* * * *

Париж. Март 1793 года.

Вечерело. Париж погружался в сумерки медленно, словно улитка, переползающая дорогу. Замолкали грохочущие стройки, будто захлебнувшись поднимаемой в воздух пылью, растворялись с улиц бродячие торговцы, уступая свои места жрицам продажной любви. С берегов Сены потянуло сыростью. Кисловатый запах грязной воды смешался с ароматом цветущего в городе каштана и испарениями конского навоза. По одной из центральных улиц неспешно ехал закрытый экипаж, единственный пассажир которого невидящим взором смотрел в окно, погруженный в свои мысли.

– Республиканское правление погубит страну. Франция проваливается в хаос под прикрытием разговоров о свободе…

И он закрыл глаза, тяжело вздохнув.

Графу Луи де Сервалю было тридцать лет, двадцать два из которых он прожил в Париже. Здесь он учился, здесь появились на свет двое его детей. Он помнил первые дни революции и до сих пор не находил в себе причин считать переворот оправданным. Его душа патриота настаивала оставаться во Франции, а усталость от жизни приказывала бежать куда-то, где можно будет начать все сначала.

Он ехал со званого ужина, слушая шум от выпитого вина в своей голове, и понимал, что не может придумать отговорки, которая позволила бы ему не возвращаться сегодня домой. Вот уже несколько лет, как они с супругой были чужими людьми, и даже за обеденным столом не спешили интересоваться жизнью друг друга, обмениваясь лишь сдержанными приветствиями. Это однообразие утомляло и заставляло графа ощущать себя брошенным одиноким человеком, несмотря на свободу, которую никто не ограничивал. Казалось, что покинь он Париж – никто бы и не хватился его отсутствия.

Грустно усмехнувшись при этой мысли, Луи де Серваль вытянул ноги, вздыхая, и тут ощутил, что экипаж замедляет ход.

– Что там такое? – крикнул он кучеру и поежился, вспомнив революционные погромы, которые до сих пор были свежи в его памяти.

– Люди, ваше сиятельство… На площади нищие попрошайничают…

– Они вооружены?

– Никак нет, ваше сиятельство. В основном это женщины и дети…

Граф снова тяжело вздохнул и полез за кошельком. Пробормотав: «Довели великую страну…», он отсыпал в ладонь несколько монет и открыл дверцу кареты, собираясь бросить золото в толпу, но тут внимание его привлекла молодая девушка, которая сильно выделялась из рядов собравшихся.

Вопреки остальным просящим подаяние, она не протягивала руки и даже не поднимала головы, словно пугаясь самой себя. Завернувшись в плащ с капюшоном и опустив взгляд в землю, юное создание не шевелилось, будто ожидая какого-то чуда и стыдясь самой себя.

Поддавшись порыву, граф неловко встал на подножку экипажа, мысленно проклиная боль в правом колене из-за недавнего падения с лестницы собственного дома, и когда карета остановилась, сошел на землю. Медленно, еле заметно прихрамывая, он двинулся по направлению к попрошайкам, продолжая сжимать в кулаке приготовленные деньги.

Его странный поступок внес замешательство в ряды собравшихся на площади. Кто-то попятился, кто-то предпочел уйти. Несколько смелых мальчишек запрыгали вокруг графа, протягивая к нему пустые ладони, но он не замечал этого. Луи де Серваль как во сне смотрел на юную незнакомку, уже успев усомниться в том, что она реальна: настолько разительным было её неподвижное смирение на фоне взволнованной толпы.

Словно почувствовав его приближение, девушка вздрогнула и подняла голову. Граф поймал смущение и испуг в ее зеленых глазах, отметив про себя, что очаровательному созданию вряд ли более семнадцати лет. Любуясь ее изящной родинкой в виде капли на левой щеке, он раскрыл ладонь и сделал вид, будто собирается высыпать монеты на землю. Девушка сделала робкий шаг вперед, и граф неожиданно для себя ответил ей тем же, а затем аккуратно снял капюшон с ее головы.

– Как зовут тебя, очаровательная фея? – ласково спросил он, любуясь длинными светлыми локонами, рассыпавшимися по плечам.

– Жаннет, Ваше сиятельство, – ответила та, еще сильнее заворачиваясь в плащ.

– И что же привело тебя сюда?

– Мои родители умерли. И мне не на что жить… – тихо прошептала девушка и подняла голову. Но, натолкнувшись на пламя мужских черных глаз, испугалась и отвернулась. В ту же секунду граф мягко взял ее за подбородок, заставляя посмотреть на себя.

