– О, что вы, на улице мы вас не оставим. Бедный мальчик. Куда же вы можете пойти? Я знаю очень милый отель на Западной 22-й улице, там наверняка есть места…

– Это совершенно невозможно! Я не могу пойти в отель! – Голос его сорвался. – Ни в какой отель я не собирался. Я приехал учиться в Пенхалигон-колледж. Стив О’Дэй указал мне ваш пансион…

Стив, американский муж его кузины Одетты – они поженились через пятнадцать месяцев после высадки союзников в Нормандии^[8], три года назад, – заверил его, что некая миссис Мерл, подруга его тети, держит boarding house^[9] с очень скромными ценами. Очевидно, Стив не знал о его… скажем так, женской ориентации.

– Я написал вам от его имени. Вы согласились меня…

– Конечно, конечно… Но я тогда не знала, что вы Джослин. Понимаете?

Он сощурился: глаза заливал пот.

– А нет ли чего-нибудь равноценного? Я имею в виду скромный пансион… для мужчин?

– Скромность и мужчины? – вздохнула Манхэттен. – Не оксюморон ли это?

– Лично я таких не знаю, – буркнула Черити.

– Гм, гм, – кашлянула Шик. – Если и есть такие пансионы, в них совсем не место ягненку вроде тебя.

– Миссис Мерл, – взяла слово Манхэттен, поправив большим пальцем очки. – Бедняжка проделал очень долгий путь. Нельзя ли всё-таки дать ему комнату на день или два? Он такой молоденький, совсем еще мальчик, он…

Такой трагизм звучал в ее голосе, что Джослин ожидал услышать в заключение «почти не мужчина».

– …он никого не побеспокоит.

– Надо спросить, что скажет Артемисия, – решила Селеста Мерл.

Шик направилась к полкам будто бы за книгой; по дороге она тихонько шепнула Джослину:

– Ее сестра… Она же Капитан Блай. Она же Дракон!

Хэдли на пуфе снова принялась разделывать тыкву, от которой на время отвлеклась.

– С такими чудесными волосами, – проговорила она тонким голоском, вырезав в корке ряд острых зубов, – он не может не быть хорошим мальчиком.

Миссис Мерл вышла, с облегчением бормоча свои dear, dear. Поежившись под взглядами четырех девушек, Джослин почесал бровь.

– Я догадываюсь, что вы думаете, – вздохнул он.

– Надеюсь, что не догадываешься! – прыснула Шик.

Он устало рухнул в глубокое кресло с подлокотниками и по очереди посмотрел каждой в лицо. Написанное на них сочувствие плохо скрывало главное: каким развлечением стала для всех эта история.

– Вы смеетесь над глупым французом, который ошибся дверью.

– Ничего подобного! – весело воскликнула Манхэттен. – Шик! Кончай так улыбаться, будто только что кем-то поужинала.

– А все эти тыквы, – вдруг спросил он, – со свечами внутри… Зачем это?

– Хэллоуин, – коротко ответила Черити.

– Хэллоуин?

– День поминовения и праздник тыкв, – прощебетала Хэдли. – Во Франции это, кажется, называется… Туссо́н?

– Туссéн, День всех святых. Но я никогда не видел, чтобы во Франции носили тыквы на могилы.

– О, мы тоже не носим, – рассмеялась она. – Мы расставляем их дома, чтобы было светлее. Чтобы было теплее. Чтобы улыбаться, как бы ни было грустно.

От ее певучего голоса и веснушчатого личика неудержимо хотелось улыбнуться, как бы ни было грустно. И Джослин улыбнулся.

– Ну и попал же я в переплет, а? За шесть тысяч километров от дома.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Вот только эту мисс Артемисию, похоже, трудно будет уговорить.

– Что да, то да, – согласилась Шик. – Старая грымза.

– В буфете еще есть текила, – напомнила сквозь зубы Истер Уитти. – Только смотрите, крепкая, жуть. Когда я в последний раз приложилась, неделю потом свою голову искала.

Звякнул колокольчик. Черити побежала открывать. В прихожей послышались голоса, и в сопровождении девушки на маковый ковер ступил мужчина в зеленом комбинезоне и такой же фуражке.

– У меня тут, – начал он, заглядывая в бумажку, – багаж для леди по имени Джосселин Бролард.

