Суровое бородатое лицо расплылось в фантастически красивой улыбке. В такой улыбке, что мне захотелось попробовать ее на вкус… но я понимала, что это очень странное желание для женщины, которая тоже все для себя решила. И это решение отнюдь не совпадало с решением мужчины. Терджан ответил на мой вопрос:

– Господь создал их как помощников себе. Они прекрасны и светлы. Как ты.

Я покачала головой:

– Я человек.

– Я тоже. Какое совпадение! У нас много общего…

Я рассмеялась и нечаянно положила руку на его мощное предплечье, опутанное сетью вен. А может быть, и нарочно. Мне давно хотелось прикоснуться к нему, и теперь эта странная звенящая легкость в голове словно толкала меня на безрассудство.

Терджан осторожно положил свою большую горячую руку на мою ладонь и осторожно ее погладил. От этих его осторожных прикосновений по моему телу побежал такой бешеный поток мурашек, что оно, похоже, превратилось в Третье транспортное кольцо. Голова отчаянно кружилась, и меня, кажется, даже начало покачивать.

– Со мной явно что-то не так, – прошептала я, наклонившись совсем близко к своему сердечному другу. На меня пахнуло его сладким пряным ароматом. Я прикрыла глаза и активнее потянула носом. Головокружение усилилось.

– Тебе плохо? – обеспокоенно спросил Терджан.

Я открыла глаза и принялась сосредоточенно прислушиваться к собственным ощущениям, а потом уверенно ответила:

– Нет. Мне хорошо. Просто… я как-то странно себя чувствую… Голова кружится и мысли путаются.

– Я думаю, это всё-таки из-за сауны, – авторитетно заявил Терджан. – Она ведь совсем другая, чем ваши бани… Тебе надо попить еще…

Он стал наливать в мой бокал опять ту рубиновую жидкость, но я протестующе замахала руками:

– Нет-нет, только не это! Налей мне, пожалуйста, простой воды.

Терджан с готовностью повиновался, но подавая мне стакан, вдруг спросил:

– Ты пьешь алкоголь?

Я отрицательно покачала головой:

– Не пила с тех пор, как… попала в рабство. То есть, уже где-то полтора года… Ну, если не считать причастия.

– Кровь Христова, – кивнул Терджан. – Тебе этот ритуал не кажется жутковатым?

Я пожала плечами:

– Это ведь чисто символически, в знак единения с Иисусом и отречения от грехов. Никто никогда не пил ее по-настоящему, даже на Тайной Вечери.

Головокружение начало потихоньку отступать, но я продолжала почти лежать на руке моего друга, вдыхая запретный запах полной грудью, словно хотела надышаться им, сохранить его в себе, как воспоминание.

– Что это за аромат? – спросила я, заливаясь краской.

Может быть, я могла бы купить такой же в магазине и подарить какому-нибудь близкому мужчине: отцу или мужу. Эта мысль странно опаляла жгучей болью. Будто я не желаю выходить замуж. Ни за кого, кроме…

Терджан мягко рассмеялся:

– Ты ожидаешь, что я назову тебе какую-то марку, вроде "Burberry London"?

Я молчала, наслаждаясь видом его улыбки. Терджан вздохнул:

– Этот аромат составлял для меня парфюмер. Он исходил из моих личных качеств и особенностей внешности, подбирая сочетание из более, чем 60 эфирных масел.

– Давно ты им пользуешься?

– Точно не помню, кажется, лет 20…

Я ахнула:

– И все это время тот же самый парфюмер раз за разом воссоздает один и тот же аромат из 60 масел?

– Не совсем. Я меняюсь, и он меняет состав в соответствии с этим. Например, пять лет назад, когда я пришел к нему после похорон отца, Визиб сказал: "Вижу, пора добавить в ваш флакон сладости и надежды!" Я ответил: "Скорее уж наоборот, горечи и тоски!" Но Визиб покачал головой, хитро так улыбнулся и сказал: "Однажды вы поймете!"

Тысячи вопросов вспыхнули в моей голове: я еще ни разу не слышала от Терджана о его родителях… Но задала совсем другой:

– И ты понял?

Терджан посмотрел мне в глаза – там полыхало пламя – и выдохнул:

– Кажется, да.

