Адъютант щелкает каблуками.
Вырубка.
Тотчас же со стороны правой площадки раздаются резкие звуки военного сигнала.
Полный свет на площадку.
Правая выносная площадка
На площадке лицом к манежу стоит полковник, перед ним, спиной к манежу, два наиба-чеченца, поодаль – ординарец.
П о л к о в н и к (к наибам-чеченцам). Отлично!.. Отлично!.. Так и
поступайте!.. (Вынимает из кармана мешочек с золотыми, передает наибам.) Здесь как раз та сумма, о которой говорили… Как задаток… А
остальное – сразу же потом… После… (Жест.)
Наибы кланяются.
П о л к о в н и к. Только действуйте осторожнее!.. Через того, кому Шамиль доверяет… Через того, кого Шамиль любит…Через того, кому Шамиль не откажет… Понятно?.. И потом действуйте так, чтобы ни-ни… (Шутливо грозит пальцем.)
Наибы кланяются.
Вырубка.
В темноте звучит женская горская песня.
Под песню действующие лица заполняют манеж и сцену.
По готовности – вступает гармонь (пение сразу обрывается).
Манеж и сцена освещаются желтовато-белым светом.
Осень. Раннее утро.
Манеж, освобожденный от всякой декорации, представляет площадку перед въездом в сераль Шамиля. В глубине, в конюшенном проходе, от линии арьер-манежа вверх вплоть до торца сцены, завеса зелени и плодов образует аркаду, у подножия которой выдается простой деревянный забор.
На сцене с левой стороны возвышается стена мечети, а с правой поднимаются ступени, ведущие в дом матери Шамиля.
По центру, окруженная стражей, площадка, застеленная коврами. На ней усевшиеся вокруг Шамиля на ковры и подушки наибы наблюдают за танцами. На них направлен белый свет.
В центре манежа разворачиваются горские национальные пляски под аккомпанемент гармони. Толпа горцев и горянок кольцом окружают танцующих.
Во время танцев из центрального прохода через манеж проходит Даниель-Бек в сопровождении делегации чеченских общин. Делегацию возглавляют два наиба, участвовавшие в предыдущем междудействии. Даниель-Бек проводит наибов на сцену, подводит к домику Баху-Меседу. Он поднимается в дом, выходит обратно в сопровождении матери Шамиля, знаком представляет ей чеченских наибов. Чеченцы беседуют с матерью Шамиля и пытаются доказать ей (мимическая сцена) нечто очень важное.
Пляски продолжаются.
Танцы разделяются на две шеренги – одну из женщин, другую из мужчин. Обе шеренги, став лицом друг к другу, под такт ладоней то наступают друг на друга, то отступают. Общий танец переходит в лезгинку. В разгаре пляски одни танцоры стреляют под ноги своим партнершам из пистолетов, а другие, сняв сапоги и взяв в зубы клинок шашки, пляшут то вприсядку, то на вывороченных внутрь носках, перекидывая под коленками из рук в руки два обнаженных кинжала.
Окончив беседу с матерью Шамиля, чеченцы спускаются вниз и расходятся по боковым проходам.
В течение танца стража начинает выносить пестрые, красно-черные и голубые значки и флажки на высоких шестах из орешника и втыкает их в опилки. Даниель-Бек, спустившийся в манеж, распоряжается установкой флажков и значков, которые, заполняя значительную часть манежа, придают ему праздничный парадный вид.
К концу танца со стороны центрального прохода и примыкающего к нему кольцевого коридора раздается нарастающий гул.
Вступает оркестр, исполняя героическую праздничную мелодию.
Толпа, ожидавшая возвращения войск, вместе с танцорами устремляется навстречу ему. Напирающие друг на друга ряды заполняют центральный проход. Толпу с трудом сдерживают стражники. Раздаются ружейные выстрелы, звучит мерный конский топот.
Шамиль встает и переходит к краю рампады.
На красиво убранных лошадях въезжают десять наибов и мюридов, в их числе Гассан и Юнус. У первого наиба в левой руке – оборванное шелковое знамя с ликом Христа при георгиевских лентах, у второго и третьего – обрывки обгорелых военных знамен на древках с бронзовыми двуглавыми николаевскими орлами; у четвертого на казачьей пике вдеты русские ордена и парадный гренадерский кивер, воткнутый на острие. Всадники спешиваются, бросая поводья страже.
Нарастающая волна шума, музыки и выстрелов. Из своего домика на сцене появляется Баху-Меседу в сопровождении пожилой горянки.
Шамиль жестом останавливает шум.
Шамиль, обернувшись к мечети, подымает руки ладонями вверх и, зажмурив глаза, шепчет молитву, затем обтирает лицо руками, спуская их по бороде и соединяя одну с другою.
И на сцене, и на манеже все, кроме стражи, следуют его примеру.