Джосселин Бролард. Джослин сдержал вздох. К этому придется привыкать.

– Это я.

Мужчина приподнял козырек фуражки и смерил его взглядом, в котором изумление сменилось жалостью.

– Видит бог, я тысячу раз проклинал моего старика за то, что он назвал меня Видмер Шлампф, но не хотелось бы мне зваться Джосселин.

– А я довольна, что мой папаша назвал меня Истер Уитти, – отозвалась Истер Уитти. – Всё лучше, чем Видмер!

Мужчина вышел и вскоре вернулся, катя на маленькой тележке сундук. Отстегнув ремешки, он сбросил его на ковер. И остался стоять, словно ждал чего-то.

Джослин наконец понял и поспешил достать из кармана монетку. К счастью, он сообразил обменять свои франки, сойдя с «Королевы Шарлотты», чтобы купить билет до Пенсильванского вокзала.

– Хоть бы Капитан Блай смягчилась, – вздохнула Хэдли. – Из-за этой спаржи она зла как сто чертей.

– Поверить не могу, что моя судьба зависит от пучка зелени!

– Каждую среду вечером подавай мисс Артемисии овощной суп, – изрекла Истер Уитти, со зловещим видом указав пальцем на люстру. – Но сегодня лавочник завез столько тыкв, что для других овощей не осталось места.

– Капитан Блай готова загубить невинную душу ради этого супа, – подтвердила Шик.

Хэдли поставила готовую тыкву на камин, зажгла вставленную внутрь свечу. Уже четыре светящиеся тыквы ухмылялись на мраморной полке. Джослин смотрел на них, хмурясь всё сильнее.

– Но только по средам, – улыбнулась Хэдли. – В остальные дни недели она не требует овощей и довольствуется младенцами.

На лестнице послышались шаги миссис Мерл, и она вошла в гостиную со сконфуженным видом.

– Моя сестра сказала, что не потерпит даже мужского духа в доме. Мне очень жаль, мой бедный мальчик. Таковы наши правила.

– Может быть, я сам с ней поговорю? Попробую убедить ее, что не замышляю ничего дурного.

– Легче убедить Дж. Э. Гувера и его ФБР не шпионить за Америкой, – хихикнула Шик.

– Или удава станцевать степ.

– Не забывайтесь, Истер Уитти. Еще одна дерзость, и я буду вынуждена вас уволить.

– Вы меня двенадцать лет увольняете, миссис Мерл. Никого в Нью-Йорке столько не увольняют.

– Ладно… – уныло вздохнул Джослин. – Пойду попробую сунуться в этот отель.

– Оставьте сундук. Пусть побудет здесь, пока вы не устроитесь.

У двери он вдруг замешкался. Круто развернулся.

– Сундук. Я тут подумал… Моя мама… Может быть…

Опустившись на колени перед сундуком, он принялся лихорадочно расстегивать ремни. На глазах у всех поднял крышку и, волнуясь всё сильнее, стал вытаскивать содержимое.

Запрыгали по полу книги, посыпались партитуры, полетели свитера, из стопки пижам выпала упаковка шоколадных треугольников «Тоблерон», плюшевый олененок покатился кувырком и скрылся в куче одежды. Джослин вынырнул, победоносно подняв руки – в каждой была зажата стеклянная банка.

– Вот!

Он встал, потрясая банками, в которых плескалась густая жидкость.

– Я так и думал. А ведь я не хотел. Она настаивала… Говорила, чтобы не болталась в сундуке моя музыка, метроном, коробка с канифолью и всё такое, понимаете? Плюшевого олененка тоже она подсунула. И батончик. Она вообще-то боится, что я буду тосковать по дому. Или по ее стряпне. Или по всему вместе. Мама непревзойденная повариха и вечная наседка. Стоило мне отвернуться…

Ошеломленные девушки молчали. Тем более что говорил он по-французски, перемежая свою речь взрывами смеха в потолок.

– Кто не пробовал супов моей мамы, тому незнакомы радости жизни!

Манхэттен дотянулась до ближайшей банки, прижалась к ней носом, встряхнула, вызвав внутри маленький жирно-зеленый водоворот.

– Из спаржи? – спросила она, блеснув глазами за стеклами очков.

– Понятия не имею. Из лука-порея? Щавеля? Или спаржи, как знать?

