адриана, села на ступени и погрузилась в воспоминания о ее первой встрече с Фроллом. Это случилось минувшей зимой, на казни какого-то цыгана. Его обвиняли в убийстве и приговорили к казни через повешение. Публичное наказание человека, нарушившего плавное течение городской жизни, являлось своеобразным ритуалом очищения от скверны и восстановления изначальной чистоты в отношениях между людьми. Именно ритуальный характер церемонии позволял судебным чиновникам надеяться, что она будет правильно воспринята окружающими, что ее жестокость не стимулирует насилие, присутствующее в обществе в латентном состоянии, а, напротив, усмирит его. Отношения между осужденным и палачом заслуживают особого внимания. Именно ответственность палача за правильное исполнение приговора являлось основой и сущностью последнего этапа публичного наказания в средние века. Она имела непосредственное отношение к ритуалу казни и его второй функции – направлению агрессии в безопасное русло. Палач встречал осужденного перед виселицей или эшафотом и сам переодевал его в белую рубашку смертника. Расставание с одеждой символизировало окончательное прощание с жизнью и, прежде всего, с тем местом в общественной иерархии, которое ранее занимал преступник. Такое переодевание было неотъемлемой частью ритуала и имело место всегда, даже если палач очень торопился. Вновь громко сообщался состав преступления, за которое человек должен был проститься с жизнью. В редких случаях приговоренному могла быть дарована особая милость: о его преступлении объявляли после казни.

Казалось бы, момент смерти неотвратимо приближался. Однако преступнику, строго в соответствии с установленным ритуалом, в последний раз предоставлялась возможность оспорить решение суда. Порой осужденный на смерть имел право затеять борьбу со своим палачом. Хотя чаще всего такой «поединок» бывал совершенно фиктивным, в случае победы преступник мог рассчитывать на изменение своей участи. Следующим необходимым по ритуалу этапом процедуры было прощение, даруемое жертвой своему палачу. «Когда он увидел, что должен умереть, он преклонил колени перед палачом,

поцеловал маленький серебряный образок на его груди и весьма кротко простил ему свою смерть», – описывал казнь Жана де Монтегю парижский буржуа. Этот жест крайне символичен и важен для понимания всего ритуала экзекуции. Прощение осужденного должно было, как бы примирить палача с собравшейся публикой. Гарантом же законности смертной казни выступала толпа зрителей, присутствовавших при экзекуции. В противном случае палач, приводящий в исполнение смертный приговор, мог бы рассматриваться как убийца, а это, в свою очередь, открывало возможность для мести со стороны родственников или друзей «убитого». Прощение преступника предотвращало это, и, в какой-то мере, возможно, подчеркивало положение палача как официального лица, а казни – как официального акта. К тому же, прощение убийцы убиваемым предусматривается христианскими заповедями. Жестокость наказания не отталкивала зрителей, напротив, она притягивала, вызывая чувство торжествующей справедливости.

Городские судебные власти решали, таким образом, двойную задачу. Во-первых, они пытались предотвратить рост преступности на вверенной им территории; во-вторых, укрепляли собственный авторитет. Прибегая к ритуалу, следуя в точности его правилам, и призывая в свидетели своей справедливости все тех же горожан, власти убеждали их в законности насилия, применяемого по отношению к преступникам. По обычаю, поднялся священник, для отпускания грехов и упокоения души несчастного. Когда

приговоренный покаялся, священник развернулся лицом к толпе, снял капюшон своего плаща и произнес:

– Пусть Бог упокоит твою душу, ты прощен, покойся с миром.

Адриана смотрела на священника не смея отвести взгляд, тогда в его глазах отражалась вся скорбь, на которую он мог. И действительно, Фролл на тот момент еще не потерял человечность и способность к состраданию. Хотя он и сейчас все еще способен сопереживать, но за это время, столько раз он присутствовал на казни, его сострадание уменьшилось. Нет, ему все так же было жаль этих несчастных, но он понимал, что не может им ничем помочь, дабы избежать наказания. Поэтому для успокоения своей души он старался все менее, принимать их судьбу близко к сердцу. Тогда он был еще очень молод, и в чертах его лица еще не было той холодности, с которой он позже смотрел на всех. Но в тот момент девушка настолько была заворожена им, что не могла отвести взгляд, ей казалось, что какая-то не веданная сила притягивает ее. После процесса казни она вошла в собор и, подойдя к священнику, который только что упокоил душу казнённого, попросила его исповедать ее. Его голос, заполнял ее слух, покрывая нежным облаком спокойствия. Закончив свою исповедь, девушка опустила голову, что было знаком окончания исповеди и глубокого покаяния в своих грехах.