Шамиль подает знак Гассану. Тот кланяется и уходит в центральный проход.
Шамиль подает знак Юнусу.
Юнус оборачивается к конникам, с которыми приехал. Те вскакивают в седла. Народ раздается в стороны, освобождая место. Отряд строго и намеренно медленно уезжает в сторону конюшни.
Стража на сцене выносит походный стул из камыша и подушки. Шамиль садится. Наибы занимают места на площадке.
Всплеск музыки.
Со стороны конюшни в центральный проход мчатся один за другим всадники, показывая мастерство джигитовки. Их количество кажется нескончаемым (пронесясь через манеж, всадники по круговому фойе доезжают до форганга и вновь оказываются на манеже). Джигиты вертятся вокруг корпуса несущихся карьером лошадей, бросают и ловят папахи, стреляют в предметы, которые подбрасывает толпа, выхватив шашки, рубят воткнутые на их пути жерди.
Из центрального прохода появляется Гассан. Глядя на Шамиля, кланяется. Шамиль поднимает руку.
Обрывается музыка.
Замирают кони.
Ш а м и л ь (к Гассану). Гассан, я буду говорить с ней здесь!..
Гассан исчезает в центральном проходе.
Юнус, спрыгнув с коня, поднимается к Шамилю.
Манеж освобождают от лошадей, отводя их к барьеру и на конюшню.
Все, подавшись к центральному проходу, ждут.
Оттуда, сопровождаемая Гассаном, выезжает горская арба, запряженная волами и наглухо прикрытая ковром. Доехав до центра манежа и развернувшись, арба останавливается. Гассан с помощью возчика раздвигает ковры. Из арбы выскакивают дети князя Чавчавадзе, вслед за которыми с подчеркнутой величавостью выходит княгиня. На ней грузинская шубка из малинового бархата, отороченная соболями. На голове пестрый бумажный платок, лицо ее покрыто кисейной вуалью.
Г а с с а н (княгине). Великий имам Шамиль…
Шамиль поднимается. С радостной улыбкой оборачивается к Баху-Меседу. Затем, поддерживаемый Юнусом, спускается по ступеням вниз. По его знаку Гас-сан поднимает сына княгини и передает Юнусу.
Шамиль (принимает из рук Юнуса сына княгини). Почти таким же я отдал его… (К матери.) Теперь пришла пора: на сына выменяю сына!.. (В сторону княгини.) Жить будешь у меня хорошо, так что и птица тебя не увидит. (Пауза.) Ты и дети твои взяты мной с единственной целью… Пятнадцать лет назад твой царь отнял у меня сына… Я несколько раз просил возвратить мне его взамен пленных офицеров, но генералы говорят, что царь не соглашается… (С ударением, иронически, оглядывая окружающих.) Царь не соглашается… А-ха-ха… (Смеется.) Ты знатного рода… Напиши же своему царю… Пусть он вернет мне Джемал-Эддина!.. И я отправлю тебя к своим… А если не сделаешь так – то… (Делает вид, что выхватывает кинжал и замахивается им в сторону сына княгини.)
К н я г и н я. А-а-а!.. (Всплескивает руками, закрывает глаза рукой, отшатывается.)
Ш а м и л ь (с лукавой усмешкой). Не бойся, ханум!.. (Гладит мальчика по голове.) Мы не убиваем детей: такие подвиги я предоставляю царским генералам… (Обращаясь к княгине, серьезным тоном.) А ты напиши… Напиши своему царю, как я тебе говорил… Верни мне моего сына…
К н я г и н я (надменно). Шамиль! Не в моей власти вернуть тебе сына. (Откидывает вуаль.) Но я буду молиться всевышнему, чтобы всемилостивейший государь Николай Павлович по бесконечной доброте своей снизошел бы до твоего желания…
Легким наклонением головы Шамиль дает понять, что разговор окончен. Отворачивается от княгини и, опираясь на руку Юнуса, поднимается наверх.
Гассан жестом указывает на вход в сераль. Княгиня с детьми скрывается в зеленой аркаде.
Арба уезжает в центральный проход.
Проводив пленников, Гассан поднимается на сцену.
Ш а м и л ь (к матери, с довольной улыбкой). Скорей хочу вернуть Джемала-Эддина… Он должен заменить меня… Продолжить мое дело… (Опускается в кресло, берет чашу с кушаньем, начинает есть. К усевшийся у его ног матери.) Ну, Баху-Меседу (ласково хлопает ее по коленям), что у тебя?
Б а х у – М е с е д у. Я имею передать тебе просьбу чеченских обществ… (Вынимает бумагу.) Они изнемогли в неравной борьбе… Стада истреблены, сады запустели, аулы обнищали… Исчерпаны все силы… Выслушай же их просьбу!.. (Шамиль отставляет чашу с кушаньем.) Дозволь им прибегнуть к покорности русским. (Хочет передать бумагу.)