* * * *

– Ну и что стоим? – одноглазый пират с густой рыжей бородой клацнул зубами в сторону своих людей. – Быстро обыщите корабль! А этих, – он показал пистолетом на команду захваченной бригантины, – бросьте за борт!

Несчастные моряки зароптали, явно не ожидая такого поворота событий, на что он топнул ногой и сел на ящик с песком.

– А чего вы от меня ждали? Что я отправлю вас обратно домой, да еще денег на путешествие дам? Вы решили сдаться, потому что надеялись, что я сохраню вам жизни, но я – Питер Кат по прозвищу Глаз, – и он демонстративно ударил себя ладонью по лбу, – с вами договоров не заключал! Так? Так! – и он чиркнул слюной между зубов. – Значит, все справедливо.

– Но мы даже не защищались! – возразил кто-то из захваченной команды. – Мы – торговое судно, а не солдаты! Вы пользуетесь правом более сильного противника, это не очень правильно, сэр…

Не сказав ни слова, пират вскинул руку с заряженным пистолетом. Грянул выстрел. Говоривший моряк упал лицом вниз, остальные отпрянули в ужасе.

– Кто-нибудь еще хочет мне рассказать о том, где я прав, а где нет? – свирепо спросил Глаз и усмехнулся, вытянув ноги. – Отлично! Бен, помоги этим любезным людям, сэкономившим нам кучу пороха, выпрыгнуть за борт… Хотя… Стой! Нет… – он прислонился к фальшборту и снова чиркнул слюной между зубов. – Они начнут орать, пока будут тонуть. А я не люблю криков и плача… Я предпочитаю грохот выстрелов, но тратить на них порох неразумно, да, Бен?

– Полагаю, да, сэр, – ответил тощий пират с выбитыми передними зубами.

– Запри их в трюме, когда закончите выгрузку добра, – ответил Глаз через полминуты и засунул в рот щепку. – Затем потопим корыто – и все дела. Эти собаки будут орать, но я уже не буду этого слышать.

И он с нарочито счастливым видом прищурился на утреннее солнце.

День начался удачно. Вчерашний штиль сменился попутным ветром, а подвернувшаяся торговая бригантина сдалась без боя. Трюм пиратского брига был набит товарами, которые теперь надо сбывать в давно установленных местах. Глаз щелкнул языком и потянулся за кисетом.

– Капитан… Сэр… – осторожно обратился к нему кто-то из его команды, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Там внизу… Женщина… Почти…

Пират, собиравшийся нюхнуть табак, чуть не поперхнулся:

– Что значит «почти женщина»? Ребенок, что ли? Выбейте ей мозги одним выстрелом, чтоб ни у кого искушения не возникло, и все дела! Нечего беспокоить меня по пустякам! – и ворчливо прибавил вполголоса: – У меня четверо детей только тех, о которых я знаю. Я – капитан пиратов, а не извращенец…

Матрос продолжал мяться, пытаясь подобрать слова.

– Черт, – ругнулся Глаз. – Тащите сюда, что нашли, я посмотрю!

Он убрал табак в карман и встал, решив, что сложившаяся ситуация гораздо интереснее, чем может казаться поначалу.

Через несколько минут на палубу вытащили молодую особу, при виде которой Питер Кат шарахнулся в сторону, словно увидев призрак. Коричневое грубое платье, полностью покрытая специальным капюшоном голова, веревка на талии, огромный крест на груди, конец которого женщина держала в руках, что-то шепча одними губами. Она даже не подняла глаз на пиратов, продолжая смиренно смотреть себе под ноги. Лицо ее было бледным и покорным, а на левой щеке виднелась коричневая родинка в форме капли.

– Сорок акул мне в штаны! – выругался Глаз. – Монахиня! Невеста Господа! Парни, это не женщина, черт бы все побрал!

– Так вот… и я о том, сэр… – пожал плечами матрос и шмыгнул носом.

Волнение капитана пиратов нарастало с каждым мгновением, словно перед ним стоял Дьявол, требующий его душу.

– Монахиня! Божья раба! За что мне это?! За что?! – он взмахнул руками и закатил глаза к небу. – Я недостаточно жертвую в твои храмы?! Я никогда не обижал церковь! Я ревностный католик! Я стараюсь искупать свои грехи, Боже! Я не могу подвергнуть смерти монахиню! Это преступление, которое мне не отмолить! – пират тяжело вздохнул и прищурился: – Эй, сестра! Как вас зовут?