Я буквально онемела. Как после такого не верить в факиров и джиннов? Конечно, вся эта история может быть выдумкой, романтической сказкой, призванной заворожить меня, но это слишком по-детски. С другой стороны, не мог ведь парфюмер знать, что этот новый модифицированный аромат через пять лет очарует некую неизвестную ему девушку из далекой чужой страны…

Воспользовавшись моей задумчивостью, Терджан убрал руку с моей ладони и поцеловал ее – очень мягко, осторожно, но от его губ все равно остался острый пылающий след. Я в изумлении уставилась на нее, не в силах произнести ни звука. Терджан смотрел на меня молча – изучающе, испытующе. Протянул руку, погладил волосы. Еще немного помедлил и приблизил свое лицо к моему, обжег его дыханием. Моя голова кружилась от его пряного аромата, мысли разбегались из нее, как тараканы от внезапно вспыхнувшего света.

– Терджан… – прошептала я и мучительно скривилась.

– Поцелуй меня, Ева, – попросил он срывающимся голосом.

Но я не смогла. Что-то мешало мне. Я не помнила, что именно, но знала: это очень важно. Мой лоб бессильно опустился на мощное благоухающее плечо моего друга, я чуть не заплакала от терзавшей меня смутной тоски. Терджан вздохнул и погладил меня по голове.

– Ничего, – пробормотал он, – время еще есть.

Я встрепенулась, вдруг вспомнив, где мы находимся:

– На сколько времени ты забронировал сауну?

– Чего? – не понял он.

– Время… Сколько часов?

– А… – он отчего-то смешался. – Не знаю, наверное, на весь вечер.

Я встала, оправила частично высохшую накидку, взяла своего друга за руку и повела его в парную. Моя координация совсем восстановилась, и голова почти не кружилась, если не считать тех моментов, когда мне в нос опять ударял пряный восточный аромат. Чтобы избежать этого эффекта, я села подальше от Терджана, но он придумал повод снова приблизиться: снял с полки на стене небольшой ковшик с длинной ручкой, набрал в него воды и преподнес мне.

– Можно обливаться водой, чтобы не было так жарко.

– Тогда я буду вся мокрая…

– Именно поэтому ты и надела купальник.

Это был коварный ход. Всем известно, как облепляет тело сырая одежда – еще неизвестно, что выглядит эротичнее: обнаженная девушка или девушка в мокрой рубашке. Поэтому я пока решила обойтись умыванием. А вот Терджан вылил несколько ковшиков прямо себе на макушку. Вода растеклась по его плечам, животу и спине, и мне приходилось прикладывать серьезные волевые усилия, чтобы не следить за этим процессом, как завороженная.

Потом Терджан достал с полки несколько флакончиков с эфирными маслами и предложил мне решить, какой из них капнуть на центральный камень. Я выбрала мандарин и чайную розу. Терджан одобрительно кивнул, и вскоре по залу разнесся восхитительный аромат.

Терджан расстелил на одной из лавок простынь, сложенную вчетверо, и попросил меня лечь на нее животом.

– Я немного поглажу тебя, – прошептал он мне в самое ухо, обжигая дыханием, – но через накидку. Не бойся…

Я улыбнулась:

– Если господин Насгулл чего-нибудь и боится, так это напугать меня.

– Не только, – выдохнул он, начиная осторожно массировать мои плечи. – Еще я боюсь, что ты исчезнешь. Что выйдешь за другого. А больше всего… – голос его дрогнул.

– Что я умру, – закончила я за него.

– Не говори это вслух, одно это слово причиняет мне боль.

– Хорошо, больше не буду.

Мне опять стало грустно. Если бы не эта печаль о его напрасных надеждах, то я, наверное, очень возбудилась бы от такого массажа. Терджан нежно оглаживал мое тело сквозь плотную, но мягкую ткань. Он касался только спины и плеч, но я чувствовала, как вибрируют от страсти его раскаленные руки.

Мое тело опять стало покалывать от жара, я попросилась в душ. Пока меня не было, Терджан, похоже, облился водой с головы до ног прямо в костюме – тот облепил его совершенно неприлично.

– Если помнишь, тебе доводилось видеть меня в исподнем, – с хитрой улыбкой произнес мужчина в ответ на мое смущение.

О да, это правда. У меня была возможность оценить его мощное тело во всей красе в тот момент, когда я пришла поговорить с хозяином и обнаружила, что господин Насгулл и мой друг Терджан – одно лицо.