Движение среди наибов.
Шамиль встает, скользит взглядом по окружающим, затем застывает с неподвижным лицом.
Б а х у – М е с е д у. Выслушай чеченцев!.. Они изнурены непосильной войной!
Общее движение среди наибов, часть которых явно симпатизирует просьбе чеченцев.
Ш а м и л ь (резко). Давно ли здесь чеченцы?
Д а н и е л ь – Б е к (выпрямляясь). Шестой уже день!..
Ш а м и л ь (выпрямляясь). Созвать мюридов!.. Созвать народ!.. Позвать сюда чеченцев!..
У входа в зеленую аркаду начинают бить в набат (удары о медную штангу).
Шамиль быстрыми шагами скрывается в глубине мечети.
Резкое оживление среди присутствующих. Народ постепенно прибывает.
Баху-Меседу, стремясь объясниться с сыном, растерянно направляется следом за ним.
Говор и шум толпы. Возникают и распадаются кучки спорящих.
Ш а м и л ь (внезапно возвратившись). Жители Ведено!.. Я должен объявить вам страшную весть… Чеченцы, изменяя долгу правоверных, хотят покориться гяурам. (Среди части присутствующих – одобрительные возгласы.) Они не устыдились прислать выборных, которые, чувствуя гнусность своего намерения и не смея явиться ко мне, обратились к несчастной моей матери… Она, как слабая женщина, решилась ходатайствовать за безумных чеченцев… Ее настойчивость и безотчетная моя к ней любовь внушили мне смелость узнать волю любимца божия… Я просил пророка (жест вглубь мечети), чтобы он научил меня, как поступить с Чечней… Может быть, дозволить чеченцам покориться царю?!.. (Пауза.) Пророк удостоил меня ответом, но ответ его, как гром поразил меня… (Пауза.) Пророк ответил: «Дай сто жестоких ударов тому, кто первый выказал тебе постыдное намерение чеченцев». (Пауза; настороженность толпы.) Увы, этой первой была моя мать… И по воле пророка я должен дать ей сто ударов!..
Толпа немеет и застывает от неожиданности.
Ш а м и л ь (в пространство). Великий пророк!.. Да исполнится
правый суд твой в пример всем последователям Корана…
Движение испуга в толпе.
Баху-Меседу испускает жалобный вопль.
Шамиль, взяв плеть, хлещет мать по спине, громко отсчитывая три удара. При последнем Баху-Меседу лишается чувств и падает навзничь. Шамиль бросается к ногам матери.
В толпе раздаются крики о пощаде. Горянки, простирая руки, рыдают.
Ш а м и л ь (поднимаясь с просветленным лицом). Жители Ведено!.. Нарушить волю пророка невозможно… Поэтому остальные девяносто семь ударов я приму на себя… Приму их радостно, как счастливое искупление постыдной просьбы чеченцев. (Закинув голову и сверкнув глазами, разрывает свой бешмет и, обнажив плечи, грозно приказывает мюридам.) Бейте же!.. (Подзывает одного из мюридов, отдает ему свою плеть.)
Движение толпы. Резкие возгласы осуждения чеченцам.
Мюриды окружают Шамиля, берут нагайки.
Ш а м и л ь. Если пропустите хоть один удар – я заколю вас кинжалом!..
Все – и на сцене, и на манеже – отворачиваются, чтобы не видеть наказания.
По знаку Шамиля мюриды замахиваются нагайками.
По взмаху мюридов начинается музыка.
Общая вырубка освещения.
Три секунды переменный мигающий свет, после чего включается прежнее освещение.
Заканчивается оркестровый фрагмент.
П е р в ы й м ю р и д (нанося удар Шамилю, очень четко отчеканивает). Девяносто семь!..
Ш а м и л ь (в разорванной одежде, но совершенно спокойный, обращается к ошеломленному народу). Где эти злодеи? Где эти отступники, из-за которых мать моя потерпела позорное наказание?.. (Обнимая
Баху-Меседу.) Где чеченцы?.. (Оглядывает толпу, будто бы не замечая притаившихся чеченцев.) Где же они?!..
Резкое возмущение толпы. В едином порыве толпа как бы «выбрасывает» из своей среды делегатов чеченского народа.
Несчастные, видя, насколько сильно восстановлена против них толпа, в страхе падают на колени.
Ш а м и л ь (к Юнусу). Подыми выборных чеченского народа!.. Им не подобает стоять на коленях…
Юнус сбегает вниз и подымает изумленных чеченцев, ставит их на ноги.