– Сестра Магдалина не разговаривает, – сказал кто-то из команды захваченной бригантины. – Возможно, дала обет или что-то еще. Но она все понимает…

Глаз щелкнул языком и шумно втянул носом воздух. Потом почесал короткую толстую шею и уставился на пленницу. Монахиня, по-прежнему опустив голову вниз, молилась, прижимая крест к груди.

– Черт бы все побрал… – негромко ругнулся разбойник. – Эй, Тим! Отведи эту божью жену на мой корабль, найди ей где-нибудь укромное место. Дай ей поесть из моих личных запасов, воду, отыщи матрас… Не знаю, что еще! – и, словно извиняясь, опять замахал руками: – Я не могу убивать монахинь! Вдруг она нашлет на меня небесную кару? Штормы, эпидемии… Неудачу?! – и он осторожно потрогал Магдалину за плечо: – Сестра, вы слышите? Я вас не убиваю! Я буду вас кормить и поить! Не жалуйтесь Господу на плохое обращение со стороны Питера Ката! Я всегда старался дружить с церковью!

И он снова тяжело вздохнул.

В этот момент монахиня подняла на него зеленые глаза, и пират, поперхнувшись, отпрянул в ужасе:

– Вы что… она?! Та девчонка?! Не смотрите так, как она! Если вы о ней напоминаете, то ее я тоже не убивал! Тьфу! Чертовы иллюзии! А такое хорошее утро было!

И он быстрым шагом пошел по направлению к трапу, продолжая ругаться.

* * * *

Всю недолгую дорогу, следуя за белой лошадью, Дик Сандерс обдумывал происходящее и пытался спланировать свои дальнейшие действия.

– Мы на французской земле. Насколько я помню, в прошлом году англичан, пытавшихся установить здесь свои порядки, разогнали с шумом и треском. Но эта Аннет – точно француженка, в то время как те двое – сомневаюсь. Эти люди вооружены и не особо дружелюбно настроены. Говорят о каком-то лагере, куда сейчас мы и направляемся. Неужели разбойники? В какой-то степени я тоже не дружу с властями… Можно будет договориться…

Придя к таким выводам, он залюбовался ехавшей перед ним девушкой, споткнулся и чуть не упал, судорожно замахав руками. Идущие сзади захохотали, но смолкли так же внезапно, как и начали.

Лощина кончилась, и перед глазами предстала заброшенная деревня, спрятавшаяся в зелени папоротника и бамбука. Часть домов была наполовину разрушена и из пустых оконных проемов торчали крючковатые плетения кустарника. Где-то неподалёку ржали лошади, пахло жареным мясом, однако поселение выглядело пустующим. Не бегали дети, не слышалось смеха и звуков, издаваемых скотом, некоторые постройки казались абсолютно необитаемыми.

Дик поежился и потер кончик носа, сдерживая желание чихнуть. Было очевидным, что когда-то здесь жили люди, но что-то заставило их покинуть деревню. И был ли это переезд? Царящее запустение провоцировало колючие мурашки между лопаток. Конь под Аннет внезапно заржал, и откуда-то слева ему ответила другая лошадь. Всадница наклонилась и ласково погладила животное по шее.

– Конечно, – сказала она. – Мы вернулись.

Процессия вступила в жилую часть деревни. Где-то гремела посуда, издалека доносился звук стучавшего топора, несколько полупустых телег в плачевном состоянии были брошены вдоль дороги. Видневшийся за кустами домик, несмотря на завешанные тряпкой окна, выглядел жилым.

– Если это и есть здешнее место обитания, – подумал Дик с иронией, – то мой родной прибрежный поселок уж точно получше будет. Сочувствую.

Процессия почти сразу остановилась возле развалин забора, окружавшего огромный дом с каменными ступеньками, имевший два входа с разных сторон. Возможно, ранее здесь находилось какое-то общественное место, о чем свидетельствовали размеры здания и его расположение. Сейчас же по развешанной на просушке одежде напрашивался вывод, что в доме живут люди. Двор был просторный, пахло свежим лошадиным навозом и костром.

Аннет легким движением спрыгнула с лошади и быстро направилась к дверям, придерживая подол платья. Ее изящная женственность никак не вязалась с этим полузаброшенным местом и Дик сделал недоуменную гримасу.