– Хоть не из лягушек? – встревожилась Истер Уитти.

Прическа миссис Мерл колыхнулась, как вынутое из духовки суфле, когда она, в свою очередь, с надеждой понюхала банку, будто могла уловить запах сквозь стекло.

– Вы думаете? О, dear, dear. Тут что-то написано… Я без очков, и это, полагаю, по-французски.

Затаив дыхание, Джослин поднял банку к свету. Лампа отбросила на наклейку победный золотой луч.

– Мускатный орех, – прочел он, чуть запинаясь. – Сливки и… спаржа.

Он протянул банку миссис Мерл. Неужели материнское чутье и кулинарное волшебство Жанин Бруйяр смягчат Капитана? Сразят Дракона?

– Молодой человек, которому мамочка стряпает домашние супчики с мускатным орехом, не может быть варваром, – пропыхтела Селеста Мерл.

Истер Уитти взяла банку у нее из рук.

– Дайте мне адрес вашей мамы, я сама поеду во Францию поцеловать ей ноги! А видит бог, я ничего так не боюсь, как морской болезни. Есть шанс, что Дракон перестанет изрыгать пламя и даст нам спокойно прожить остаток этого окаянного дня.

Она ушла, крепко обняв банку, и ступеньки застонали под ее боевым шагом.

Откуда-то появилась кошка. Она была цвета гаражной ветоши, и, когда потерлась о брюки Джослина, оказалось, что ею же и пахла.

– Ты понравился Бетти Грейбл, – заметила Шик. – Еще очко в твою пользу.

Ждать пришлось довольно долго, и вот наконец вернулась Истер Уитти, бодро печатая шаг и прижимая к груди банку… жидкости в которой чуть убавилось.

– Капитана окоротили! Капитану понравилось! Я сейчас же разогрею этот супчик, посланный нам небом по морю.

Вихрь восторга заколыхал бахрому абажура. Щеки миссис Мерл порозовели так, будто она целовалась с клоуном.

– Мисс Артемисия добавила еще кое-что, – продолжала Истер Уитти, принюхиваясь к драгоценному содержимому. – Она сказала…

– Она сказала?.. – пропела Хэдли, всадив нож в последнюю тыкву.

– …что это волшебство и что в награду и в порядке исключения, коль скоро уже темнеет, и чтобы наш заморский гость, не дай бог, не счел Америку враждебной страной, он может остаться на эту ночь.

Сабля выпала из рук Хэдли и звякнула, приземлившись на пол.

– Она так сказала?! – воскликнули все хором.

– Значит, вы останетесь, не правда ли? Поужинаете и переночуете? – засуетилась миссис Мерл. – Вы окажете нам честь.

Джослин несколько раз глубоко вздохнул и ответил слабым голосом:

– А вы мне очень поможете. Спасибо.

Мысленно он расцеловал Жанин Бруйяр, непревзойденную повариху, маму-наседку, чуткую душу.

– Драк… мисс Артемисия хотела бы узнать, какой ингредиент дает привкус, гм, вчерашнего дня и вечности этому супу; это она так сказала, вчерашнего дня и вечности, я три раза попросила ее повторить.

– Морская болезнь? – предположила Шик.

– Материнская любовь? – вполголоса обронила Хэдли.

– Я спрошу у мамы рецепт, – пообещал Джослин.

Истер Уитти поспешно прибрала вторую банку, оставшуюся на столе.

– На следующую неделю! – заявила она. – Теперь нам обеспечены две среды в хорошем настроении.

– Вот только вам, мой мальчик, – продолжала миссис Мерл, – надо бы придумать имя, с которым будет, гм, легче жить.

– Какое? – спросила Манхэттен.

– Какое-нибудь очевидное, – сказала Хэдли.

– Чтобы сразу снимало всякую двусмысленность, – поддержала ее Шик, улыбаясь уголком рта.

– Уменьшительное, – подхватила Черити.

– …Джо? – предложила Манхэттен.

– Оригинально! – поддела ее Шик.

– Джо Бруйяр… А что, красиво, – протянула Хэдли.

– Да-да! – воскликнула миссис Мерл. – Джо! Так всем будет ясно, что вы не… То есть что вы…

Она порозовела еще гуще. За нее договорила Шик:

– Мужского пола.