Ш а м и л ь (продолжает). Возвратитесь к народу вашему!.. И в ответ на безрассудную его просьбу – перескажите все, что здесь было… (Движение в толпе; упреки и угрозы по адресу чеченцев; предложение немедленно идти на помощь.) Послушайте меня: не верьте царским генералам!.. Они ласкают вас сегодня… Но как вы будете раскаиваться, когда генералы начнут вертеть жернова на ваших головах, предпишут вам свои законы и заставят заплатить за все потерянное ими в течение двадцати лет моей войны… Обороняйтесь же!.. Обороняйтесь последними силами последнего горца!..
Шумное одобрение. Возгласы, призывы к помощи Чечне. Приветственные клики в честь Шамиля. Народ выдергивает из земли флажки и воинственно потрясает ими в воздухе.
Ш а м и л ь (делает знак, что будет говорить. Все стихает, к чеченцам). Ступайте же!.. И не наступит еще новолуние, когда с Кораном и шашкой, – во главе моих войск (жест в сторону толпы), я приду к вам и поведу вас вперед против царя!..
В оркестре звучит героическая тема Шамиля.
Горцы и на манеже, и на сцене кричат, одобряя своего имама.
Всадники вскакивают в седла. Все, и конные, и пешие, потрясая вырванными на ходу жердями с флажками и крича от возбуждения, покидают манеж через центральный и боковые проходы.
Замолкает оркестр.
Вырубка.
В темноте закрывается занавес сцены. За ним заряжается декорация следующей картины.
Со стороны левой площадки горнист играет несколько резких тактов военной зори.
Площадка ярко высвечивается.
Левая выносная площадка
На площадке в полной парадной форме стоит лицом к манежу генерал-адъютант Генерального штаба. Сбоку – адъютант генерала.
А д ъ ю т а н т (держа в правой руке синюю шелковую папку с тисненным орлом, раздельно рапортует, как на военном докладе). Следующая бумага – входящий номер восемь ноль девять… дробь сорок два… Запрос штаба главнокомандующего Кавказскою армией… в отношении… обмена пленной княгини Чавчавадзе и ее детей… (Опускает папку в ожидании распоряжения.)
Г е н е р а л. Ага?.. Давайте…
А д ъ ю т а н т (раскрывает папку, читает раздельно, как на докладе). В связи с верноподданническим ходатайством… флигель-адъютанта Его Императорского Величества… полковника князя Чавчавадзе… и сестры его… светлейшей княгини Дадиани…об отправке к Шамилю сына его… в обмен на пленную княгиню Чавчавадзе с детьми… (повышая голос) и в связи и намечающимся… положительным разрешением данного ходатайства…. (Сухо, весьма официально.) Наместник Его Величества на Кавказе… главнокомандующий Кавказскою армией… запрашивает… не представляется ли опасным в политическом смысле возвращение сына Шамиля на родину… то есть, не будет ли таким образом укреплено и усилено положение Шамиля? (Опускает папку, по которой он читал запрос.)
Г е н е р а л (который в течение предшествовавшего доклада напряженно слушал с весьма сосредоточенным видом, прикладывая руку к уху и временами одобрительно кивая головой, делает некоторую паузу, как бы раздумывая). Ага… Ага… (Внезапно в отчаянии, разводя руками.) Я ничего не понял…
А д ъ ю т а н т (снова раскрывает папку, намереваясь вторично прочесть бумагу). Я сейчас еще раз зачту вашему превосходительству…
Г е н е р а л (еще более раздражаясь). Нет, ничего не понимаю… (Отрицательно машет рукой, с плаксивой интонацией отчаяния.) Ничего не понимаю!
А д ъ ю т а н т. Позвольте, ваше превосходительство, изложить вам дело своими словами?
Г е н е р а л (обрадованно). А? Да, да, да, – давайте!..
А д ъ ю т а н т. Видите ли, ваше превосходительство, Его Императорское Величество Государь Император, как вы изволите помнить, дает свое согласие возвратить Шамилю его сына в обмен на пленную княгиню Чавчавадзе и ее детей… (Генерал с радостным одобрением начинает кивать головой.) Так вот главнокомандующий Кавказскою армией беспокоится и запрашивает, не представляется ли опасным в политическом смысле возвращение сына Шамиля на родину… Главнокомандующий беспокоится, не будет ли таким образом укреплено и усилено положение Шамиля?
Г е н е р а л (слушает, раздумывает, одобрительно кивает головой). Ага… Ага… Ага… (Внезапно разражается громким раскатистым смехом, который начинает душить его, так что он не может ничего говорить и, захлебываясь от смеха, колеблющегося между басом и тонкой фистулой с присвистом, только машет в отчаянии рукой.) А-ха-ха-ха-ха… А-ха-ха-ха-ха… О-хо-хо-хо-хо… О-хо-хо-хо-хо… Ну и чудак же этот главнокомандующий… (Снова захлеб от смеха; та же игра; адъютант стоит навытяжку
О проекте
О подписке
Другие проекты