– Запри их пока, – бросил Гарри подошедшему к ним парню с сильно обветренным лицом и тяжело спешился. – Всех, кроме этого, – он ткнул Дика в спину. – Этот у них главный. Слепой Грег будет решать, что делать дальше.

Все это молодому человеку не понравилось, но он решил по-прежнему молчать, справедливо рассудив, что тратить время и силы на беседу с пешками, не имеющими права голоса, – дело лишнее. Свои аргументы он оставит для их лидера. Всем своим видом показывая, что настроен дружелюбно и не планирует бежать, Дик засунул руки в карманы уже высохших после кораблекрушения штанов и начал незаметно рассматривать все вокруг.

Видимо, возле этого дома и крутилась основная жизнь поселенцев. Сараи, парочка конюшен, крытые навесы и склады – все отлично обозревалось отсюда. Несколько явно обитаемых построек тянулись дальше по узкой улице. Женская фигура с ведром появилась из-за холма и скрылась в одном из дворов. Конь Аннет снова заржал и фыркнул, ударив по земле копытом. Дик попятился и поморщился: этих животных он не любил.

Здоровенный парень со следами оспы на лице, показавшись из-за угла, презрительно оценил молодого человека с головы до пят, но ничего не сказав, скрылся в доме.

В этот момент в дверях возникла чернокожая рабыня-подросток и жестом попросила Дика войти:

– Месье Грег готов принять вас…

…В огромной просторной комнате практически не было мебели. На грубо сколоченном деревянном стуле сидел бородатый мужчина с плотной повязкой на глазах, а рядом с ним на стуле – Аннет, чей вид выражал вежливое смирение. У окна стояло трое вооруженных парней угрожающего вида, еще один сидел прямо на полу недалеко от двери и посматривал на Дика с подозрением. Не зная, как лучше себя вести, молодой человек расправил плечи, стараясь казаться уверенным и спокойным, и тут Аннет положила свою белую ладонь на руку мужа.

– Милый, мистер Ричард Сандерс, – сказала она.

– Пожалуй, просто Дик, – заметил последний, шевельнув бровями, в то время как сам лихорадочно соображал:

– Это местный главарь. Борода сильно искажает внешность, но, судя по рукам, он еще молод. Повязка на глазах может говорить о том, что слеп он не с рождения. На коленях пистолет… такие люди обладают очень хорошим слухом и при желании он идеальным выстрелом раскроит мне череп… – и он бросил еле заметный взгляд на Аннет. – Но что это светлое создание делает в этом навознике?! Может быть, ее похитили?

Девушка в свою очередь ни на кого не смотрела. Одна ее ладонь лежала на руке мужа, вторая – на коленях. Поражая всех величественной осанкой, Аннет, слегка опустив длинные ресницы, изучала затертый дощатый пол. Солнечные лучи, проникавшие в комнату через окно, подсвечивали ее светлые волосы, окрашивая их в красноватый оттенок.

Слепой повернул голову в сторону Дика.

– Рассказывайте, мистер Сандерс, – его голос звучал зычно и с лёгким французским акцентом, – что вез ваш корабль, куда, по каким соглашениям.

Дик помялся, потирая переносицу:

– Если честно, сэр, это не совсем так…

– Что именно?

– Это был не мой корабль…

Повисла неловкая пауза. Аннет подняла на молодого человека выразительные глаза, и в ее голосе прозвучало недоумение, смешанное с укором:

– Вы сказали, что являетесь капитаном.

– Сказал… – замялся Дик и развел руками. – Но я слегка соврал. Без умысла! – спешно прибавил он, заметив, как дернулся Слепой. – Нашего капитана раздавило балкой во время этого шторма, я просто приказал покинуть корабль, все повиновались, вот и… – он почесал шею. – Я обычный матрос.

– Самопровозглашенный капитаном, – вдруг захохотал разбойник нарочито хрипло. – Ричард Сандерс Самозваный. Вы, я смотрю, рисковая личность… – он сделал паузу. – И чего же вы хотите?

– Я? – растерялся молодой человек и снова поскреб шею. – Ничего особенного, сэр. Нас выбросило на берег, и мы пошли искать людей. Разве это неправильный поступок?

– Хорошо. Спрошу по-другому. Что я, по-вашему, должен с вами сделать?

– Простите?

– Чего вы ждете с моей стороны после того, как побывали в нашем лагере и знаете, где и как живут Лесные Братья?