– Скажи, ты серьезно хотела предложить мне денег? – спросил он, снова укладывая меня на лавку и опять принимаясь за свое коварное дело.

– Вполне. Я ведь не знала, что ты… что вы…

– Один человек.

– Да. Я думала, что никогда не встречала хозяина, что он и не знает ничего обо мне, кроме как с твоих слов. И помня, как гуманно он относится к слугам, надеялась, что моя просьба, вкупе с долговой распиской, побудит его…

– Но ведь ты даже не знаешь сумму! Может быть, у тебя нет таких денег и никогда не будет.

– Это неважно. В тот момент было неважно. Я могла думать только об одном… А… сколько..?

Терджан усмехнулся:

– Ну да, конечно. Так я и сказал!

– Почему нет?

– Ни за что! Ты бесценна, понятно? Весь остальной мир тебя не стоит, не то что деньги.

Я смущенно поежилась:

– Ты преувеличиваешь.

– Я с ума схожу. По тебе.

Я зашевелилась, пытаясь встать. Терджан придавил меня ладонью:

– Лежи.

– Я хочу встать.

Он отпустил. Устало сел рядом, слегка ссутулился.

– Уже, наверное, много времени, – предположила я, осторожно погладив мокрое плечо. – Пора спать.

Терджан качнул головой:

– Не хочу больше спать без тебя. Хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой.

– Терджан…

– Разве это так много? Хочешь, я пообещаю, что не стану прикасаться к тебе? Кажется, я вел себя хорошо и заслужил немного доверия…

Меня будто ошпарило кипятком:

– Ты ведь не серьезно, правда?

– Вполне серьезно.

– Ты предлагаешь мне спать с тобой в одной постели и не прикасаться друг к другу?

Он пожал плечом:

– Если тебе захочется меня потрогать, я возражать не стану.

У меня вырвался нервный смешок: это просто фантастика… И как удивительно, что именно я в нее попала! Я никогда не увлекалась романтикой, не читала книги о любви, не смотрела мелодрамы… Всегда отличалась трезвой рассудочностью и рациональным мышлением. Я ведь математик-программист. Я люблю логику и алгоритмы, но это… Это не похоже ни на то, ни на другое. Вообще не поддается объяснению. Какая-то иррациональная форма помешательства.

К счастью, когда я вернулась домой во втором часу ночи, родители уже спали. Не хотелось объяснять, где и с кем это я шастаю до такого позднего времени. Однако на следующее утро, которое встретило меня категорическим недосыпом, головной болью и мешками под глазами, мама востребовала все сполна.

– Ко мне приехал друг, – мямлила я, заодно пытаясь подготовить родительницу к сегодняшнему мероприятию.

Терджан настоял, что сегодня моя очередь проявлять гостеприимство, и хотя мамы не будет (слава Создателю, она на сутках в больнице!), папа все равно скажет ей потом, что ко мне приходил мужчина. Да еще какой..!

– Что за друг? Откуда? – сразу взволновалась мама.

– Оттуда, – буркнула я.

– Оттуда?! – ошарашенно переспросила она. – Тот, что помог тебе сбежать?

Да, я немного переврала историю своих приключений и разделила в ней пленителя и спасителя на две разные личности, чтобы не рассказывать родным и близким шокирующие подробности, природу которых и сама плохо понимала…

– Да, тот самый, – вздохнула я, запивая таблетку нурофена целым стаканом воды.

Мама с сожалением посетовала на то, что папа не говорит по-английски, а я возблагодарила Господа за это же самое. Еще не хватало, чтобы родители допрашивали Терджана о моей судьбе!

– Я бы тоже хотела с ним познакомиться, – сказала мама сокрушенно, уже стоя на пороге.

– Возможно, тебе еще представится такая возможность.

Нет, конечно, я не планировала продолжать общение с моим восточным господином по истечении этих пяти свиданий, и уж тем более представлять его маме, но если я что и усвоила за последние пару лет, то это простая общеизвестная истина: "Человек предполагает, а Бог располагает". Маловероятно, что Иисус желает моего союза с этим человеком, верующим в совсем иного бога, но знать этого наверняка мне не дано. Столкнул ведь он нас, да так, что теперь мы никак не можем разойтись обратно. Будто срослись, энергетически и эмоционально. И несмотря на дурное самочувствие, волнение и тревогу, я испытывала невольное желание… нет, даже потребность увидеть его.

И Терджан, кажется, знал об этом. Проводив маму и вернувшись на кухню, я обнаружила в телефоне сообщение с незнакомого номера:

"Dobroe utro, moi angel. Kak spala?"

Я ответила по-английски:

"Доброе утро. Спасибо, хорошо. А ты?"

"Всю ночь скучал по тебе"

Дрожь прошла по моему телу, во все стороны отдавая мурашками. Я больше не стала отвечать и пошла в ванную. Душ очень помог мне окончательно прийти в себя и взбодриться. Я выпила чашку чаю, съела маленький тост и отправилась к себе в комнату собираться. Открыла шкаф и замерла.

Я не обязана соблюдать дресс-код, который мне навязывает мой властный друг. Но рука не поднимается надеть ни шорты, ни короткую юбку – и это в конце июня, в разгар летней жары! Поборовшись с собой еще несколько минут, сдаюсь и надеваю платье, в котором обычно хожу в церковь. Расчесываю волосы, собираю их в хвост, наношу немного туши на ресницы – и на этом все.

Я сошла с ума? Он не мой муж, вообще не мой мужчина, я не принадлежу ему – зачем весь этот маскарад? Думала об этом всю дорогу до работы, а там меня ждал новый сюрприз. Почти каждая сотрудница улучила минутку – в перерыве на чай, в походе в уборную или паломничестве к принтеру – чтобы допросить, кто это вчера забирал меня с работы.

Массивный, представительный и загадочный иностранец поразил воображение моих коллег. Они смотрели на меня с нескрываемой завистью, а офис-менеджер Лера так просто убила фразой:

– Ну и видок! Видно он вчера тебя из постели живой не выпустил! Что там, засосы на ногах?

У меня чуть истерика не случилась – по крайней мере, вырвалось несколько нервных смешков, и я тут же приняла решение: довольно! За несколько часов настырные сотрудницы успели утомить меня своими расспросами и намеками, к тому же надо было что-то приготовить для дорогого гостя – и я отпросилась у начальства домой, сославшись на головную боль и пообещав, что отработаю это время сверхурочно на выходных.

Халиб

Пока все шло хорошо. Не без огрех, но в целом по плану. И самое главное – мне удавалось держать себя в руках, что оказалось совсем не просто. Я и представить не мог, как буду чувствовать себя рядом с ней, в такой близости. Забыл за три месяца, какую бурю ощущений вызывает во мне эта нежная девочка. Сколько восхищения и поклонения, вперемешку с абсолютно неконтролируемым животным влечением… И как я удержался тогда от поцелуя – сам не знаю. Ведь она первой прикоснулась, не отстранилась, когда я тоже сделал шаг навтречу. У меня буквально темнело в глазах, и только одна маленькая деталь охлаждала мой пыл, один мой нечестный ход. Полхода. Этот напиток.

Я с того самого дня, когда мы с Евой разбирали пакет русских продуктов у меня на кухне, думал об алкоголе… Не напоить ее до бессознательного состояния, нет, но она сама сказала тогда, что спиртное "очень помогает расслабиться, стряхнуть напряжение и зажимы". Она иногда пьет его, Иисус не запретил своим овечкам делать это, поэтому я решил, что не будет большого греха…

Это, конечно, была сделка с совестью. Ведь я не христианин. Сам не пью, а значит, давать алкоголь другим, особенно своей женщине, – почти преступление. Тем более, тайно от нее самой. Градусов в том напитке было очень мало, мой повар искусно завуалировал их ягодным букетом, но Ева все равно что-то заподозрила. Однако, все обошлось благополучно, мой обман не был раскрыт, а эффект… превзошел все мои ожидания. Сказался тот факт, что моя птичка выпила много и на пустой желудок, и почти ничем не закусила. Она так расслабилась, что даже позволила себе прикоснуться ко мне. И это внушало оптимизм. Потому что алкоголь не может пробудить в человеке чувства, которых у него не было – он только помогает выпустить их на волю. Спиртное просто позволяет обнаружить желания и чувства, спрятанные под гнетом доводов рассудка. Так случилось и с Евой. Я снова убедился, что она ко мне неравнодушна. Осталось только убедить в этом ее саму.